О сложных отношениях

Перед глазами всё ещё стояла тёмно-бурая пелена, ресницы, длинные, тонкие, светлые, теперь почернели и слиплись. Каждая попытка открыть глаза теперь была болезненной, казалось, словно веки то ли старательно зашили, оставив лишь узенькую щёлочку для подглядывания, то ли склеили, не пожалев тёмного густого клея на столь мерзопакостную поделку. Да и свет нещадно бил по глазам, зрачки не успевали сузиться прежде чем он снова закрывал глаза: так было лучше, спокойнее, почти что уютнее. Смотреть не хотелось, да и не на что было: перед глазами всё было серое, мутное, мрачное, сколько ни смотри - ничего нового не увидишь. Единственным, что отвлекало от этой дурноты и дремоты, было противное ощущение где-то между плечами и лопатками: всё ныло, тянуло и немного жгло, словно от тяжеленного рюкзака, который пришлось часами тащить на себе без права поправить его, снять и размять затёкшие плечи. Однако, рюкзака не было. Плечи затекали от длительного сидения на стуле, периодически сменяемого бессознательным состоянием, во время которого от падения на пол с того самого стула спасало лишь то, что руки были связаны не просто за спиной, а за спинкой стула, достаточно тяжелого и устойчивого, чтобы не перевернуться под весом бессознательного тела. Ещё каких-то пару часов назад из небытия его так же выводило дикое желание пошевелить руками, хотя бы немножко, но теперь его не было. Руки на уровне запястий давно по ощущениям превратились в комок жара, не очень плотный, чуть расползающийся вверх, до средины предплечья, но уж никак не ниже: всё, что ниже запястья, уже давно не ощущалось, пальцы не слушались, да и он больше не был даже уверен, были ли эти пальцы на месте.