Strangers

Дилюк не успевает даже выйти на площадь, лишь сворачивает в ее сторону — и его мощно и сильно обнимают сзади. Кайю спасает только то, что Дилюк отличает его запах с первых секунд и не бьёт локтем назад, как привык. Только замирает, напрягаясь и выдыхая через нос. Удивительно, но к запаху Кайи не примешивается аромат алкоголя, и Дилюк и вовсе не понимает причину такой бурной радости и объятий перед всем Ли Юэ. Он не против — просто не понимает. — Я бы спросил "угадай, кто", — смеётся Кайа и зарывается носом ему в волосы, — но мы не в Мондштадте. Дилюк закатывает глаза и разворачивается в его руках. — Никто другой в Мондштадте не рискнул бы полезть ко мне обниматься со спины, — говорит он серьезно и замирает, несколько секунд просто смотря на Кайю. Тот продолжает улыбаться — но в какой-то момент уголки губ опускаются, и Кайа неловко дёргает плечом. — У меня что-то не так с лицом? — деланно насмешливо говорит он и замирает, когда Дилюк касается пальцами его щеки. — У тебя очень, — приходится протолкнуть ком через горло, чтобы всё-таки сказать это, — очень красивая улыбка. Дилюк… много лет не видел, чтобы Кайа улыбался так открыто, искренне и свободно, без условий и преград, без насмешки и показного флирта, без фальши и желания понравиться всем вокруг. Дилюк полюбил этого Кайю когда-то давно, и пусть все изменилось — плевать, он может принять любого его, просто не думал он раньше, что одна маленькая деталь может так сильно выбить его из колеи. Кайа молчит, прикрывая ресницы, а затем взмахивает рукой. — Я вообще потрясающе красивый, — без тени смущения говорит он, будто слышал такие вещи много раз, и внутри все неприятно сдавливает. Дилюк всеми силами пытается не думать о людях, которые прикасались к Кайе, с которыми он учился нормально целоваться, нормально трахаться, в конце концов. Кайа с самого начала не стеснялся шутить на эту тему, и Дилюк принимает это как факт — но менее больно от этого не становится. — Потрясающе, — коротко кивает он, отступая на шаг — и судорожно пытаясь придумать, чем бы прикрыть неловкую паузу. — Судя по всему, дело прошло отлично? — О, — Кайа усмехается, — он все ещё меня боится. Было очень на руку. И не продолжает. Они снова замирают в уже до боли привычном обоим состоянии, когда и сказать-то нечего. — Пойдем, — Дилюк коротко прочищает горло. — Мне кажется, я знаю, где тебе понравится сегодня. — В вашей кровати, мастер Дилюк? — шутливо вставляет Кайа, жмурясь, снова переходя грань между искренностью и ужимками, и смотреть на него такого совсем не хочется. Но придется. Дилюк больше не собирается отворачиваться от него. — Не совсем, — как можно мягче говорит он и неловко сжимает ладонь Кайи, потянув за собой. Теперь Дилюк уверен в том, что Кайе понравится намного меньше, чем он думал изначально, а может, и вовсе не понравится, но Кайа, как всегда, сделает вид, что все прекрасно. Ладно. В самом худшем случае Дилюк поймет это и просто отведет Кайю в гостиницу, сделает ему хорошо так, как Кайа хочет — если пока что это максимум, который Дилюк способен предложить. — Тебя что-то мучает, — проницательно замечает Кайа, но отвлекается, бросив взгляд на прилавок рядом. — О, местные настойки! Хочешь, возьмём? Как раз расслабишься. Дилюк пользуется тем, что Кайа видит его лицо не полностью, жмурясь до боли в глазах. Алкоголь и секс — идеальный рецепт, чтобы сделать Кайе хорошо, вероятно, не знающий огрехов. Зачем он вообще пытается. — Давай, — он поворачивается к Кайе и неловко улыбается. — И если хочешь, правда никуда не пойдем. Гостиница нас ждёт. Кайа смотрит на него, щурясь, а потом щелкает по носу так, что Дилюк впадает в ступор, несколько секунд просто моргая. Кайа делал так в последний раз слишком много лет назад. — Нет уж, — Кайа продолжает щуриться, — я хочу узнать, что ты там придумал и куда мы идём. Не пытайся меня отвлечь. А потом, даже не оглянувшись по сторонам, чмокает Дилюка в губы — и, не давая прийти в себя, тащит за руку уже сам. Внутри будто что-то искрится, а сам Дилюк тихо смеётся. — Эй, капитан. Нам в другую сторону. * * * Дилюк приводит его на холм рядом с Ли Юэ, откуда виден весь город. Опускаются сумерки, и фонари на улицах вдалеке горят так же ярко, как звёзды в небе. К этому времени все уже должны были организовать — и Дилюк слегка расслабляется, разглядев на условленном месте аккуратно уложенные на траву пледы и