Переломы коры больших полушарий

По темным волосам мальчика ласково пробирались солнечные лучики к его единственному оку, которое надежно было спрятано от чужих парных глаз. На свету волосы парня казались совсем синими, хотя на самом деле они были черными, как смоль. Алек невольно любовался этим милым зрелищем, хоть и знал, что совсем скоро этому маленькому трогательному созданию светит большая головомойка от человека, который несколько лет назад позволял себе еще и не такое. Но теперь он стал для Яна эталоном воспитанности и самоконтроля. Лишь иногда он постукивал глупых детей, которые тащили в свои маленькие желтые ротики сигареты и горлышки пивных бутылок, а иногда и чужие гениталии, не разбираясь человеку какого пола они принадлежат, а главное, совсем не обращая внимания на возможную духовную близость или антипатию участников придурковатых оргий. Утопая в потоке этих мыслей, Алек пропустил пробуждение брата-художника, и когда он посмотрел на Янечку, тот уже лежал с открытыми глазами и глуповато пялился своим несчастным синим глазом прямо в светло-серые алькины радужные оболочки. Доброе утро, - растерянно произнес он, лежа головой у друга на коленях. -Доброе, - процедил Алек. Ян тут же понял, что что-то здесь не то и мгновенно опустил свой трепетный нежный взгляд со зрачков к переносице, добавив в него недоумения и вопросительных нот. -Как ты оцениваешь свое вчерашнее поведение, Ян? -Ты хочешь поговорить об этом, - шутливо процитировал он Южный Парк, надеясь хоть как-то сгладить алькин гнев. Попытка оказалась неудачной. Парень начал повышать голос: -Сколько ты выкурил вчера? От тебя до сих пор пасет, это говорю тебе я, человек с пожизненным насморком и аденоидами. Зачем? Тебе мало развлечений? Зачем, скажи мне? Знаешь, к чему это приводит, знаешь, да? Помнишь, как ты впервые меня встретил, в рваной одежде и с опустевшим взглядом, у меня не было ничего, все, что я тогда имел, отнял план и другие, не менее опасные увлечения. Ян, я боюсь за тебя. Последняя фраза оказалась особенно трогательной, она как-то смягчила даже ее автора, заставив его ласково потрепать янечкины волосы. -Ян, скажи, ну почему на тебя невозможно злиться? -Потому что... -Почему, - игриво переспрашивал Алек. -Потому что.... -Ну почему? - вновь задал ему вопрос дотошный друг, ласково наматывая прямую прядь его рамоновской прически на палец. -Потому, что я люблю тебя. Возникла пауза, исправить которую Янечка смог только через усилия, добавив к своей неоднозначной реплике побольше других разных слов, чтобы хоть как-то отвлечь внимание от нелепого признания в любви. -Я люблю тебя и не хочу, чтобы ты волновался за меня и злился. Прости, если я иногда выхожу за рамки и позволяю себе чуть больше, чем на самом деле можно, я не хотел тебя злить, это было по собственной тупости, Алек, план ужасен, я несу всякий бред, у меня заплетается язык, и я никак не могу отойти, голова кружится и страшно тошнит, я тупица. И я не хочу хоть раз в жизни оказаться в такой же ситуации, как ты. Ведь я же знаю, что ты не сможешь меня спасти. Он тихо приподнял свою голову и ласково прислонился своими губами к губам Алека, пока тот не мог прийти в себя и понять, что происходит. Все это казалось ему ночным кошмаром. Но Ян не унимался, мальчик соединился с ним в едином поцелуе, тихо дотрагиваясь своим маленьким розовым язычком до алькиного, а затем и вовсе превратил этот детский невинный поцелуй во французский, жадно причмокивая и неумело манипулируя своими смешными губами. Ян вцепился в него, словно это был их последний день вместе, словно они расстанутся и больше никогда не увидят друг друга, как в бессмысленной русской мелодраме или в другой предсказуемой мыльной опере. Рука трепетного Яна медленно опускалась