Почему я нуждаюсь в тебе, даже зная, что будет больно?
Даже зная, что сердце хрупкое будет разбито?
Я всё равно тянусь к этой непроглядной тьме в твоих глазах,
Что непреодолимо манит меня.
Не это ли называется человеческой глупостью?
***
Тогда.
Каблуки Ким отстукивают привычный чёткий ритм. В уши вставлены наушники, но… В них не играет музыка. А знаете почему? Джен намного интересней слушать сплетни о себе, чем какую-то сопливую песенку из дорамки. Разговоры в университете куда заманчивей. — Я тебе говорю, что всё так и было! Они точно расстались! — восклицает Пак Джуён так, словно сама всё видела, а не услышала это от друзей, а те от знакомых. — Да она перебесится и всё равно к нему прибежит, как миленкая сучка, — недовольно цокает языком Сон Минджу, рассматривая себя в зеркальце, оценивая новую помаду, что делала её губы ещё больше, чем они есть, от чего казалось, что она их накачала. Но данный эффект ей почему-то очень нравился. — Клянусь, это точно было в последний раз. Мне вчера Суён всё рассказала. Она и была-то свидетелем того представления, — шикает, жалея, что вчера отказалась пойти и увидеть зрелище своими глазами. — Ну? Рассказывай, — Минджу ждёт, когда подруга-сплетница начнёт её шокировать, хоть и не особо показывает вида, что ей интересно узнать, что же там произошло. — Не знаю, как она туда попала, но зрелище было ещё то. Она застала его, когда он сосался с какой-то девкой в тёмной комнате, а пото-о-ом… Ким выплеснула коктейль на лицо Ли, а после разбила бутылку об его голову! — оживленно говорила Пак, размахивая руками для пущего эффекта, чтобы максимально сильно впечатлить особу, которая стояла напротив неё и внимала каждому её слову. Этого от Пак Джуён не скрыть. — Да ты что? А он что? — спрашивает, вылупив глаза и забыв напрочь про своё прекрасное — по её мнению. — отражение в зеркале. — А он… — она оглядывается по сторонам, а после, набрав в лёгкие побольше воздуха, выдаёт: — Ударил её! — полушёпот всё равно слышат многие, в том числе и Дженни, что готова сама ударить темноволосую бестию. Злость так и кипит в крови. Тяжело втягивая воздух через нос, она старается удержать ухмылку стервы, что рвётся наружу. Нельзя показывать им то, чего они желают. «Что ж, девочки, Суён — хреновый информатор», — думает Ким, пытаясь из-за всех сил не подойти и треснуть этих мерзких сучек. А что будет через три дня? Через неделю в конце-концов? Выяснится, что Джен — убийца и расчленила труп своего бывшего парня, что целовался с кем-то в каком-то тёмном уголке? Или Ли не вмажет ей, а ударит башкой об стенку или изнасилует? — Капец! — удивленно пищит Джу. — Ужас какой! Такое и врагу и не пожелаешь, — неожиданно проговаривает и даже не задумывается особо над словами. Над чувствами подруги. — Эй! — недобро вскрикивает Пак после слов подруги. — Тебе её что..? Жаль? Она сама виновата! Ты ведь помнишь начало этого учебного года? Вспомни, какой она жирной была. А ещё эта надменная улыбка после того, как она начала встречаться с ним. До сих пор понять не могу, что же он в ней такого нашёл? — на губах остаются так и не сказанные слова «чего нет во мне?», от чего сердце так и хочет рухнуть куда-то вниз, словно в пропасть. Хочет пропасть с лица земли, как и его хозяйка, когда та узнала о том, что они встречаются. А сейчас… Сердечко быстро-быстро бьётся, а сама Джуён лелеет надежду, что у неё с ним всё может получиться, что в этот раз он выберет её. Но так ли это? — Мы обе знаем, что... — недовольно шипит, направляя оценивающий взгляд на Дженни. — Наверное, именно так ей и удалось похудеть, — подруги заливаются смехом, пока та, что они обсуждают, держит себя еле-еле в руках, чтобы не вырвать им обоим волосы и желательно языки. — Смотри, как вырядилась. Походу, снова его будет пытаться завоевать, — выпаливает усмехаясь. — Всё очевидно. Будет шоу! Тут даже телефон открывать не надо будет! — Хм… Может и будет. Она ведь без него никто! — гадко выплёвывает слова Сон. Глаза девушки бегают из стороны в сторону, ища жертву, что поможет