О магии, чести и юношеской влюблённости

      Острозаточенный угольный стержень бегло вычерчивал на пергаменте причудливые линии, а те медленно превращались в фигуру, напоминающую силуэт бандука — одного из десятка необычных обитателей леса, в котором жила Вэй. Это была небольшая изящная птичка, гибрид канарейки и щегла, звонкие трели которого можно было услышать ранним утром. Рядом с бандуком постепенно вырисовывался медведь-утконос, забавное животное, которое Вэй видела всего раз в жизни, но отлично запомнила все его основные черты: косые полные лапы, чёрные глаза-бусинки и вытянутую морду с зеленовато-коричневым массивным клювом. Силуэт удивительного зверя был готов через десять минут. Девушка сосредоточенно взглянула на пергамент и нахмурилась. Клюв получился каким-то кривым, его следовало перерисовать получше. Она нащупала лежащий рядом веер и быстрым движением оголила прячущиеся внутри кинжалы — затем соскребла ими неудавшиеся тёмные линии и осторожно сдула появившуюся пыль. Вэй нарисовала клюв заново, и, окинув рисунок придирчивым взглядом и оставшись довольной результатом, бегло осмотрела кухню, пытаясь найти новый объект для запечатления на бумаге.       Хоть помещение и было пустовато, в нём всё равно присутствовала некая атмосфера. Комнату освещала лишь пара свечей, стоящих на столе в резном деревянном подсвечнике, который изготовил когда-то отец Вэй. Тёплый медово-янтарный цвет неспокойных огоньков игриво танцевал на стенах. Девушка слегка поникла — она бы очень хотела передать этот оттенок на бумаге, но красок Вэй не держала в руках с раннего детства. Слишком уж это дорогое удовольствие. Она рисовала красками лишь однажды, но до сих пор помнит тот волнующий трепет, который нарастал где-то внутри с каждым мгновением, когда черно-белые наброски птиц и животных оживлялись и наливались цветом. Это масляное чудо подарил ей дедушка на девятый день рождения.       Из мыслей Вэй вывел размеренный храп Сокки, уснувшего около двух часов назад. Он спал на циновке около стола, свернувшись калачиком и сжимая в руках Момо. Зверёк, на удивление, не был против такого соседства и мирно посапывал. Вэй тоже была бы не против сомкнуть глаза на несколько часов. Её мысли текли медленно и несвязно, а от теплоты печи и потрескивания поленьев девушку сильно клонило в сон. Тишину нарушал ещё и громкий лязг металла — Зуко натачивал свои парные мечи. Вэй это сильно напрягало, но она старалась не подавать виду.       Задержав взгляд на принце, девушка неосознанно начала набрасывать его портрет. Парень особо не двигался, что очень играло ей на руку. Зуко был привлекательным юношей, и Вэй не собиралась это отрицать. Даже его шрам на левом глазу придавал парню какой-то особенный шарм. Аккуратные черты лица, слегка островатые скулы, утонченный нос — все это говорило, нет, буквально кричало о его происхождении. Наследный принц, который должен стать следующим Хозяином Огня, но, кажется, это вряд ли когда-то произойдёт. Девушке казалось, что уже весь мир знал о позорном изгнании принца. Вэй было интересно, почему Озай решил поступить со своим сыном именно так. Он действительно сотворил нечто настолько ужасное, что заслужил гонения с собственной родины?       Стержень упрямо застыл на левом глазе парня. Вэй сглотнула противный комок, посмотрела на лицо Зуко, а затем снова перевела взгляд на пергамент. Её руки опять охватил мандраж, девушка не могла заставить себя продолжить рисовать. Слегка расширенные глаза упрямо вцепились в этот коричневато-бурый шрам, не в силах оторваться. В голове начали возникать давно забытые образы матери. Это не были полноценные воспоминания — только клочки, осколки, которые при желании можно было сложить во что-то большее. Но Вэй не хотела. Она не хотела вспоминать ни отца, ни тем более мать. Однако