по мощной алькиной спине и оказалась чуть ниже пояса, нагло орудуя своими вытянутыми пальцами в попытке в попытке снять трусы с человека, которого уже невозможно было назвать другом, но и слишком рано любовником. Алек вышел из состояния шока и тут же ударил Янечку по руке, отчего он вскрикнул и убрал свои руки от чужого тела, заодно остановив самый приятный и непродолжительный поцелуй в своей жизни. -Ты обалдел? - ругался Алек, - По-твоему, я похож на пидора? Ян, ты все еще под кайфом, да? Не суйся ко мне. Я давно говорил тебе, что надо завязывать с этим, надо прекращать. Весь наш подъезд сочиняет гейские сказки, о том, как нам хорошо вместе. А мы, мы вместе всегда, не забывай, что все постоянно видят нас вместе, нас, вдвоем, мы живем в одой квартире, вдвоем, и вообще все мы делаем вдвоем! -Да, но нам интересно вместе. -Интересно? Да, блять, очень интересно, правда пока мы вместе весело слушаем твой дешевый пост-хардкор, все думают, что мы с тобой долбимся, а так ничего. Мне надоела такая репутация, мой портрет в глазах людей складывался годами, но из-за тебя он получился уродливым, я не хочу, чтобы мы были слишком близки. -А я хочу. Хочу и всегда хотел, ровно с того самого момента, когда мы встретили друг друга, ты же помнишь это? Я помню. Только делаю вид, что забыл, но на самом деле я знаю, что были те времена, когда ты приходил в себя, пытался избавиться от своих зависимостей и других проблем. Ты думаешь, что стер мне память, и я познакомился с тобой, когда ты уже ушатывал вместе со своими друзьями-долболобами маленьких детишек, впервые пробовавших пиво на старых лавочках. Но это не так. Ты стал таким, какой ты есть, при мне и ради меня, но думаешь, будто я рисую образ Бога, как только слышу или произношу твое имя. Нет, это не так, ты не Бог, но я всегда хотел быть с тобой, я был готов, к тому, что ты меняешься и любил тебя каким угодно, веганом, мясоедом, левым или фашней. Любым, понимаешь? О нет, ты не понимаешь, а мне дурно каждый раз, когда я засыпаю у тебя на животе, зная, что ты подставил мне его по привычке, но тебе совсем не хочется видеть мою голову у себя на коленях или на пузе. Ты не хочешь заботиться обо мне, ты хочешь только строить меня, унижать, пытаясь хоть как-то возвысить себя, но оно не нужно, я итак тебя люблю. И мне больно видеть твою реакцию, которая целиком и полностью упирается в общественное мнение. Нет, не в общественное, общества здесь нет, Алек, все это придумала толпа, тупые обыватели, которые за неимением мозга и личной жизни плетут всякую херню про нас обоих, но мы, мы практически божьи одуванчики, и первое, что мы себе позволили за три года нашего постоянного общения, это короткий поцелуй. Хотя и он очень сильно согрел меня и обрадовал, потому что я люблю тебя. Я хочу быть твоей Нэнси. -Ян. -Да? -Ты мой Сид. Алек глухо вздохнул и встал с дивана, который с недавнего времени стал звенеть старыми пружинами. Захлопнулась дверь и он ушел, но вряд ли на пару, он все равно опоздал, наверное он просто сядет где-то и втихаря выпьет пива, а лучше чего-нибудь покрепче. Вспомнит свою бывшую девушку, которая была с ним полгода назад, когда они уже снимали квартиру вместе с Яном, попросит у нее прощения, возможно, они займутся любовью. И все в мире будет играть и веселиться, пазл сложится, только Ян никогда не станет его деталью. Так думал он, когда Алек вновь сбежал, думая, что если он уйдет на несколько часов, то у Янечки резко пропадет влечение к нему и парни снова станут хлопать друг друга по плечу и обсуждать чьи-то сиськи, как в те времена, когда Ян запрещали называть себя Янечкой и не позволял себе подавать хоть какие-то признаки своей неизмеримой любви, что так долго копилась в его большом израненном сердце. Он любил его.