ей устроить шоу прямо в коридоре универа. Кошачий взгляд останавливает на широких мускулистых плечах, обтянутые чёрной водолазкой. Прямая спина, аккуратно уложенные волосы. Идеально. Почему она раньше не обратила внимание на эту интересную (хотя бы со спины) фигуру? Взяв себя в руки, Джен идёт прямо к своей соблазнительной цели. Подходит ближе и снимает наушники, чувствуя приятный аромат дорого парфюма. Впечатляюще. Рука касается плеча, от чего парень поворачивается и тут же девушка тонет в этих глубоких серых глаз. Такие редкость встретить в Корее. Да и в принципе в Азии. — Подыграй мне, пожалуйста. Бровь поднимается вверх, выдавая озадаченность. Но к счастью Ким, он не сопротивляется. Молчание — знак согласия, да? Будем считать, что именно так. — Просто сделай вид, что мы очень хорошие друзья, — заявляет довольно смело она, не колеблясь и не сомневаясь ни на миг. — Кого пытаешь удивить? — на губах появляется ухмылка, от чего он становится похожим на плохого парня из различных романов. Своего рода «бэд бой» в реальности. — Двух прекрасных особ, — низких смех заставляет замереть на месте темноволосую с лёгкой улыбкой на губах. Искренний смех отталкивается от стен коридора и эхом звенит в ушах девушки. — По-моему я знаю для кого устроено это шоу, — он смотрит за спину, ни капли не удивляясь. — Как выглядят их лица? — О-о, это не описать. Но думаю, тебе бы понравилось. — Что ж, тогда пора заканчивать наш маленький спектакль, — поднимаясь на носочки, Ким целует щёку, а после край уголка губ парня и тихо шепчет на ухо: — Спасибо. Что же может быть интересней, чем романтическая драма в стенах университета?***
Сейчас.
Лучик солнца пробрался в комнату и начал нежно щекотать нос и щеки тайки. За окном привычно чирикали птички, общаясь друг с дружкой; где-то за закрытой дверью слышались голоса родителей, что вместе готовили завтрак. Но всё это было лишь фоновым звуком, что не привлекал ни капли внимания девушки, у которой была «прекрасная» бессонная ночь. И причина была не в привычной для неё учёбе, что занимала всё её время. Нет. Причина крылась в человеке, и этим человеком являлся никто иной, как сам Чон Чонгук, известный под прозвищем «бабник» (хотя, Манобан готова называть его учителем и сонсэннимом), который теперь учил её… Может быть жизни..? Или же по-настоящему жить? До сих пор девушке не понятен ход своих мыслей и действий (и его, кстати, тоже), что она тщательно анализирует каждый день, пытаясь найти какую-либо ошибку. Да вот только без толку. Попытки понять что-либо, и если это «что-либо» касалось Чона, никогда не увенчались успехом. Давно забитая доверху мусорка с измятыми бумажками, на которых красовался аккуратный и правильный почерк Лисы, была мягко говоря в шоке. Да, вы не ослышались. Лиса всегда всё делала максимально чётко, да так, что придраться ни к чему нельзя ведь всё по факту идеально. А тут… Куча листков, на которых Манобан пыталась: составить логическую цепочку событий, которые её ждут в дальнейшем на тренировках, также стараясь подготовить (во всех смыслах) себя к тому, что её ждёт; записать вопросы, что мучили её и найти к ним разумный ответ; и, наконец, попытаться перенести свои эмоции и чувства, что она испытала на листок, что оказалось бредовой идей после того, как Лиса стала это читать после написания. Бред, в общем (у меня, кстати говоря, так же, когда я начинаю читать, что настрочила в главе). Вид девушки, что не спала всю ночь, был довольно пугающим; привычное всем «гнездо на голове», но именно сегодня оно кажется ей более ужасным, чем в остальные дни, и ужаснейшие круги под глазами, что портили безэмоциональное личико Манобан. «Вчера мы завершили вторую тренировку», — девушка мысленно готова была себя похвалить, но. Ночью странные ощущения стали разъедать девушку изнутри, словно на кожу попала кислота, что теперь шипела с соответственным звуком и уничтожала кожный покров. То же самое происходило внутри: всё жгло, горело и шипело. Это ли называется моральной болью? Или же у этого чего-то есть