***
Странно было стоять с документами в этой галдящей толпе. Знакомились, толкались, кто-то хохотал. Ещё на моменте выдачи маленькой бумажки с номером специальности смущенная девочка сказала Серафиму, что он очень красивый. Спросила куда он поступает, сказала что учится на той же специальности и предложила помогать друг другу. Это было поначалу единственной причиной отдать свои трижды отсканированные бумажки злой тете в руки. Смотрела она косо, выглядывала из-под очков и, тяжело вздохнув, записала Серафима. – Вам с таким-то дипломом было бы лучше куда-нибудь, например, на юриспруденцию. Не хватает нам таких. Серафим смотрит со смесью неприязни и непонимания на женщину. Без слов отдает обгрызанную бумажку в руки и желает удачи. Это был первый и последний раз, когда Серафим видел эту девочку. Первого сентября не нашел ее, пусть и не должен был. Зато поступить и пообщаться с новыми людьми было в целом интересным и полезным занятием. Дало, может, сил.*
Пары тянулись нудно. С перебором нудно. Садились в самый конец, устраивали столовую, стенд-ап клуб, казино и все, что можно было устроить. И самое главное отличие от школы - преподаватель либо не видел, либо не обращал внимание. Потом обнаглели. Перестали ходить туда, где не отмечают. И это было самым прекрасным решением. Приятнее было во время дождя заскочить в прокуренный подъезд, где дым тянулся туманом, чем сидеть засыпать на паре. Там с Глебом и познакомились. Хлебал в девять утра вишневый гараж, отчаянно всасывал в себя одноразку и смотрел с вызовом. – Хули ты сюда вперся? – агрессивно взмахнул своим гаражом. – Потеряйся в другом месте. На ступеньках Глеб красовался не сам. К девяти уже окосел, видимо. Когда Серафим в ответ начинал выступать - никто из его компании не поддержал его величество Глеба. Расступились, пустили Серафима к нему поближе. – А ты хули за подъезд вступаешься блять? За район может предъявишь? – поднялся ближе. На ту же ступеньку. Глеб распетушился, отдал кому-то дорогой душе а не кошельку гараж. – Сучара, так ты же... – Тоже с экономики. И чё? – угрожающе расправил плечи. А за сучару толкнул. Толкались на ступеньках. Хорошо, что никто никого не повалил вниз. Дружки не разнимали. Разбежались, оставив за лестницей несчастный гараж. Странно было потом общаться. Глеб шипел из-за разбитой губы, когда хлебал свою дешманскую слабоалкоголку. Придвинулся ближе. – Сорян. – проговорил слишком тихо, будто чтобы Серафим не слышал. Серафим в ответ кивнул. Сам извинился, шмыгая разбитым носом. – Глеб. – Серафим. Будем знакомы. – пересеклись взглядами. – Подожди, а ты из какой группы? – щурит глаза, пытаясь разобрать, почему не общались раньше. Глеб задумался. Серафим, конечно, сам вспоминал номер своей группы только по названию беседы. Для того и было там это название. – Вроде как "А". – жмёт плечами. Остатки содержимого стеклянной тары оказываются в Глебе. Серафим цыкает - он гордый второй. Бэшка. – Ты? – А я - нет. Выпили что-то. Вроде пиво. Невкусное было, но в хорошей компании, конечно, и хлорка творог. Или это про халяву? В любом случае, странная выходила дружба. Вдвоем на лекциях сидели - вдвоем с этих же лекций и сбегали. Потому что не отмечают и до ужаса неинтересно. Ненавидели разницу в группах - да почему ж так вышло, что один гордая Ашка, а второй - отстающая Бэшка.*
