Переломы коры больших полушарий

-Лена. -Как ты меня нашел? -Ты каждый день здесь ошиваешься, это было крайне просто. Что это за шлюшки рядом с тобой? Алек недоверчиво посмотрел на двух особ рядом с девушкой. Обе были неаккуратно выкрашены в яркие цвета. На голове темноглазой девицы ему удалось распознать синий, а у той, что стояла справа от Лены, были красные пряди, выглядевшие как-то очень убого и облезло. Но девушкам явно нравился их имидж, и Лену похоже все устраивало. Эти трое уговорили Алека присесть ненадолго, несмотря на то, что он искренне ненавидел это дешевое кафе. -Может чаю? - предложила Лена. -Он по-твоему дедуля? Дедуля, хочешь чаю? А мне Гиннеса разрешишь сегодня выпить? Девушки некрасиво засмеялись, только Лена оставила на своем лице ласковую и приятную улыбку, тихо добавив: -Он же не пьет. -Да ну? А такое бывает? Они снова принялись ржать, будто было сказано нечто дико смешное и умное, острое до предела, меткое настолько, что внутренний смех свой сдерживать было просто невозможно. Но они не знали, что можно смеяться и внутри себя. Им было не понять существа скрытой иронии, зато они прекрасно знали, что такое гомерический смех, который они ежедневно скрепляли крепким пивом, отчего выглядели слегка расплывшимися. Обеим было чуть больше семнадцати, но из-за своей массы и вульгарного поведения, девушки выглядели гораздо старше, поэтому им совершено спокойно продавали алкогольную и табачную продукцию. Внутри себя Алек здорово радовался за то, что избавился от такой жизни. Но с другой стороны, он немного скучал по глупым пивным дням, в которых можно было творить все, что угодно. К счастью для него, Лена не видела его таким. Она познакомилась не с Саньком, а с Алеком, поэтому всегда доверяла ему и уважала его. И даже сейчас, когда они расстались по его же инициативе, она все равно испытывала к художнику симпатию, а он умело этим пользовался, бесстыдно надуряя маленькую девочку. Лене доходило семнадцать. Незаметно для пьющих девиц, Лена и Алек вышли из-за стола и начали неслышно говорить. Для начала отзывчивая девушка спросила, не хочет ли Алек занять денег, но он отказался, ему нужно было совсем не это. Ему нужна была небольшая психологическая разгрузка, немного спорта, а также незаменимое ощущение того, что ты настоящий мужчина. Иными словами, ему нужно было ее тело. И вскоре, он его получил. Девушка недолго сопротивлялась, вернее, она вообще не оказала никакого сопротивления, когда Алек, вопреки своим идеалам и их разрыву, аккуратно дотронулся своей крупной рукой до ее левой ягодицы, ласково разминая выпуклый и упругий участок тела. Затем он провел рукой и стал медленно подниматься вверх, нахально проникая под ее маленькую футболку с Agnostic Front. Это случилось еще в кафе, когда вокруг была куча народу, и все их действия, полунамеки и откровенные фразы были видны, как на ладони. Почему-то это приводило лениных подруг в дикое веселье. Неспособная нести на себе этот срам, Лена вежливо попрощалась с двумя девицами и сбежала из старого здания кафе вместе с Алеком, который успел здорово возбудиться за это время. Они бежали, держась за руки, из-за чего ладони иногда разнимались со звучным и резким шлепком. Но они не хотели, чтобы их руки были далеко друг от друга. Они хотели быть близко, очень близко, опять, как в те времена, когда они считались парнем и девушкой, не оставляя бедному Янечке шансов на любую гомосексуальную фантазию. Анализируя эту ситуацию во время своего веселого бега, Алек понял, что именно разрыв с Леной стал причиной их непонятного сближения с Яном. Ему хотелось смыть с себя эту грязь, ему было противно. Конечно же, художник не был гомофобом, скорее напротив, он всегда считал себя защитником прав несчастных людей, которые обречены на однополую любовь, как и положено человеку, счищающего себя сторонником левой идеологии. Но он никогда не рассчитывал, никогда не предполагал, что возможен тот расклад, который он сейчас наблюдает, пытаясь использовать красивое тело Лены в качестве двойной дозы успокоительного. "Она же не против", - думал он, - "Ничего страшного. Она согласна. Она кажется мне даже все еще немного нравится. Да, она ничего". Алек окинул удачно сложенную молодую девушку взглядом. "Да, ничего", - согласился он сам с собой. -Скоро придем, - успокаивала наэлектризованного художника девушка. Мы почти у меня дома. Ты выключишь свет, поцелуешь меня, разденешь, и я отдамся тебе. -Да, а можно свет не выключать? -Это еще почему, - шутливо переспросила Лена, понимая, что