Soukoku Inktober 2021

      Чувства не растут за один взгляд. Это мог подтвердить каждый, и в особенности Чуя, всю свою жизнь проведший в знании, что его напарник — редкостный гондон. Но при этом под кожей упорно синел вьюнок и распускались алые камелии. И Чуя ненавидел цветы в целом, не только вот конкретно эти, с их символизмом и ласковой искренностью в каждом лепестке. Хорошо еще, что они были всего лишь татуировками… бррр, Накахара бы не выдержал, проростай эти милые цветочки физически через кожу. Ему и Арахабаки хватает, чтобы не страдать пустым мазохизмом. Но чем сильнее укреплялись его чувства, тем больше этих очаровательных и слишком искренних ростков растекались по коже цветными пятнами. Хорошо быть Дазаем: этот придурок постоянно в бинтах. Если под его марлевой броней росло хоть что-то, кроме болячек на запертой без воздуха коже, об этом знал разве что Мори.       Однако любопытство оставило свой след, и пусть любопытной кошке нос прищемили, а Накахара в одном из разговоров услышал, что на коже самого юного из Исполнителей прокладывались бутоны и цветы неясного, блекло-розового цвета. Но прежде, чем мафиози успел рассмотреть в общей душевой цветок на предплечье, Осаму вылетел из комнаты.       — Неужели у этого бессердечного пса мафии все же есть сердце? — пошутил тогда Хироцу, затянувшись сигаретой. А Чуя лишь слегка нахмурился. Дазай был влюблен? Этот мелкий мудак все же нашел себе кого-то?       Собственный вьюнок жадно вгрызся в запястье, растекаясь новым ярко-синим глазком на коже.       — Эй, Дазай, а какие у тебя цветы? — Чуя выдохнул дым к потолку. Это была всего лишь небольшая миссия, и сейчас оба парня, завершив ее, решили не возвращаться так рано в штаб. Тем более, что им продали пива в маленьком круглосуточном магазине на углу, а на набережной в кои-то веки было тихо и спокойно. Черный, как смоль, океан, и огромная луна на чернильном небе. Даже звёзд не видно. И холодный песок, на котором они сидели, казался белоснежным под лучами ночного светила.       — Ты будешь ржать, — вздохнул Дазай, поддавшись очарованию этого места. Даже не подумал язвить, что удивительно.       — Да ладно тебе… Скажи. У меня вот камелии и вьюнок, — бросил рыжий, даже не заметив, как его из-под чёлки мимолетно обжёг чужой взгляд золотисто-карих глаз. И мгновенно спрятался.       — Цветы персика, — безразлично кинул Осаму, старательно не глядя напарника. Чуя не сдержался и тихонечко хихикнул, прикрыв запястьем губы. Но шатен все равно услышал и обвиняюще фыркнул.       — Я же говорил!       — Но по факту я не смеялся же. Это даже мило. Ты видишь в ней невинность и чистоту. Привлекательность, очарование, харизма… Почти завидую. Наверное, хороший человек.       Дазай внимательно посмотрел на Накахару, взгляд парня случайно соскользнул на мянууб улыбку юноши, будто примагниченный. В золоте глаз мерцали серебристые искорки лунного света, будто стайка рыбок-мыслей.       — Пожалуй, ты прав. А твои?.. И не смотри так удивлённо. Это ане-сан мастер по всем этим цветам. Меня учили держать пистолет, а не икебаны составлять, — проворчал молодой Исполнитель и скрестил руки на груди в защитном жесте, когда рыжий взглядом спросил у него, действительно ли тот настолько не разбирается в значениях цветов.       — Камелии и вьюнок… Алые камелии значат страсть, любовь, преданность. А вьюнок — отчаянную жажду внимания, быть замеченным тем, кого ты любишь, — пробормотал Накахара, честно надеясь, что его голос не дрогнул от таких откровений. Он терпеть не мог так показывать все, что ощущал. Осаму был умным мудаком и мог догадаться, что скрывалось за этим показным безразличием.       Осаму очень задумчиво хмыкнул, прикрыв на мгновение глаза.       — А я его знаю?       — Не думаю, что его знает кто-либо, — расплывчато ответил Накахара, усмехнувшись горько. Вряд ли даже сам Осаму себя знал, а уж про остальных говорить и не стоило.       Дазай тогда ничего не ответил, лишь делал глотки пива из своей бутылки и наблюдал за небом, пока луна не зашла, а сам Накахара не уснул рядом, уткнувшись макушкой ему в бедро. Знал бы тогда восемнадцатилетний парень, что через несколько лет его напарник похожим образом будет дремать после Порчи, окружённый убийственным туманом Шибусавы…       Но на утро, когда Чуя вернулся после доклада Мори о результатах миссии, весь его стол был усеян лепестками персика. И собственные камелии у сердца едва не выпустили ещё несколько соцветий, жаром растекаясь по коже. Конечно, Дазай все понял. Дьявольский Гений практически не ошибался.       Зато если ошибался, то так, что это могло привести к практически непоправимым последствиям.       И теперь Осаму, заматывая бинтами цветущие на шее и руках персики, не мог не думать, цветут ли ещё камелии и вьюнок на белоснежной коже Чуи. Работа в агентстве начиналась рано. А сегодня ещё и должен был прийти тот самый рыжий с каким-то поручением от бывшего босса…       Любоваться Накахарой — почти грешно. Не любоваться — преступление. И Осаму не мог себе отказать в искушении прослеживать волну рыжих волос, спадающих на плечо, ленту чокера на шее, застегнутую почти до самого ошейника рубашку. Блеск синих глаз выдавал бурю за бесстрастным лицом. Все же Огай достойно воспитал новую правую руку, даже если от мысли о том, что этот вшивый врач был слишком близко к рыжему. И от этого сердце едва ли не буквально замирало: что если на коже Чуи теперь цветут совсем другие цветы? Тот всегда испытывал глубокое уважение к Огаю. Кто знал, не переросло ли это детское восхищение в нечто более серьезное с возрастом и отсутствием рядом Осаму. Взгляд золотистых глаз на мгновение окрасился кровью, стоило ему представить россыпь ирисов там, где раньше синел вьюнок и багряно мерцали соцветия камелий. Или сирень? Пожалуй, тут Накахара сказал бы точнее, как выглядели бы цветы Мори, будь они на коже его принца-консорта.       Однако терпение у Осаму было не настолько крепким, когда дело касалось Накахары, и лишь случайность позволила нынешнему боссу продолжить здравствовать в этом мире и дальше. Ревность Осаму не знала границ, а богатое, пусть и рациональное, воображение могло нарисовать такие картины, что шатен уверил бы себя без особых проблем, что он потенциально мог быть прав. И потенциально мог бы избавиться от потенциальной угрозы. Однако когда мысли бывшего Исполнителя едва не дошли до точки невозврата и планирования убийства Огая, Чуя развернулся чуть сильнее, ворот его рубашки сдвинулся, и сердце Осаму против воли забилось чуть чаще. На нежной коже алела распустившаяся и свежая камелия, нетронутый цветок, принадлежавший только одному человеку.       Кажется, Дазаю давно пора заглянуть к старому другу на бутылочку-другую хорошего вина. И наконец дать этим росткам полноценно прорости не только татуировками на коже.