порой, вопреки желаниям и страхам девушки, фигура женщины возникала перед ней сама собой. Бесплотная и бестелесная — просто жалкий призрак. Бесцветный мираж, работа рассеянного художника, который забыл вдохнуть в своё творение жизнь и наполнить его яркими красками. Когда она появлялась, всё вокруг застывало, словно покрывалось ледяной коркой. И сама Вэй впадала в оцепенение. Девушка не понимала, сходит ли она с ума, или это действительно душа матери преследует её после смерти. Зачастую женщина просто смотрела на дочь пустыми прозрачными глазами, долго, пронзительно, а затем исчезала. Растворялась, словно утренний летний туман на зеркальной речной глади. Но иногда всё было совсем иначе — сначала видение начинало издавать жуткие звуки. Когда оно открывало рот, то по губам можно было прочитать отдельные слова, но голоса у него не было. Только лишь откуда-то изнутри доносилось противное бульканье и жужжание. Со временем эта какофония превратилась в слова — образ матери нёс какую-то ересь, лишённый всякого смысла бред. И это ещё можно было терпеть. Сейчас же мираж как будто обрёл разум. Из его губ часто вылетали фразы, сшитые из кусочков того, что Вэй слышала в прошлом. И этого она боялась больше всего — проснуться посреди ночи и с воплем ужаса обнаружить позади долговязую фигуру матери в балахонистых одеждах, смотрящую на неё то ли с осуждением, то ли со страхом. Нужно было игнорировать её и не баловать лишним вниманием. Призрак злился, громко выл и выкрикивал ужасные вещи, но со временем уходил.       Вэй заёрзала на месте — в ушах неприятно зажужжало. Такое привычное ощущение, но от него всё тело предательски цепенело и будто погрязало в вязком тягучем иле как в первый раз.       — Посмотри на моё лицо, Вэй, — жалобный скрипучий голос зазвучал из ниоткуда, но в то же время как будто со всех сторон.       Вэй испуганно охнула и, выронив из рук угольный стержень, застыла. Пергамент тоже свалился на пыльный пол — обратная его сторона за секунду утратила прежнюю белизну. Она сильно зажмурилась и, согнувшись вдвое, с силой зажала уши руками. Только не снова, не сейчас…       — Смотри, кому говорю! — Вэй вздрогнула от столь требовательного тона и медленно открыла глаза.       Первое, что она увидела — босые тощие ступни, которые то и дело скрывал подол легкого белого сарафана; он был словно под бурным ветряным потоком, то оголяя прозрачно-сероватые ноги, то обратно загребая их в свои шёлковые объятия. Однако на кухне не было никакого сквозняка. Очередное доказательство того, что это лишь игра её воспалённого разума.       «Не поднимай голову, не смотри на её лицо… Не поднимай… Игнорируй…»       Вэй приложила усилие, чтобы отвести глаза от бесплотного призрака и перевести их на Зуко. Она искала помощи, чего-то, на что можно было перевести внимание. Принц не сразу это заметил, он отложил мечи в сторону и сидел в полудрёме, скрестив руки на груди. Долгое путешествие в одиночку, многодневный голод и мучающая его около пары часов жажда — всё это сейчас дало о себе знать в полной мере. Он не притронулся ни к крошке хлеба, не выпил ни капли чая, которые предлагала Вэй днём, и сейчас Зуко корил себя за столь опрометчивое решение. Он видел девушку лишь краешком глаза, старался не обращать на неё внимание. Да и зачем? Чтобы поговорить о чём-то? Да кто она вообще такая?       