название, которое девушка ни раз не слышала. Ведь понятие «моральная боль» — это чего не довелось испытать Лисе (или это мозг просто решил сыграть с ней злую шутку? И стереть то, что могло раз и навсегда сломать маленькую девчонку). Её не предавали школьные друзья, так как у неё была одна Джен, и та никогда не ставила под сомнение их дружбу. Она никогда не влюблялась в противоположный пол и не испытывала чувств к Чану. Это был лишь какой-то эксперимент. Попытка ощутить то, чего раньше чувствовала: бабочки в животе после первого поцелуя, просмотр фильма дома на диване с кучей поп-корна, прогулка по парку, обычное времяпровождение. Она хотела узнать, каково это состоять в отношениях, испытывать то, что необъяснимо наукой, но имеет место быть в человеческой натуре. Но после Чана стало ясно — как бы она не старалась, у неё не получалось даже выдавить из себя искренних эмоций и чувств, которые просто-напросто отсутствовали. И явно не собирались в ней появляться. Ступни касаются холодного пола, от чего слегка бегут мурашки по коже. Ноги сами идут в направлении двери, а после, как расстояние до неё было преодолено, рука легко опускается на ручку двери и нажимает, опуская её вниз. — Доченька, утречка! — весело помахал отец Лисе, когда выходил из ванной комнаты. — Ага… — буркнула она, проходя мимо и не даря отцу взаимную улыбку, что было неожиданно. Если раньше девушка хоть как-то пыталась выдавить из себя подобие улыбки, чтобы не расстраивать отца, ведь он вычитал о такой болезни, как алексимития — неспособность выражать свои переживания и распознавать чужие (от греческого a-lexis-thymos, то есть «нет слов для чувств»). Это привело к тому, что он начал долго и упорно пытаться отвести дочь в больницу, от чего она категорически отказывалась, ведь шла неделя экзаменов. Какие походы в больницу вообще могут быть? И чтобы хоть как-то успокоить отца после прочитанного, Лиса стала пытаться изображать что-то похожее на улыбку, хоть и получалось плохо. Это немного успокоило Манобана старшего, так что ситуация была быстро стёрта из памяти родителей. — Доченька, это моя щётка… — в дверном проёме появляется головешка отца, который тщательно наблюдал за всеми действиями Лисы. — Лиса, это же мой лосьон, — произнесла мама, скептически подняв бровь, не понимая почему в одной руке у дочери щётка мужа в другой её лосьон.***
— Что же случилось? — отец смотрел на девушку, что ела, находясь в какой-то прострации. — Она с утра уже такая сосредоточенная! — удивился, думая, что мысли её заняты учебой или же хотя бы какими-то глобальными вопросами человечества, которые стоит как можно скорее решить. — Или же она залипла… — У неё недосып, — сделала вывод Манобан, проходя мимо мужа, что до сих пор стоял и наблюдал за дочерью, нервно поправляя очки. Ещё вчера, поднимаясь по лестнице, она заметила свет в комнате Лисы, что выходил в коридор через незакрытую дверь. Тогда уже было около часа ночи. И сегодняшние круги под глазами говорили матери о том, что дочь не уснула в горе учебников со включённым светом. Нет. Она точно не спала. — Раньше не было такого, чтобы она всю ночь проводила за учебниками, — выдал мужчина, волнуясь за свою девочку. — Ну, всякое бывает, — немного безразлично говорит она. Вот от кого Лисе досталась эта без эмоциональность. А может и безразличие к тем или иным ситуациям. — Всякое? — нервно воскликнул мужчина. — Неужели это всё из-за того парнишки, что недавно заходил к нам? — хватая жену за плечо, спрашивает он, строя предположения в голове, чем они могли заниматься в комнате девушке. Слишком тихо у них тогда было. Сколько мимо раз он не проходил мимо комнаты Лалисы, ничего подозрительного не слышал. Да и паренёк потом быстро убежал, словно что-то постыдное сделал. — Кажется, они уже расстались, — выдала мужу новую информацию она. — Прекращай уже эту бессмысленную слежку и иди сюда, — спокойно говорила женщина, но муж уже чувствовал одним местом, что Манобан начала раздражаться, хоть и подавала особо вида. — Пойми, у детей сейчас