вопрос Алека несет в себе нешуточную долю специфического пацанского юмора. -Я хочу смотреть на тебя, пока горит последняя лампочка в твоем доме. Я обожаю тебя. Они замедлили шаг, а затем и вовсе остановились, прилипнув друг к другу посредством поцелуя. Именно на этом этапе развития их отношений и включилась непобедимая алькина вредножопость, руководствуясь которой он произнес: -Лена. -Да? -А давай ко мне. У девушки вылетели глаза из орбит от такого предложения. Они двадцать минут бежали под осенним дождем, не дожидаясь общественного транспорта, чтобы достигнуть цели - ее дома, а там скорее раздеться и укротить друг друга, но особенно дикого самца Алека, который и явился инициатором этой идеи "ниже пояса". Но у художника было на то два объяснения: одно для Лены, а другое для себя. Послушную Лену он в момент успокоил тем, что в состоянии экстаза и наивысшего возбуждения, которое может возникнуть только благодаря прекрасной Лене, он совсем забыл, что является представителем сильного пола, поэтому предполагается, что именно он пригласит ее к себе, дабы совершить соитие, тем более у нее в любой момент могут вернуться родители, а это обеспечивает минимум безопасности им обоим. А вторую причину такого поворота хитрый Алек никогда не озвучит, чтобы не сделать Лене слишком больно. Он планирует подгадать так, чтобы их занятие любовью совпало с возвращением домой Яна, которого, по мнению Алека, давно пора воспитать. Так и было сделано. Они развернулись и потратили еще около часа на путь до алькиного дома, чтобы там наконец обрести друг друга. Лена и Алек ворвались в его дом так, словно у них была четкая цель выломать дверь и еще несколько объектов старой мебели, которая смирно стояла в маленькой съемной квартире. Они разбросали обувь пинками, ведь она стояла на самом проходе, на хрупкие ленины ножки постоянно наезжал янечкин скейт, а над ее головой дребезжали полки стеллажа со студенческим барахлом, к которому глупый Алек прислонил упругое тело девушки. Они обнажали друг друга стремительно, утопали в своих небрежных рваных поцелуях и поминутно шептали в горячие покрасневшие уши наивные обещания и признания. Они смогли устроить настоящий хаос в этом доме, ведь бесспорно являлись чемпионами в деле страсти и человеческой энергии. Через несколько минут безудержных ласк у стеллажа он покосился и рухнул, оставив на своем месте лишь облако серой пыли и кучу хлама. Под их ногами скрипел паркет, словно они танцевали чечетку, из их рук вылетали предметы одежды по неизвестной траектории, а голоса надрывались, показывая настоящий хардкоровый скрим, который так нравился им обоим. Вещь за вещью улетала с огромного огнедышащего организма, состоящем из двух ненасытных тел. В разных участках квартиры валялись рваные джинсы, кеды разных размеров, футболки и носки, заклепанные браслеты и, теперь уже, маленький кружевной лифчик и две пары трусов. Они остались абсолютно голыми. Но все-таки, их длинный путь к постели, который был заправлен неприлично ласковыми именами, прерывистыми поцелуями и крепкими объятиями, продолжался. Медленно шагающий монстр, говорящий на языке стонов, приближался к старому и пыльному дивану. Но ни слой пыли, ни скрип матраса их сейчас не волновали. Они находились в состоянии голодных марионеток, телами которых управляли гормоны и инстинкты. Марионетки свалились на диван и тут началась самая долгожданная и приятная часть их сегодняшней встречи. Алек бережно раздвинул Ленины ноги, держась ладонями за внутреннюю часть бедер и плавно вошел в нее, молча целуя белую шею. Это маленькое создание, не выдержав напряжения всех ее плотных мышц, в том числе интимных, где на высоких скоростях взад и вперед ездил нефритовый жезл безумного художника, издала адский крик, спустя несколько минут невероятного акта. Это было долго. Долго и прекрасно. Они устали от криков и сменили их сначала на рев, подобный тому низкому гроулу, который получался лишь у неподражаемого Мича Лакера, а затем и вовсе на хриплый шепот. Они постоянно меняли позу, успешно пройдясь языками по половым органам, будто он хотел выесть ее клитор, а она непременно желала бездушно откусить его головку. Пачкаясь в свежей и еще теплой алькиной сперме, нарушив все человеческие нормы, преодолев чувство совести и морали, эти люди, почти превратившиеся в секс-машин, работали на износ, не щадя ни себя, ни соседей, которым пришлось безропотно слушать оргазмические крики двух сумасшедших. Так могло бы продолжаться вечно, если бы неожиданно не вошел Ян...