Парень приоткрыл тяжелые веки и зажмурил глаза от желтовато отсвета свечи. А действительно, кто? И почему она живёт одна в столь юном возрасте? Где её семья? Банальные вопросы, которые стоило бы задать в самом начале знакомства, в тот момент, когда они направлялись в сторону её хижины, пробираясь сквозь еловые заросли, зажужжали в его голове подобно стае неспокойного пчелиного роя. Зуко медленного перевёл взгляд с танцующего медового огонька вбок. Картина представилась слегка жуткой — Вэй, согнувшись вдвое, тряслась в немом припадке, с силой давила на уши ладонями и смотрела прямо на него, сощурившись так, будто что-то причиняло ей невыносимую боль. Она качалась туда-сюда, то жмурясь, то выпучивая глаза настолько сильно, что они норовили вот-вот выскочить из глазниц. Спустя мгновение, он понял, что губы девушки двигались — она что-то шептала, но настолько тихо, почти беззвучно, что Зуко не понимал ни слова.       — Я… — начал парень, но резко замолчал, наблюдая за очередным нервным припадком. — Я не слышу, что ты говоришь.       — Ты что же, говорила с ними? — безэмоционально затараторил образ матери, напрочь перебивая голос Зуко. Вэй его просто-напросто не слышала.       — Может, тебе язычок подрезать, мерзавка?! — призрак угрожающе двинулся вперёд, быстро и беззвучно передвигая костлявыми ногами.       Вэй рвано выдохнула и резко подалась назад, перестав закрывать уши руками и опершись ими о пол. Она упёрлась спиной в деревянную стену — верный знак того, что больше отступать некуда.             «Она скоро уйдёт, скоро уйдёт, исчезнет, как исчезала всегда. Нужно только переждать… дождаться… Совсем немного».       Девушка сверлила невидящим взглядом пол, стараясь не смотреть вверх. Она знала — это только раззадорит мираж, заставит его упиваться её страхами с новой силой.       — Хорошо, хорошо, прости меня, золотце, прости… — чёрствый тон начал медленно таять, строгие нотки в голосе превращались в противоположные, приторно-мягкие. Призрак боязливо отошёл на пару шагов. Вэй напряглась.       — Но о чём мы договаривались с тобой, помнишь? Конечно помнишь, ты ведь такая умница у меня…       Вэй не чувствовала тремора, не чувствовала противных капелек пота под платьем и медленно стекающих по веснушчатым щекам слез — она просто закрыла глаза, прекрасно зная, что последует потом. Девушка позабыла, что это действительно только иллюзия, что она не может причинить ей физического вреда, но Вэй уже ощущала приближение жгучей и резкой боли в области щеки, а потому схватилась за голову и сильно, до боли, сжала волосы руками, заодно закрывая лицо от предполагаемого удара.       Она сильнее сжалась в комок, как будто хотела слиться со стеной и исчезнуть, поскорее испариться из этого чёртового дома. Вэй дёрнулась, когда вместо удара по лицу наотмашь она ощутила лёгкое касание тёплой ладони к своему запястью. Она немного расслабилась и боязливо выглянула из своего «домика». Перед ней сидел Зуко, пытаясь сфокусировать сонный взгляд на кусочке её выглядывающего из-под рук лица. Вэй не обратила внимания на состояние парня — просто была не в силах его заметить, — но принц, даже несмотря на сонливость и изнеможенность, был напряжен, очень серьёзен. Пытливый огненно-янтарный взгляд выискивал в сжавшейся дрожащей фигуре остатки того безумия, нервного припадка. Он уже был к нему готов, был готов как-то — пока ещё сам не знал, как — её усмирить. Но Вэй не двигалась. Она даже не смотрела на него — лишь куда-то назад. С удивлением отметила, что призрак расплывается в воздухе, растекается, словно молоко в кружке чая. Через пару секунд мираж исчез. Не было ни криков, ни воплей, ни воя. Ничего, чем обычно сопровождался его уход, не было.       Вэй, наконец, подняла шокированный взгляд на Зуко, шмыгая носом и тяжело дыша. Он смотрел на неё строго, с упрёком, но это были не те строгость и упрёк, с которыми на неё смотрела мать. Было в его глазах что-то такое, неуловимое на первый взгляд, скрывающееся за густотой чёрных ресниц и жгучим холодом янтаря. Девушка не могла узнать это чувство. Может, потому что сама не знала его названия.       — Да что с тобой, чёрт возьми, такое происходит? — тихо прошипел он со злобой.       