Светиться так ярко просто запрещено. Запрещено так активно разговаривать, перескакивать с темы на тему. Настроение такое хорошее-хорошее, надо же, Андрей рядом почти заспавнился. В последнее время особо не общались даже, а тут чуть ли не на свидание да и в ресторан позвал. Но как всегда - с подругой своей. Ничего против нее Серафим, конечно, не имеет, но был бы радостнее, если б её, типа, не было. Тогда да, тогда уже свидание и Серафим готов брать на себя роль джентльмена. А рядом с подружкой джентльменится сам Андрей.
– Я пас, – шире раскрывает глаза, когда в заказ добавляется ещё бутылка вина и по жульену на каждого. – Андрей...
Андрей в ответ непоколебим. Вино уходит легко - тем более, что первая бутылка. Полтора бокала на каждого, да ещё и белое сухое. А вот на жульен желудок отзывается негативно. Не влезет. Серафим двигается чуть ближе к Андрею. Может, из сентиментальных чувств. Может, скучал. Обнимает аккуратно, пока Деля фоткает. Камера уходит - Серафим руку не убирает, Андрей подыгрывает. А то сидел как не родной.
И так странно спустя несколько месяцев снова утыкаться носом в шею того, с кем почти не общался. На место Андрея стал Глеб. А сейчас есть время отвлечься.
– Я отойду.. – Деля слабо улыбается и, обводя Андрея с Серафимом взглядом ещё раз, направляется в сторону дамской комнаты.
– Ебать, почти свидание. – Серафим держит Андрея. Андрей не убегает, в ответ из таких же сентиментальных чувств облокачивается на Серафима.
– Типа. – лаконично отвечает. Подставляет лицо, когда Серафим льнет поцеловать - скорее чмокнуть, на большее не рассчитывает. Большего и не хочет. Улыбается, когда Серафим губами касается уголка губ Андрея. Да, брат, я тоже скучал. Правда, взгляд назло отводит в сторону белой тарелки, на которой аккуратно стояла кокотница с
нетронутым блюдом. Вроде нравилось раньше, с расчетом на это и заказал. – Почему не ешь?
В ответ Серафим сначала неловко жмёт плечами, сильнее прижимается плечом к плечу. Взгляд проходится по столу. Ну да. Один из всех не тронул.
– Не хочется.
В ответ Андрей треплет по волосам и говорит, что съесть половину порции салата слишком мало. Ещё хоть чуть-чуть, Серафим, давай. О, вот и Деля вернулась.
И раз Андрей попросил - Серафим ест. Хочется язвить, мол, да что ты знаешь о моем питании, не лезь куда не просили, но Серафим ест. Ест молча, глядя с какой-то обидой, пока Андрей, вроде, хочет говорить со всеми и сразу. Было уже неприятно от салата, дак тут заставили запихивать в себя ещё больше. Руки каменели, запихивать в себя еду не хотелось, но чужой счастливый взгляд заставлял всё-таки запихнуть в себя вилку. Раньше вкусно было, а сейчас? Сейчас едва ли различит вкус какого-нибудь тирамису и вкус жульена. Максимум по текстуре поймет что это. Но не факт, конечно.
Кокотницу унес официант - Серафим официально свободен, Андрей официально рад. Накормил. А уловить суть диалога не получается. Андрей аккуратно берет за руку под столом, вроде радоваться надо, считай, первый шаг, а мысли крутятся только о том, что от еды в желудке тяжело. Тяжело, неприятно, когда Андрей руку отпускает - Серафим прячет за руками и худосом живот. Почему так тяжело-то? В какой момент все пошло не туда?
– Я отойду, – бросает вскользь, поднимается. Андрей кивает, мимолётно касается руки. Деля жест явно подмечает и просто говорит "хорошо". Все у нее хорошо, конечно же.
В ресторане пустовато, люди не толпятся и в туалете над душой не станут. Спрашивать ни у кого не хочется где сам туалет. И не можется, когда приблизительно понимаешь куда идти. Серафим как зачарованный следует к черной двери с матовыми непрозрачными стеклами и изящной буквой "М". Мадамский.
