Жажда мести

      — Наверняка это ты его и разбудил, самодовольный идиот! Вечно не спишь по ночам и другим мешаешь! — проворчал дедушка Джордж.       — Нет, Чарли проснулся сам. На фабрике есть комната, куда запрещено заходить даже умпа-лумпам. В ту ночь я неплотно закрыл дверь, и Чарли зашёл туда. Он увидел, как я выплёскивал свои эмоции на собаке… Я её убил…       За столом в домике Бакетов повисло напряжённое молчание.       — А я вам говорил! Он ненормальный!       Вилли сидел опустив голову. Все остальные в напряжённом молчании ждали, когда он продолжит. Напряжение росло.       -Чарли очень сильно испугался… — продолжил магнат, не поднимая головы. — Он застыл на месте, а я… Я хотел, чтобы он ушёл. Я напугал его ещё сильнее, схватив за горло. Нет, я не хотел его тогда убивать или причинять ему вред. Я просто хотел, чтобы он ушёл. Я вывел его за дверь, думая, что он убежит, но когда вышел, то обнаружил его на том же самом месте, где и оставил. Он потерял сознание, и я принёс его к себе.       От таких слов миссис Бакет побледнела и ахнула, закрыв рот ладонью. Ее за плечи обнял муж и с негодованием посмотрел на Вилли, который так и не решался поднять голову. Взрослые члены семьи Бакет тоже смотрели на Вилли — кто-то с негодованием, кто-то с осуждением. Бабушка Джозефина, рядом с которой сидел шоколадный магнат, положила руку на его ладонь. Он вздрогнул.       — Простите меня… — выдавил из себя Вилли.       — Что?! Простите?! Да по тебе стул плачет! Как хорошо, что в нашем штате не отказались от высшей меры наказания!       — Вы… вы тоже думаете, что это я всех убил? — Вилли сжал руки в кулаки. Приняв напряжённое молчание за утвердительный ответ, он решился поднять голову. — Я не убивал их. Я… единственное, за что меня можно судить, это за жестокое обращение с животными.       — Как хорошо, что я не ем ваш шоколад. А то кто знает, из чего вы его делаете. Ваша фраза «помадка августовский глуп в шоколадной глазури» явно родилась не на пустом месте. И вы, — он бросил взгляд на сына и невестку, — доверили этому чудовищу нашего дорогого Чарли?! Капец. Кого я воспитал…       — Пап, хватит!       — Что «хватит»?! Ты хоть сделал что-нибудь? Поинтересовался у него, чем он живёт?       — Успокойтесь, пожалуйста, — сказала миссис Бакет. — Вилли, мы вас не осуждаем и верим, что вы не причините Чарли вреда.       — А я не верю! — Проворчал дедушка Джордж и посмтрел на сына. — Я бы тебе рекомендовал запретить Чарли общаться с ним!       — Но пап…       — Что «пап»?! Я тебе уже тридцать семь лет папа!       Вилли слушал семейные разборки Бакетов и сидел с низко опущенной головой. Дедушка Джордж был абсолютно прав — ему нельзя общаться с маленьким Чарли. Ему нет прощения за то, что он издевался над животными. Никто не верит, что он не был причастен к убийствам тех девушек. Его посадят на электрический стул…       Поползла вверх температура, заболела голова. Снова появилось чувство тошноты, и он сглотнул. Напряжение росло, еще мгновение, и его можно почувствовать и пощупать. Это был сгусток отрицательной энергии, которой пропиталось это маленькое жилище. Вилли не смел поднимать глаза и просто изучал свои брюки. Он чувствовал осуждающий взгляд всех членов семьи Бакет, вспоминал испуганный взгляд Чарли, когда он схватил его за горло, а потом в воспоминаниях появился взгляд отца, осуждающий и страшный. Тогда, много лет назад, когда он убил свою маму. Ему тоже никто не верил…       Чувство тошноты стало сильнее, и мужчина сглотнул и зажмурился. Тело бросило в холодный пот, появилась непонятная дрожь, и он резко вскочил со стула и, закрыв рот рукой, выбежал из домика. Он знал, что не успеет никуда убежать, но опозориться на глазах этих людей он не мог. Пусть пострадает его поляна, но не его честь, от которой, собственно, уже ничего не осталось.       