сложный период в жизни. Женщина задумывается на пару секунд о своей молодости и переходном возрасте, делая в голове пометки о том, что дочь немного эмоциональней, чем возможно бы хотелось ей, но ничего не поделать. Гены отца смешались с генами матери; пусть она и похоже на мужа, но характер у неё такой же, как у мамы. И Манобан давно заметила, что дочь совсем не интересуют парни. В плане отношений. В голове Манобан старшей ни раз не возникла мысль о том, что с её дочерью что-то не так — ни в коем случае. Дочь ей всегда казалась более чем идеальной ведь, несмотря на свой юный возраст, она могла самостоятельно решить возникший у неё с кем-то конфликт, что уж говорить о её учебе в школе и университете. Лалиса Манобан всегда была примером для учеников и прекрасной дочерью для родителей. Это единственный образ, который ей подошёл. — А у нас сейчас наступило время стирки, — тихо пробубнила себе под нос та, идя по коридору тихими шагами. — А! Точно! Думаю, она всё ж усердно училась всю ночь! — воодушевлённо воскликнул отец, поворачивая голову в сторону удаляющейся женской спины, которая резко останавливается, не выдерживая того, как тот расхваливает свою дочь. Особенно так эмоционально. — Оставь ребёнка в покое! — произносит она, подойдя максимально близко к мужу и схватив её за запястье. Тянет его в свою сторону, чтобы он, наконец, перестал смотреть на дочь, хоть та даже внимание на это не обращает уж слишком зациклена на своих мыслях, что мучают её со вчерашнего дня; по версии папы же — на учебе.***
Солнце впервые за долгое время появилось на небе, отдавая своё тепло людям. В воздухе стоит влажность и духота, а на тротуаре остались небольшие лужицы после вчерашнего мелкого дождика. Легкий ветерок подхватывает волосы и красиво развевает их. Лепестки отцветающей сакуры летят по воздуху в дальнее путешествие по миру. — Ха-ха, смотри у меня ящерица! — восклицает мальчик в ярко-красной кепке, проносясь мимо Манобан, у которой в голове всё крутится в голове: «Мною было принято решение об упразднении прежних прав и установлении новых», — слова набатом бьют в висках, от чего те начинают ещё сильнее болеть. Недавно принятое обезболивающее никак не хотело действовать, из-за чего хотелось биться головой об стенку. Голова разрывается от мыслей и событий вчерашнего дня, а головная боль всё больше усугубляет ситуацию. «Я не возражаю против решительных мер. Также с этого момента я не возражаю против решительных мер. Поэтому вместо «постепенного привыкания» мы переходим к ускоренному обучению». «Даже если меня будет мучить бессонница, мы будем придерживаться ускоренного курса». В голове проносятся картинки вчерашнего дня: прикосновения, поцелуи, вздохи, чужие губы и руки. «Можно рассчитывать только на себя. Тем более, я всё думала об этой ситуации...» — Лиса не выдерживает и всё же останавливается посреди тротуара, закрывая лицо руками. Чёртова память. Подкидывает нам то, что сейчас нам не нужно. — Отдай! — восклицает второй мальчик. — Нет! Она моя! — кричит в ответ ему, натягивая покрепче на голову кепке и срываясь с места, чтобы его не поймали и не отобрали ящерку. Но Лиса не смотрит на детей, она до сих пор держит ладони у красного, как помидор, лица, видя перед глазами снова ту развратную картинку, что воспроизводила всю ночь; будто смотрит фильм, но тот, как назло, останавливается из-за плохого интернета, и на экране начинают бегать маленькие шарики, образуя небольшой кружок посредине экрана ноутбука. Отматываешь назад и снова смотришь. Но вот опять фильм останавливается на том самом месте, где недавно оно остановилось. Рука Гука скользит по спине, вызывая мурашки. После переходит на поясницу, а от неё к животу. А потом медленно поднимается всё выше, выше и выше, настигая женскую грудь рукой. Зрачки девушки расширяются, а сама она продолжает сидеть на полу, прижатая к стеллажу, чувствуя, что не может ни одной своей конечностью управлять. Все какие-либо попытки включить мозг и заставить его работать, — чтобы, наконец, он понял, что надо