Зуко быстро убрал ладонь с рук девушки, давая той пусть медленно, но всё же хоть как-то принять удобное положение. Вэй набрала полные лёгкие воздуха и шумно выдохнула. Поняла, что на кухне действительно чересчур жарко и ей становится нечем дышать.       — Игнорируешь меня? Я спроси…       — Будешь чай? — с одышкой перебила парня Вэй, задавая, пожалуй, самый глупый в этой ситуации вопрос.       — Я… Д-да, буду, — на мгновение опешил Зуко, но, решив, что сумасшедшим лучше во всём подыгрывать, неуверенно согласился.       Он с легким недоумением наблюдал, как девушка поставила на раскалённую печь чайник, затем разлила кипяток по глиняным стаканам и слила воду спустя секунд двадцать. Достала из шкафчика бумажный свёрток, насыпала немного чая в каждый из стаканов, снова залила кипятком, снова слила воду, но уже через секунды три. Затем залила уже начинающие наполняться чарующим ароматом листья в третий раз и дала им настояться около минуты. Всё это действо длилось от силы минут шесть в звенящей и давящей на уши тишине. Только треск дров и стук посуды изредка её нарушал.       Вэй ещё потрясывало. Она взяла дрожащими руками оба стакана и направилась к выходу из дома. Затем бросила через плечо тихим, уставшим голосом:       — Пойдём. Я не могу здесь дышать.       Зуко молча встал и направился вслед за ней. Сокка беспокойно заворочался — непростой разговор действительно лучше продолжить на улице, иначе всех собак опять повесят на несчастного принца. Бросил скупой взгляд на оставшийся валяться на полу веер с красующимися в отсветах свечи кинжалами и чей-то перевёрнутый портрет и тихонько закрыл за собой дверь.       (Муз.: Bon Iver, St. Vincent — Rosyln)       Улица встретила их недружелюбно. В величественных кронах тихонько завывал ветер, было прохладно. Зуко зябко поёжился, Вэй же наоборот — расслабленно выпрямила спину, расправила плечи, крепко сжимая в руках горячие стаканы. Пар от ароматного чая легко и быстро выветривался, поднимался высоко-высоко и исчезал в чарующей темноте ночного неба. Оно было усеяно сотней… нет, тысячей звёзд во главе с начинающей набухать и полнеть по бокам луной. Лес слабо освещался светилом, но этого было достаточно, чтобы ориентироваться в пространстве и найти прочные, массивные деревянные ступени, на которые Вэй осторожно присела.       — Вот, держи, — она громко шмыгнула носом, протягивая Зуко стакан с ароматным напитком.       Парень взял чай из рук Вэй и присел рядом.       Они молчали несколько минут, каждый по своей причине. Вэй рвано и часто дышала, пыталась успокоиться, настроиться на разговор. Мысли сбивались, путались, переплетаясь меж собой и образовывая навороченный клубок. К напитку она не притронулась, лишь держала начинающий остывать стакан, крепко вцепившись в него пальцами, и с грустью смотрела на улетучивающийся пар. Ветер ласково перебирал волосы, успокаивал. Обволакивал ночной прохладой пылающие жаром щёки. Будто старался утешить и приобнять, подобно старому другу.       Вэй сделала медленный и глубокий вдох. В нос ударили пронзительно-холодный аромат молодой хвои, и легко и постепенно вливающийся в него свежий запах реки, а вместе с ним и болотных трав, растущих неподалёку, на заливном лугу. Привычные родные запахи успокаивали, расслабляли. Журчание речки и пение ночных птиц сливались в единую мелодию — песню, которую можно было услышать только в это, особенное время суток.       Зуко сделал маленький глоток. Ароматный травяной отвар приятно обжёг горло. Этот чай был далёк от того, что заваривал дядя Айро, но он не был плохим. Парень отчётливо ощущал сливочные и медовые ноты, очень приятные и не приторные. Прокрутил в голове все знакомые чайные вкусы — этот не был похож ни на один из них. Дядя часто экспериментировал, заваривал огромное множество самых разных сортов чая, начиная от обычного зелёного и заканчивая редким белым. Он не знал названия того, что приготовила Вэй, но, если бы спросил, то она с радостью ухватилась бы за эту тонкую нить разговора и с интересом рассказала, что этот сорт называется Те Гуань Инь, и он очень популярен в Зейчжоу, а название его переводится как «железная богиня милосердия», а ещё он был назван в честь великой Гуань Инь, покровительница сострадания, женщин и рыбаков. Но Зуко не спрашивал.       