Дедушка Джордж покачал головой и тяжело поднялся со стула. Оставив домочадцев за столом, он вышел из дома, где увидел не очень приятную картину. Подошел к шоколадному магнату и осторожно погладил его по спине. Рубашка была влажная и горячая. Вилли напрягся. Потом послышался всхлип.       — Чарли и они не верят во все это.       — А вы? — Тихо спросил мужчина, стараясь вернуть себе хоть какой-то вид. — Вы верите им? Их больше. Мне сказали, что на улике мои отпечатки пальцев. Я держал кулон, рассматривал его всегда, посещая отцовский дом. Но я не брал кулон. Я не был в больнице. Да, я нарушил предписание и уехал к отцу, но мне никто не верит. Но я не убивал никого.       — Кроме собак. Зачем вы это делали? — дедушка Джордж повел кондитера к леденцовой скамейке, которая тут появилась недавно.       — Он говорил мне, что людей убивать нельзя. Но они издевались надо мной. Они унижали меня. Из-за этого дурацкого намордника. Отцу до меня не было дела, и я… я вымещал свою злость на животных. В тот день отец не захотел со мной поговорить. Он оттолкнул меня. Он поверил в то, что это был я. Идиот, на что я надеялся?! Он обвинил меня в смерти мамы. Он ненавидел меня. Ему тоже хочется, чтобы я сдох. Неужели мне нет спасения?       Дедушка Джордж дал Вилли звонкую пощечину. Вилли вздрогнул и прислонил ладонь к огненной щеке. Затравленно и испуганно посмотрел на него.       — Успокойся, истеричка! Ведешь себя хуже бабы! — Проворчал старик. — Если ты сейчас здесь, а не в участке, то это значит, что потеряно далеко не все. Значит, еще кто-то тебе верит…       — Но кулон…       — Кто мог его забрать? Кто еще знает о существовании кулона?       — Отец? Это… это отец?       — Господи, — дедушка Джордж закрыл лицо рукой и покачал головой. — Ты еще более туп, чем наши полицейские.       — Но я не знаю, кто еще может хотеть меня уничтожить! — всхлипывая воскликнул Вилли, за что схлопотал еще одну пощечину. — Мне сказали, что у меня был брат. Но я совсем не помню его. Отец никогда мне про него не рассказывал, и даже нет фотографий.       — Значит, тебе надо позвонить отцу и выяснить у него про брата, — строго сказал дедушка Джордж. — Иди, иди.       Когда Вилли скрылся из цеха, старик, тяжело шаркая ногами, вошел в дом. Остальные старики снова лежали в кроватях, сын читал газету, а невестка мыла посуду. Джордж, не говоря ни слова, вернулся на свое место, обнял спящую Джорджину и закрыл глаза.       Вилли вошёл в свой кабинет. Сел за стол и снял трубку. Долго слушал гудок, а потом, собравшись с мыслями, набрал знакомый номер. К телефону долго никто не подходил, но потом трубку сняли.       — Алло?       — Папа, я… могу поговорить с тобой?       — Вилли? -голос отца показался каким-то испуганным. — Нет, я тебе уже все сказал! Я не собираюсь тебе ничем помогать! Ты мне больше не сын!       — У меня есть брат? Ответь мне, пожалуйста.       — Да, — тихо прошептал отец. — Нет, конечно нет у тебя, апчхи, брата. — Послышались короткие гудки. Вилли долго сидел с трубкой у уха, а потом швырнул ее на аппарат. Встал из-за стола и подошел к окну. За воротами стояла машина, около которой куиил мужчина. За ним следили.       Отец как-то странно говорил. После этого тихого «да» Вилли показалось, что он услышал какой-то стук, после чего голос у отца изменился. А еще это чихание. Вилли нахмурился и снял трубку. Нашел в бумагах номер полицейского участка.       — Соедините меня, пожалуйста, с Джеком Квином.       — Он на выезде. Что передать?       — Ничего спасибо, — сказал Вилли и положил трубку телефона. Нужно поехать к отцу…