собирать вещички и валить, а не растекаться здесь, как сливочное масло из-за прикосновений, — не увенчались успехом, ведь всё накрылось медным тазом, после одного нежного прикосновения пальцев парня. Из горла вырвался протяжный стон, отчего глаза Лисы стали, как монетки, большими. Она быстро закрывает рот обеими руками, чтобы Чонгук не услышал ещё раз такие непристойные звуки, что издаёт Лиса, которая проклинает себя за эту пошлость. «Успокойся! Всё не так уж и плохо! Спокойствие! Следуем плану!» — прикладывая ладонь к сердцу и делая медленные вдохи и выдохи, пытается себя успокоить Лалиса. Да не особо помогает. В общем, как и всегда. «Я не собираюсь останавливаться на достигнутом! Я обязательно… Завершу своё обучение!» — сжав ладонь в кулачок, она решительно идёт по тротуару, направляясь в университет. Прямо к Чону, чтобы поскорее закончить этот цирк.***
— До встречи! — крикнул вдогонку однокурсник, счастливо махая парню рукой, что даже не удосужился повернуться к нему лицом. — Пока, — безэмоционально отвечает Чон, махнув рукой ему на прощанье. Открывает без труда дверь и быстро находит табличку «Искусство 8.2», что навсегда отпечатается в его памяти. — О! Лисочка… — последующие слова остаются на губах. Он так и не произносит их, потому что видит Лису. Спящую. Время застыло, как и всё в этом помещении. Солнечные лучи проходили через прозрачные стёкла, падая на лицо девушки, которая периодически жмурилась, хмурила брови и морщила носик во сне от света, что доставлял её какой-то дискомфорт. Она мирно сопит. Грудь поднимается вверх-вниз; вдох-выдох. Руки сложены, на них мирно покоится голова. Рядом лежат различные учебники и тетради, возле которых беспорядочно валялись карандаши. Где-то под столом лежит колпачок от чёрной ручки. Тяжёлый вздох Чона проносится эхом. Он неловко чешет затылок и присаживается на стул рядом. Смотрит, не отрывая взгляда и не моргая, словно завороженный чертами лица девушки. Беспорядок. Не похоже на Манобан. Ведь у неё всегда всё лежит на своих местах. Даже в голове. Но не в этот раз. Будто в голову кто-то влез и раскидал намеренно все вещи, завидуя чужому умиротворению и спокойствию. То же самое происходит в голове Гука. Там хоть и не было вечного порядка, но какие-то его очертания присутствовали, а сейчас же… Там точно не творческий беспорядок, там лютый погром. Будто после землетрясения. И главное, всё невозможно поставить на место. Ведь уже что-то сломано, и это не восстановить… …Принципы, например. Чон придвигает стул ближе, наклоняется и принимает такую же позу, что и темноволосая. Она снова морщит носик из-за солнечных лучей, от чего у Гука на губах появляется легкая улыбка. Он поднимает руку, и на лицо Лисы ложится тень от его ладони. Её лицо принимает прежний расслабленный вид. Об этом всё равно никто, кроме него, не будет знать… …Что обычную легкую улыбку может вызвать она. Не какую-то ухмылку, как у злодея в мультике, что придумал как разрушить любовь главных героев, а простую улыбку. Беззаботную.***
Глаза с большим трудом открываются, словно в замедленной съёмке, где на лицо падают привычные солнечные лучи и кружится пыль. — О! — слышится смутно знакомый голос, но узнать не возможно, ведь ощущения такие, будто она находится под толщей воды. Взгляд темных глаз встречается с такими же чёрными, как у неё, только вот в глазах напротив — тьма, всепоглощающая, в которой пляшут демоны. — Утречка, Лисёнок! Чон сидит в привычной ему позе: закинув ногу на ногу и держа в руке навороченный телефон, листая ленту новостей в соц-сетях. На лице играет до жути пугающая и одновременно довольная ухмылка. Волосы растрёпаны, но на удивление, смотрится это эстетично и даже красиво. Почему-то в это момент у Лалисы про мелькает перед глазами картина сегодняшнего утра. Тогда её волосы были растрёпаны, но это ни хрена не выглядело красиво и в конце-концов, эстетично. В какой-то степени она даже ему позавидовала, ведь сейчас она выглядит не очень. Стоп… Когда это её стал интересовать собственный внешний