покрывала, способные выдержать натиск вечерней росы. В какой-то момент дороги они разомкнули руки, так было просто удобнее идти, но сейчас Кайа подшагивает ближе и, не отрывая взгляда от города, нашаривает ладонь Дилюка, сжимает до боли, переплетая пальцы. — Вау, — еле слышно выдыхает он, и Дилюк не может сдержать улыбку, настолько широкую, что губы болят. — Ты любишь забираться повыше, — так же шепотом говорит он. — Я подумал, что ночью здесь будет красиво. — Ты будто на свидание меня привел, — фыркает Кайа, поворачиваясь к Дилюку и хотя бы немного ослабляя хватку. Дилюк высоко вскидывает брови — и тянет его вниз, на пледы, они садятся рядом, сталкиваясь коленями. — Это свидание, — уверенно говорит он, не будучи на самом деле ни капли уверенным. Потому что и представить не может, какая реакция последует. Кайа перестает улыбаться, переводя взгляд на город, и — через минуту долгого молчания достаточно тихо говорит, опуская ресницы. — Наше первое свидание. И в груди снова все сводит — от потерянного времени, от упущенных возможностей, но Дилюк резко прерывает болезненный поток мыслей — и добавляет: — Не последнее. Кайа коротко кивает, кусая губы. Он выглядит растерянным и, возможно, даже потерянным. Дилюк понятия не имеет, что с этим делает — и использует запасной план. — Здесь есть традиция — отправлять в небо бумажный фонарик и загадывать желание, — рассказывает он, почти сбиваясь на деловой тон, как на встрече — и тут же одергивает самого себя. — Я подумал… что было бы здорово. Сделать это вместе. Кайа хмыкает, все же улыбаясь, а затем вдруг наклоняется, утыкаясь носом в шею Дилюка, обжигая дыханием, прижимаясь к груди. — Ты очень стараешься сделать все правильно, верно? — произносит он уже громче. Дилюк прокашливается. — Я бы хотел запомнить этот вечер. — Я помню каждый вечер с тобой, — просто отвечает Кайа и отстраняется. — Покажи фонарь. Его взгляд уже и так нет-нет, да наталкивался на свёрток, обернутый в плотную ткань, и Дилюк, не ожидая этого от себя, спешит открыть его так, что едва не роняет из рук. Кайа смеётся, но совсем не обидно, и фонарь они извлекают в четыре руки. А затем Кайа начинает смеяться громче, закрывая лицо руками, заходится нежным и теплым хохотом, поджимая колени ближе к груди. — Ты. Купил. Фонарь. С павлином! Дилюк усмехается и откладывает фонарь, зарывается пальцами в волосы Кайи и ерошит их, пока тот пытается уклониться и отбиться, не прекращая издавать уже булькающие звуки. — Символ гордости, — важно говорит Дилюк, всё-таки расслабляясь. Все хорошо. Даже если это временно, пока что — все хорошо. — Долго искал? — Кайа, утирая слезы, всё-таки отбивается от его рук и вместо этого подхватывает фонарь, рассматривая его со всех сторон. Как-то так же он рассматривал вторые в своей жизни подарки на день рождения — в первый раз он просто не понял, зачем это все и почему их отдают ему, чем следует за них отплатить. Дилюк коротко вздыхает. — Обошел все лавки, пока не увидел его. Подумал, что тебе понравится… Он не успевает говорить — Кайа врезается в него всем телом, почти роняя на покрывала, и крепко обнимает, вжимаясь всем телом. Так просто и искренне, что Дилюка снова выносит в ступор. Кайа весь мягкий, несмотря на общую худобу, а ещё холодный — вечером здесь совсем не так жарко. Дилюк прижимает его ближе, согревая собой, и совсем коротко целует за ухом, восстанавливая дыхание. Как будто и не было между ними боли и недопонимания. Но они есть, и есть до сих пор, просто сейчас, на одно длинное мгновение, Дилюк позволяет себе забыть обо всем. — Загадывай желание, — шепчет он коротко, и Кайа отстраняется, но не уходит, а просто внаглую откидывается спиной на грудь Дилюка. Это вполне удобно. Кайа молча кивает и подхватывает фонарь, Дилюк касается его руки, направляя в нужное место преданную искру Пиро. — Будь свободным, — почему-то шепчет Кайа фонарю, и Дилюк не спрашивает ничего — для этого будет время потом. Павлин на фонаре, подсвеченный огнем, начинает блестеть всеми цветами радуги, и они отправляют его вверх — лишь легонько подтолкнув ладонями. Ветер подхватывает его, и фонарь поднимается в небо, как горящая только для них звезда. У Кайи сверкает глаз, он широко, с зубами улыбается, провожая своего павлина взглядом, а Дилюк не смотрит вверх — потому что хочет исключительно любоваться Кайей сейчас. Потому что Дилюк просто пожелал Кайе быть счастливым.