– Подожди. – Глеб на геймпаде жмёт куда-то. На экране загорается пауза. Как он это делал - Серафим не понимал, не успевал следить за движениями его пальцев. Сейчас Глебов геймпад оказывался в стороне. – Дурак блять, с тобой так даже играть не интересно. Дай покажу. Серафим хмыкнул. Думал, что играет не настолько плохо. Глеб аккуратно касался рук, показывал, как удобнее взять, как клацать. А потом поднял свои темнющие глаза, утопил в них и совершенно спокойно спросил: – Понял? На них свет клином сошёлся. Серафим не шевелился, боясь спугнуть. Джойстик оказался на кровати. Серафим рывком притянул Глеба, впиваясь в губы. Кусались, лизались, не переходя какой-то грани. Не пошло, но близко. Серафим думал, что вот это - значит родственная душа. Только ради него сдал сессию. Не знал как. На кофеине, адреналине и святом духе. Родители даже поближе к университету квартиру сняли за свои деньги. Жить на печальную стипендию было таким себе развлечением, конечно, но с Глебом и без того хорошо было. После нового года начали встречаться.***
– Обычная подростковая драма. – зажигалка у безликого щёлкнула уже поджигая Чапман. – Страдаешь который год из-за этой драмы? Серьёзно? – Кто ж тебя слушать учил. – Серафим в чужую пачку не лезет. А своей нет. На чужой кухне вообще трогать ничего не хочется. И задерживаться снова не хочется, уже хватило. – Да, подростковая драма. Иди нахуй в пизду вообще. Безликий хохотнул и доброжелательно протянул пачку. Серафим доброжелательно отказался. – Ну, будешь дальше? У каждого же своя драма была, чё там? – Ну так. Мы вообще случайно начали встречаться...***
Обледеневшая скамейка приглашала своим видом отморозить задницу. Глеб на них не любил моститься и мерзнуть. И в кафе не любил заходить. Дорого слишком. Ругал их, как мог, что себестоимость кофе рублей пятьдесят от силы, а не предлагаемые триста. Но и в падике тоже не горел желанием сидеть. Говорил, тоже холодно. Будто бы ходить по улице в застиранном пуховике было тепло. – Слуша-ай. – продолжал под руку тянуть по улице. Чуть ли не трясся, но упорно шел. Он хотел поговорить, но почему-то так и продолжал о чем-то молчать. – Серафимка. – всё-таки встал на месте. Серафим словил совершенно иной взгляд. А все равно тонул. – Давай встречаться. – Чё? – одарил в ответ агрессивно-потерянным. Глеб принимал любой возможный исход. Стоял молча, ждал ответа. Хоть какого-нибудь. – В смысле? – Блять, ну, в прямом. Давай. Хули нет-то? И хотелось сказать, мол, ну да, ты мне тоже нравишься. За ответ сошло поцеловаться среди улицы. И не холодно уже было. По крайней мере, не так, как было холодно до этого.*
Энтузиазм начал спадать. Действие литров кофе с декабря начинало угасать, становилось даже дышать тяжело. Как-то тесно. И пусто, будто весь воздух выпустили, оставляя стоять в каком-то пустом пространстве. Вакууме. Стоять на пороге своей съемной квартиры, жевать сладкий фильтр и думать, что же, блять, случилось. Пары без Глеба тянулись нудно. С ним не лучше. Он собирался вернуть себе стипендию, оттого зарабатывал "плюсики" за посещения. Единственная его возможность заработать эти самые плюсики. На экзамене такое бы не прокатило, за присутствие ничего не добавят. Дома взгляд был устремлён в монитор. Обещал сделать Глебу реферат. Глебу и себе реферат на историю России. Просил его отдохнуть, не пить на этот раз какую-то бурду в виде алкоголя с кофеином, концентрат гастрита. – А.. – в темноте погаснувшего от долгого бездействия монитора - красовалось ебало. Уставшее ебало, ненавидящее все это. Ненавидел. Ненавидел полтора года. Под чем двигался до этого - не понимает. Нажимает на пробел. – Нахуя.. Реферат с подписью "Глеб Викторов" был закончен. Остался один - "Серафим Сидорин". Создал файл, скопировал титульный лист, тему. Взгляд в экран смотрел тупо. Абсолютно тупо и безэмоционально. А зачем он, собственно, нужен? Серафим хочет это учить? Хочет это сдать? Ну, типа, у действий есть цели. У создания этого файла нет цели. Реферат "Серафима Сидорина" отправился в корзину. Скинул Глебу его реферат. – ???? Свой кидай распечатаю Смотрел на сообщение. Кидай. Распечатаю. Свой. А какой свой-то?– ненад сп@си6