вид? — Прошу прощения, я немного задремала, — сонно произносит она, потирая веки аккуратными пальчиками. — Долго ты меня ждёшь? — Минут тридцать. — Мне очень жаль, — как обычно, проговаривает она. — Твоё спящее личико было очень милым, поэтому ты прощена, — легко произносит Гук, а внутри себя повторяя, что это лишь флирт. Лёгкий флирт, а не горькая правда, что пожирает изнутри, съедая все его органы, в том числе и сердце. — Я поняла, — коротко, ясно, чётко. Вот и весь ответ. Стул медленно скользит по полу, при этом не издавая никаких неприятных звуков, когда Лиса подымается со своего места, готовая уже ко всему, чему можно. — Что ж… Сегодня тоже я полагаюсь на тебя, — она сложила руки и слегка поклонилась, а после направила свой взгляд на парня, ожидая каких-либо действий. Чонгук подпёр голову рукой, меняясь в лице; с лица сползла ухмылка, глаза потеряли свой манящий тёмный цвет, превратившись в бесцветные, словно он увидел картину наполненной до краёв горькой, оставляющей неприятный вкус на языке, болью. Взгляд блуждал по лицу Манобан, отмечая про себя что-то: то растрёпанные волосы, то губы, крепко сжатые в тонкую белую линию, то отчётливые мешки под глазами. — Что-то не так? — спросила она после затянувшегося молчания, которое было пропитано напряжением. — М-м… Да нет, — произнёс он, понимая, что Лалиса ждёт ответ. Упираясь руками в стол, он поднялся с насиженного места, подходя к девушке, очень медленно и тщательно сканируя её изменения в поведении с уменьшением расстояния между ними. Поднимает руки и аккуратно касается её лица, чётко слыша тяжёлое дыхание Лисы. От еле-еле осязаемого, но для неё, как ток, пронзающий её насквозь, прикосновения, она сжимает веки, от чего внутреннее глазное яблоко кричит от боли. Лицо Чона продолжает быть серьёзным, тем самым ещё больше пугает Манобан, которая даже не представляет, что творится у него в голове. Ведь только сейчас к нему пришло какое-то, но осознание ситуации. Осознание того, что он сделал. Это чертово ощущение заполняет всё тело, из чего появляется вина за всё, что он с ней делал. Прекрасно зная, в каком состоянии она находится после их тренировок. Он был словно слепым котёнком, которого тыкали в миску с молоком, а открыв глаза, он понял, что всё это время это было не молоко, а вода, в которой его не раз пытались утопить, но, вот только смелости не хватало. Всё это время у него не было ни глаз, ни ушей, словно у глухонемого, но — о, чудо! — теперь он видит и слышит. Только не то, что хотелось бы. Он снова хочет стать слепым, чтобы не видеть испуганных глаз. Он хочет снова стать глухим, чтобы не слышать тяжёлого дыхания, из-за которого она задыхается. — Слушай, Лисёнок, может, нам лучше всё прекратить? — он убирает ладонь, возвращая её в карманы брюк, где сжимает её в кулак до неприятного хруста. Ресницы Манобан порхают, как крылья бабочки, когда она распахивает глаза. Уголок губ быстро дёргается вверх и с такой же скоростью опускается вниз. Ведь Чон всё ясно видит; она открыла глаза после того, как он убрал руку, и её стало легче дышать, ведь он прямо сейчас отступает на несколько шагов назад. — Почему? — задаёт она очевидный вопрос, пытаясь сдержать удивление, которое рвётся наружу. Нельзя показывать, что это вызывает у неё что-то, что нельзя сдержать и побороть. А ведь он всё видел: как расширились глаза, а губы приоткрылись, чтобы что-то сказать, но так и остались лишь на устах неслышным никому звуком. — Вчера ты решила изменить правила и перейти к «ускоренному обучению», но… — он запинается, но всё-таки озвучивает то, что видит сейчас своими очами. — Посмотри на себя, ты в ужасно состоянии, — впервые лицо Чона тонет в какой-то неизвестной для Манобан печали. — Вдруг ты потеряешь сознание из-за недосыпа и большой нагрузки на твою психику. Что это? Забота? Нет, Гуку и в помине не было знакомо значение данного слова. Ему (не)безразлична ясно мыслящая Лалиса Манобан. Абсолютно точно. — Всё в порядке… — в очередной раз врёт она, думая, что когда-нибудь ей самой придётся