Тишина затянулась — они молчали около десяти минут. Зуко это немного напрягло, он понял, что, если он не начнёт диалог первым, то они просидят тут до самого рассвета. Ему хотелось выслушивать слезливые истории и истерики Вэй ровно настолько же, насколько в детстве хотелось играть с Азулой и её подружками в прятки. То есть нисколько. Он понимал, что, не поговори они сейчас, девушке станет только хуже и она опять будет биться в припадке, а это пугало и одновременно раздражало.       — Почему ты здесь? — начал издалека Зуко.       Вопрос глупый, неоднозначный. Почему она… где? Сидит вместе с ним на ступеньках посреди ночи и пялится тупым взглядом на чаинки в стакане? В Царстве Земли? Вэй не хотела лукавить или язвить, она прекрасно поняла, о чём он спрашивал. «Почему ты живёшь в одиночестве, в чаще леса, в каком-то полуразваленном пыльном домишке?» — вот что значил его вопрос.       — Ушла, — хмуро бросила Вэй, не поворачиваясь в его сторону. — Сбежала.       — Откуда?       — Из Зейчжоу. Рыбацкая деревня в паре миль отсюда, — девушка, наконец, сделала большой глоток напитка, а затем снова замолчала.       — Я что, каждое слово из тебя должен силой вытаскивать? — парень начинал закипать, ему эта ситуация казалось глупой и раздражающей.       — Прости. Никому ничего не рассказывала, — ещё больше поникла Вэй. — Не знаю, как следует общаться.       Зуко тяжело вздохнул, пытаясь охладить свой пыл. Эта девчонка — просто нелепая дикарка, что толку тратить на неё свой гнев.       Страх огненной нации у Вэй притуплялся в такие моменты, ровно как и остальные страхи — она переставала бояться всего, кроме игр её разума. Только поэтому она спокойно общалась с Зуко. Настороженно, опасаясь, но без заиканий и панической боязни.       — Со дня смерти матери не общалась почти ни с кем, — с грустью прошептала она. — Очень всё это… быстро…       — Что именно?       — Да всё, понимаешь? — она повернула голову в сторону парня, серые глаза блестели от скопившихся слезинок. Но Вэй и не думала плакать.       — Встреча с Аватаром, с тобой… Со всеми остальными. Думала, что я одна осталась, последняя. Но появился Аанг… Все мысли сбились.       Зуко не понимал, о чём она. Девушка говорила рвано, странно строила предложения. Но в один момент его резко осенило.       — Ты… маг воздуха?       — А ты не зн… — Вэй замолчала, дыхание спёрло, она снова стала задыхаться.       «Идиотка, дура, тупица… Конечно ты, чёрт возьми, не говорила ему об этом, вы даже не общались толком… Тупица!»       Она в страхе отвернулась, сжала губы в тонкую линию и напрягла плечи. Мысленно дала себе сотню пощёчин за непредусмотрительность.       — Очень… неожиданно, — только и сказал Зуко.       Вэй ожидала, что он как следует ударит её по голове, повяжет, и очнётся она уже в Стране Огня в металлической клетке. Но никакого удара не было. Она посмотрела на него исподлобья. Парень, нахмурившись, о чём-то размышлял. Разумеется, такая новость для любого станет шоком.       — Продолжай, — неожиданно для Вэй сказал Зуко более мягким тоном спустя минуту.       — Ты что же… Н-не станешь меня преследовать, как и Аанга? И… и нападать тоже не будешь? — заикаясь, протараторила Вэй.       — Ты мне ни к чему. Мне нужен был только Аанг.       — Зачем? — Зуко этот вопрос показался глупым и забавным. Он усмехнулся.       — Восстановление моей чести напрямую зависит от этого монашка.       — Чести? — Вэй несколько секунд смотрела на него непонимающе, а потом резко согнулась пополам.       Зуко напрягся — неужели опять этот приступ? Но, присмотревшись, он увидел, что девушка заливается беззвучным смехом. Его это оскорбило.       — Что смешного? — он капризно нахмурил брови.       — И-извини, — сквозь смех постаралась оправдаться Вэй, — это истерическое, наверное…       Девушка выпрямилась сдула непослушные каштановые прядки с лица. Расслабилась. Изливать кому-то душу, пусть и совсем немного, оказалось очень приятным действом. Груз вины и ответственности как будто бы потихоньку спадал с её плеч.       — Всё равно ничего у тебя не выйдет, — она странно усмехнулась, допила остатки чая и отставила стакан в сторону.       Парень принимал эти быстрые перемены настроения за что-то нездоровое. У девушки явно были какие-то проблемы с выражением эмоций. Хотя не ему об этом рассуждать.       — Это почему ещё? — он не воспринял её слова всерьёз, лёгкая усмешка простынёй легла на губы.       — Вы, Ваше Королевское Высочество, и ваша честь, — Вэй откровенно над ним подтрунивала, — не такие, как они.       Она прошептала конец фразы странным тоном, как будто открывала для него очевидную всем истину. Зуко хотел спросить, что это значит вообще, но она заговорила раньше, чем парень успел открыть рот. «Ну и хорошо, так даже лучше. Пусть говорит», — подумал он.       — Видела, ты смотрел на меня вечером. Наблюдал. Та пыльная комната… — Вэй с усилием продолжила. — Там умерла моя мать. Старалась не заходить туда лишний раз, конечно, не убирала там с того момента. Жутко. Пришла сюда только потому, что в Зейчжоу остаться не могла. Соседи, горожане, рыбаки… Все смотрели, обсуждали. После смерти бабушки слухи пустились по всему городу. Дедушка успокаивал, подбадривал. Потом и его не стало. Их одна и та же болезнь подкосила, а потом свела в могилу. Через пару лет новая колония Народа Огня появилась. Солдат стало больше, чем раньше, намного. Но их и раньше было достаточно. Стали пестрить в каждой подворотне своими идиотскими доспехами. Мать запретила на улицу выходить, только ночью, пока не видит никто.       Зуко молчал, слушал внимательно. Он стыдливо отвернулся, когда речь зашла об армии Народа Огня. Парень сам критиковал её, не любил солдат и генералов. Инстинктивно коснулся шрама — печального напоминания о главном позоре в его жизни. Вэй заметила это движение, потупилась. Затем вздохнула и, начав нервно перебирать подол платья-кимоно и шмыгнув носом, продолжила:       — У неё были похожие. Много.       Девушка болезненно нахмурилась, вспоминая многочисленные рубцы на теле матери. Они были тёмного, мерзкого коричневого оттенка, выступали за уровень кожи, противно расползаясь во все стороны. Надутые, жилистые, они вызывали в Вэй отвращение.       — Она перчатки всегда носила. И в зеркало перестала смотреться с детства. Бедная, — в голосе девушки не было ни грамма сочувствия, только нотки какой-то злой иронии.       — Что произошло? — Зуко было действительно интересно, он выжидающе смотрел на скорченное в гримасе отвращения лицо девушки.       — В детстве она колдовала втайне от бабушки в этом лесу. Думала, никто не увидит, так что делала это почти у опушки. Заметили. Один старый солдат патрулировал лес.       Зуко скривился, понимая, чем закончится история. Вэй поднялась на ступеньку выше, ближе ко входной двери, скрестила руки за головой и откинулась назад, ложась на крыльцо. Доски неприятно скрипнули.       — Она пыталась убежать, не вышло. Солдат потащил её с собой, может, чтобы передать в столицу Страны Огня, не знаю. Завязалась потасовка, она старалась отбиваться. Конечно, он сильнее был. Обжёг сильно. Очень. Бабушка заметила, что мамы долго нет, пошла искать. Мужчина был старый, она легко сразилась с ним даже без магии. Он потом ходил и всем в Зейчжоу о магах воздуха рассказывал. Никто не поверил, посчитали, что на старости лет умом двинулся. Мать тоже немного… Ну… С того момента у неё, кажется, и поехала крыша.       — Она била тебя? Запрещала что-то?       — Не хочу об этом. Потом, — Вэй всем видом давала понять, что не готова рассказать больше — она и так вывернула ему душу чуть ли не наизнанку. Пока достаточно.       — Ты же понимаешь, что мы не увидимся больше? — усмехнувшись, спросил парень.       Вэй промолчала. Зуко смотрел на неё несколько секунд, а потом опёрся спиной о деревянные поручни, поднимая голову вверх. Звёзды мерцали, светились, игриво подмигивали им обоим. Как будто насмехались над историей Вэй.       — Очень красивые звёзды сегодня, да? — мечтательно протянула девушка. Зуко кивнул.       — Всё, что я сегодня наговорила… Про моё детство, мать. Про то, что я волшебница воздуха. Сохрани в тайне.       Вэй с мольбой посмотрела на него. Она понимала, что он, по сути, не обязан этого делать. Парень легко мог бы сдать её первому попавшемуся солдату. Или своей сестрице. Она просила искренне, с опаской за свою жизнь. Зуко слышал это в её голосе. Глупая. Кому ты додумалась доверить свою страшную тайну? Он тоже перевёл взгляд на девушку.       «Вы, Ваше Королевское Высочество, и ваша честь… не такие, как они», — вспомнилась ему странная, брошенная невпопад фраза девушки.       — Я знаю цену откровенности, — спустя мгновение бросил он. — Не скажу.       Ему это было не нужно и не принесло бы никакой выгоды. Да и этот разговор… Почему-то после него он ощущал удивительное спокойствие в душе. Такое, какое ощущал при общении с мамой, когда она рассказывала ему удивительные истории про храбрых и благородных огненных воинов. Храбрых, благородных. Зуко с отвращением поморщился, крепко сжав руки в кулаки.       — Мой народ простить невозможно, знаю. Они причиняют много боли всему миру вот уже больше ста лет, — начал Зуко, старательно подбирая слова, чтобы Вэй правильно его поняла. — Не прощай. Злись, презирай. Но ненависть отпусти. Она до хорошего не доведёт, поверь мне.       — Верю, — тихо ответила Вэй. — Знаю…       Никто из них больше не проронил ни слова. Они просидели на крыльце около десяти минут, наблюдая за звездами. Вэй увидела несколько падающих. Желание загадывать не стала. Они вернулись в дом, когда солнце только-только начало ласково поглаживать еловые верхушки. Прекрасно понимая, что никто не собирается ни на кого нападать, вернулись на свои прежние места и уснули.

***

      Утром Вэй проснётся от того, что Катара мягко тормошит её за плечо. Девушка сто раз пожалеет об этом глупом разговоре. «Ночь развязывает языки» — так говорил дедушка. И это чистая правда.       Она обнаружит, что ни Зуко, ни дяди Айро нет в доме. Они ушли задолго до того, как ребята проснулись. Увидит на краешке печи дымящийся чайник — старик с отеческой заботой заварил им чая перед уходом. А может, он готовил его себе и оставил на печи лишь остатки, кто знает. Вэй не заметит пропажи портрета, а заметь, она была бы только рада избавиться от него. Злосчастные почеркушки, ставшие катализатором её истерического припадка, только испортили бы настроение. Девушка выпьет ароматный напиток, отметит, что такого чая в её доме не было никогда. Послушает сокрушения Сокки насчёт того, что он уснул. Потом — как парень обвиняет во всём Момо, который будет стыдливо и забавно прижимать уши.       А затем она выслушает Аанга, который очень хотел поговорить о чём-то вчера, но был проигнорирован из-за нестабильного состояния Вэй. Он предложит кое-что заманчивое и пугающее. Это предложение покажется ей безумным.       Но девушка примет решение, перевернувшее всю её скучную отшельническую жизнь вверх дном.