На парочку анимированных стикеров посмотрел скептично. Глеб ими угрожал, а о чем угрожал-то? Что он вообще мог сделать? Не дать? Не поцеловать? Или сам бы сделал за Серафима реферат и распечатал? Оказалось, что сделал сам. Всучил с важным видом, хотя где-то под всем этим таилась тревога. Ну куда делась та гиперактивность, с которой Серафим за пятнадцать минут делал все задания? Почему сейчас он вяло берет в руки эти листы? – Спасибо, но не надо было. – смотрит на титульный лист реферата Серафима Сидорина. Глеб умел все это делать, но не хотел. – Ты чё, вылететь хочешь? Или тебе бюджет не в прикол? В ответ жмут плечами. На модуле добавят плюсик за этот самый реферат. Потрепали по кудрявой макушке и сказали, что закрыл часть пропусков. Реферат хороший. Глеб правда старался.***
"- ск@ ты где я чё сам сидеть буду?" Дома под столом валялась бутылка из-под вина, а в руке красовалась бутылка от коньяка. Почти пустая. Только недавно купил, не дошел до универа и.. Отвечать не хотелось. Глеб спамил сообщениями, думал Серафим проспал. Коньяк не обжигал горло а шел не хуже, чем вода. После него остатки вина в стакане казались компотом. Так не хотелось двигаться. И город не нравился. Все так раздражало, до ужаса просто. Ощущение, что на этом жизнь заканчивается. Что дальше попробуй шаг сделать - нырнешь в пропасть. А нырять не хотелось. Серафиму жить хотелось. Очень. Но больше не своей жизнью. Не здесь. Не учиться тут, не ютиться в квартире, которую за полцены сдавала тётя. А вчера любезно навестила - на столе лежало песочное печенье, которое есть не хотелось. Вообще есть не хотелось. Хотелось напиться и перестать существовать. Потому что никаких альтернатив не было. Любой путь тут вел в тупик. Ни денег, ни сил, ни связей, чтобы вынырнуть отсюда просто в другой город - не было. Приходилось задыхаться в этом. Пытаться вдохнуть остатки воздуха, по итогу закашливался от глотка очередного неопознанного коньяка. Не в то, блять, горло пошел. Телефон разразился звонком. Противным стандартным звонком, а вместо него в ушах звон. Берет с первого гудка. Глеб смотрит с фотографии счастливый. Щеки красные, взгляд уводил от камеры, рукавом улыбку прятал, но вовремя словил кадр. Почему-то от этой фотографии становилось тяжелее. – Серафим? – послышался шёпот. поставил на громкую связь. Случайно грюкнул по столу бутылкой. – Ты там в порядке? Звучит взволнованно. И говорить не хочется. Просто смотрит на вызов, пока его зовут. А потом сипло отвечает "все хорошо". Все правда хорошо, правда, почему-то тесно очень. Молчат в ответ. Слышно, как препод ведёт лекцию. Рассказывает что-то нудно. – Я зайду сегодня. Это был не вопрос. Серафим кивает, но этот жест, конечно, остаётся незамеченным. Допивает с горла остаток полупрозрачной жидкости. Глеб сбрасывает вызов. К его приходу немного прибирается, будто он и так ничего не понял. По голосу с самого утра. По сторонам непривычно шатало. На всю квартиру играл ремикс Нирваны, заезженного тин спирита женским голосом на фоне печальной музыки. Вот и все состояние. Приходит Глеб четко после пар. Все отсидел до единой и смотрит со смесью ужаса, паники и волнения на стеклянные глаза напротив. На лицо с оттенком красного, на полностью опустившиеся руки. А потом, скинув с плеч рюкзак, предлагает добить состояние бутылкой джина. Ёлочками. – Ну так, что случилось? – по-хозяйски заглядывал в шкаф. Стаканы все оказались в мойке. Приходится сполоснуть пару, пока недо-парень собирает свои остатки в кучу. – Да как обычно все. – Жмёт плечами. Даже не смотрит в сторону