поверить в свою сладкую ложь. — Мы следуем установленному плану действий. И, согласно моим подсчётам, уже через два занятия мы сможем закончить обучение, — Лиса вспоминает вчерашнюю ночь: то, как она усердно высчитывала, насколько они сдвинулись и сколько осталось, то, как в очередной раз сминала листок, понимая, что все расчёты пошли неправильно из-за одной ошибки. И вот к чему она пришла… (прим. автора: авхва, господи, мне сейчас самой смешно. Лиса сейчас дала нам ясно понять, что через 2-4 главы вся нервотрёпка, которую устроила рина, закончится. Потренируется она и всё. Капут. Так Лиса сказала. Не я.) — Два? Занятия? — он усмехается, не веря, что Лиса действительно думает, что ей достаточно всего лишь двух занятий. По крайней мере, ему этого критически мало двух занятий. — Да, — в дополнение она утвердительно качает головой, убеждая в этом и себя. Её расчёты не могут быть неверны. Тяжёлый вздох эхом отбивается от стен. В комнате стоит напряжение, которое усиливается с каждой минутой из-за долгого молчания. Оба думают о чём-то своём, но объединяет их мысли одно — человек, что стоит напротив. Этот человек даёт тебе пищу для размышлений и заставляет задуматься: «А правильно ли ты живёшь? Нужно ли жить на полную катушку или вести тихий образ жизни? Быть плохим или хорошим?» Каждый из нас играет какую-либо роль в жизни другого человека; влияет на его жизнь. И тот человек, что стоит напротив и смотрит на тебя, — он сыграет не последнюю роль в твоей жизни. Манобан собирается с мыслями. Уверенно собираясь сказать ту речь, что отрепетировала, стоя возле зеркала, наблюдая и подбирая, какое выражение лица ей лучше подойдёт при разговоре с ним. Но в любом случае, то, что она сейчас скажет, будет слишком пошло, несмотря ни на что. — Вчера я усвоила урок, связанный с верхней частью тела. Сегодня же мы перейдём к нижней. Для начала «ласки», затем я бы хотела услышать подробное объяснение отдельной темы, — она сглатывает вязкую слюну, что скопилась во рту и всё-таки произносит то, что нужно. — «Введение внутрь». — Ну… — Чон неловко потирает шею. Такое от Манобан нечасто услышишь, а для него так вообще впервые. Кусает губу до крови, но приближается к ней, от чего Лиса вздрагивает. Рука ложится на лицо девушки, которое краснеет в считанные секунды. — Так значит, мы закончили с верхней частью, да? — на лице появляется хищная ухмылка и теперь перед Лисой тот самый Чонгук, который учит её половой жизни. — Да, — дрожащий голос выдаёт всю её нервозность, когда она запинается. — Какая жалость, — гадко, словно яд, выплёвывает он, явно говоря это с очередным сарказмом. — Но ты всё ещё не продвинулась ни на шаг. Из её уст вылетает неожиданный вздох. Это был удар под дых. Такого заявления она не была готова услышать. Ни раз её голове не зарождалась даже мысль о том, что она стоит и топчется на месте. Она всегда была с точностью уверена, что они двигаются очень даже в хорошем темпе, и она быстро привыкает к этому. Но теперь… Неужели это действительно так? Нет никакого прогресса? — Чт… Вовсе не… — слова комом застревают в горле, когда она хочет возразить, но не успевает. Ведь Чон воспользовался её заминкой и теперь убирает руку, говоря: — Что ж, я хотел тебя кое о чём попросить, — выдаёт он, чем ещё больше повергает шок девушку, которая из последних сил пытается скрыть все свои эмоции за маской безразличия. — До этого я следовал твоим желаниям, Лисёнок. Так что… Выслушаешь ли ты моё пожелание? Главное желание Чона влюбить в себя «Ясно мыслящую Лалису Манобан» в себя любыми способами. Это его цель. Желание, к которому он стремится. Так что, соответственно, ничего от того, что он скажет дальше, не стоит ждать чего-то хорошего. У него в голове чётко построенный план, которого он точно придерживается. И его желание — лишь часть всей этой каши, что они замутили, преследуя свои цели. То, что он сейчас скажет, точно будет для неё дикостью. Но она всё равно готова его выслушать. Почему? Это очередной вопрос, на который она должна будет найти ответ.