Пусто. Пахнет лимонным ароматизатором, причем очень едко, химически и неприятно, но как есть. Кабинки все приоткрытые, никто не прячется.
Из зеркала смотрит своя уставшая копия. Когда, сука, это началось, и когда закончится?
Нужно напиться воды - конечно, поздно пить боржоми, когда почки отказали: нужно было в процессе еды пить. Да побольше. А ещё нужно сполоснуть руки, не по-варваски же цапать двери и лезть в глотку этими же пальцами. Запереться в кабинке. Чистой, аккуратной, это не туалеты на заправках в туре. Тут жить хочется прям.
Или, сжав до белеющих костяшек кулаки, собираться. Каждый раз как первый - мозгу ведь невыгодно запоминать каждый раз весь процесс. Даже отголоски его отдаются приятным воспоминанием. Вслушивается в тишину, пока тихо - склоняется над унитазом, опирается одной рукой о стульчак.
Вздох. Все, тянуть смысла нет - не отвертится от себя, сует пальцы в рот, жмурит глаза, дальше, туда, в глотку, пока не подкатит ком к горлу и не выйдет с кашлем. Блять. Ни к чему внимание, но сейчас совсем не ожидал. Затормозить, закатить рукав. Один. Снова вздохнуть полной грудью, пальцы - три - до глотки и обратно, когда горло неприятно ноет.
И повторять,
повторять,
повторять....
пока
не станет
легче.
Р у к и
д р о ж а т.
Снова пальцы в рот - до основания языка, чуть надавливая, аккуратно дальше - ногтями упираясь. Волосы на руках и ногах дыбом вставали, плечи дёрнулись, снова тошнило. Второй рукой приходилось цепляться ногтями и сжимать ободок унитаза.
Волосы противно лезли в лицо, неприятно лезли в глаза, щекотили. Снова два пальца в рот, давай, ты съел больше чем только что выблевал - не хочешь ведь поправиться снова?
Переместил руку с ободка на себя - немного царапая, жмуря глаза, пока сопли, слезы, слюни и рвота мешали в один мерзкий коктейль.
Хочется стать на колени, но так, на ногах и наклонившись, вроде, правильнее. Начинает ныть горло, дрожать плечи будто бы от холода, подкашиваться колени.
Легче не становится, но спустя минут пять по ощущениям и двадцать пять на практике - в дверь тихо постучали пару раз и позвали Серафима.
В последний раз выходит только горькая, ядовитая желчь. Предательски расходится в кашле, зажимает рот слюнявыми руками и рушится на пол. Андрей явно хочет спросить все ли в порядке но решает просто отойти от двери. Серафим открывает. Сразу к раковине - умыться, вымыть руки. Да и в отражении увидеть оттенок разочарования на чужом лице. Молодец, вот, добился того, чего больше всего боялся.
– Серафим, – с максимальной аккуратностью говорит и ещё большей - делает шаг ближе. Руки под теплой водой дрожат. – Все в порядке?
– Да, хорошо все, – просипел в ответ. Замечательно. Убирает волосы назад, трет нос. – Потерял меня?
Андрей не отвечает. Смотрит в глаза, будто пристыдить хочет. Протягивает руку - просит Серафимову правую. Ту, на которой на костяшках остался яркий, четкий след от зубов. В какой-то момент начал прикусывать до боли, на указательном вообще содрал кожу, но то уже привычное. Говорить даже нечего.
– Ты зачем? – большим пальцем ведут по следам от зубов на костяшках, просто сжимает руки.
Зато Серафим сейчас может думать. Зато Серафим не поправится на пятьдесят килограмм завтра утром просто потому, что посмотрел на еду. Зато Серафим чувствует себя легче и готов жить.
Зато Серафим готов подвывать от боли в горле, лезть обниматься. Только помогите, бога ради.
– Случайно. – делает шаг назад, наровит убрать руки от Андрея. Тот, вопреки всему, делает резкий шаг навстречу, сгребает Серафима в охапку и обнимает крепко.
Извиняется за что-то.
В ответ, раз уже понял, хочется закричать, моля о помощи, но толку нет. Это как мальчик, который кричит "волки", пока его правда
грызут волки.