Глеба, просто на бутылку. – Я серьёзно спрашиваю. Серафим, что случилось? – ставит перед тем два стакана, откручивает крышку джина. – Ты же не просто так, не по приколу полумертвый ходишь. – Может не по приколу. Ну что ты сделаешь? Разорвешь этот порочный круг идиотизма? Сил мне дашь? – бубнил себе под нос совершенно безэмоционально. Тянул руку, пока плескалась жидкость. Красивая. Явно красивее всего, что ждёт Серафима в ближайшие пару месяцев. – Ну расскажи хоть, что случилось. – сел напротив. Вся эта дорогая жижа из бара отца была эдаким поводом, чтобы обратиться. Чтобы сидеть и говорить. – Заебало все. Абсолютно и полностью. Учиться не хочу и с самого начала не хотел. Долгов сейчас больше, чем за тот семестр выполненных заданий. – выпалил на одном дыхании. Угасал так же, как угасала возможность что-то делать. Даже не силы - просто возможность. – Ага.. а с хуя ли такая продуктивность? Чё ты вообще делаешь? – Нихуя. Абсолютно нихуя. Тебя вообще ебет эта продуктивность? – А тебе расскажи что меня ебет. Уж точно не ты. Сидели молча. Смотрели друг на друга, пока Серафим болтал в стакане светло-голубую жидкость. – Ну, может, давай помогу тебе чем-нибудь? Тут до сессии рукой подать, дохуярь и отдыхай себе. Документы вон, можешь забрать. – не знал, как успокаивать. Как поддержать. Не имел с этим проблем - нравилось учиться. Не хотелось, чтобы уходил Серафим. Чтобы так же топил любовь во взгляде этой хуйней. – И чё? Думаешь меня от этого по голове погладят? Бездаря, блять. Глеб громко ударяет стакан о стол. – Да хули разнылся, ну соберись, хорошо все будет. – Иди нахуй, слушай. Просто иди нахуй. – залпом допивает остатки алкоголя в стакане.***
– У меня такая же проблема была. Но вообще, пытался доучиться. Типа чтобы диплом матери отдать и пойти своей дорогой. – безликий тушит сигарету в импровизированной пепельнице из жестяной банки. – Чё ты, доучился бы остатки. Допинал бы хуй до конца. Серафим агрессивно кивает. Агрессивно потому что не с каждым работает одна схема поведения. – Так что с Глебом? Вытянул он тебя из твоего кризиса студента? – щелкает чайник. На столе красуются эклеры с фисташками. – Я на его стороне. – Не вытянул. Знаешь, после стольких истерик тебя хуй кто вытянет. Это был пиздец. – улыбается так, будто говорит не про себя. Продолжает: – Он, типа, был первым опытом с мужиками. Пока последним. – следит за тем, как некто в розовом халате расхаживает по своей кухне, гремит чашками и шкафами. – Я забрал документы тогда. На сессии. Я нихуя не сдал, не начинал курсовых. Как англичанка вопила - это пиздец. Перед носом ставят чашку с чаем, пахнущим имбирным печеньем. – Англичанки все ебанутые. Ни разу не видел адекватных. – Серафим поддерживает, улыбается. Делает глоток. Кипяток обжигает, но, почему-то, уже не больно.***
"– я заберу тебя"
"– да иди нахуй в пизду родной мне нормально тут. Выпущусь и забирай" Сидел на кровати, собрав вещи. Мать не знала, что отчислился. Думала, сынок учится, потому не звонит. Сессия же. А он сербает вишневый гараж, который любил даже не он."– я летом уеду"
Ответ пришлось ждать до вечера. А прочитал Глеб сразу. "– отяислся и ьадно ну хоть ре бросай мрня Серафим" Не нашелся что ответить. Глеб отвечал каждую секунду. Провалил сессию снова, никакой стипендии и пересдач пара, зато каждую секунду, когда была возможность, был рядом. Готов был себя отдать.***
Серафим уехал в конце июня. С Глебом оборвалась связь. Просто оборвалась - в одночасье не нашел его во всех соц сетях, как и он не нашел Серафима. Безликий молча смотрел куда-то в сторону. Скоро кончится лето. Восьмое лето порознь, а все равно помнится как дрожал его голос в последнем голосовом сообщении.