Strangers

Кайа сегодня почти не пьет, так — цедит свой напиток. И даже не участвует особо в разговорах, только улыбается и поддакивает в нужных местах, иногда отворачиваясь и бросая взгляды в сторону стойки. Дилюк видит — каждый из них. И видит, что что-то явно не так. И оставить это, как есть, нельзя, и спросить не получится, не такие у них отношения сейчас. Он может сделать только одно. — Задержись сегодня, — говорит он, когда Кайа будто нехотя подходит к стойке ещё за одним напитком. И Кайа широко улыбается. Они не прикасались друг к другу почти месяц, и ничего такого в этом не было: они не договаривались о каком-то графике, любые их… встречи происходили случайно. А ещё для Дилюка это был тяжёлый месяц — почему-то день рождения отца для него ощущался так же тяжело, как и день его смерти. Но, кажется, Дилюк правильно сделал, что предложил. Они все ещё не целуются, но Дилюк изучает шею Кайи губами, прикусывает так, чтобы не оставить следов, и вдыхает запах. Кайа впивается в него пальцами: в спину, поверх камзола, никогда — в обнаженную кожу. Может, тоже боится оставить следы, может, просто не хочет. — Ты затягиваешь прелюдию, — чуть сорванно шепчет Кайа, и в ответ на это Дилюк кусает его немного сильнее — и слышит довольный, сладкий стон. — Хочу и затягиваю, — бросает Дилюк, обжигая его дыханием, но руки переводит на бедра Кайи, путаясь в пуговицах штанов. У него складывается ощущение, что Кайа хочет как можно быстрее, не затягивая, получить разрядку и уйти. Дилюк ничего не имеет против — хотя, возможно, хотел бы растянуть сам процесс подольше. Трахаться на столах неудобно, они слишком низкие, и приходится сгибать колени, чтобы войти. Зато трахать Кайю пальцами на них прекрасно — ему как раз хватает длины ног, чтобы забросить одну из них Дилюку на плечо, раскрывая себя сильнее. Дилюк поддерживает его под бедро и кусает губы, толкаясь сильнее. Ему слегка стыдно за то, как же сильно он любуется. Кайа ощущается удивительно искренним в своих тихих стонах, в том, как жмурится, как приоткрывает губы, тяжело дыша… Но сравнимое по красоте зрелище — то, как он сжимается и расслабляется, позволяя пальцам скользить глубже, как легко принимает он их в себя. Это — вместе со всеми шуточками Кайи — навевает мысль о том, что Кайа делит постель с кем-то ещё, но об этом Дилюк старается всеми силами не думать. Потому что если начнет, станет так больно, что он и прикоснуться к Кайе больше не сможет. А ему не хотелось бы этого лишаться. — Хватит… уже… — выдыхает Кайа, и Дилюк, внезапно для себя усмехнувшись, качает головой. — Нет, — и добавляет ещё один палец, складывая их лодочкой, медленно проталкивает, преодолевая лёгкое сопротивление мышц, и Кайа захлёбывается стоном. Как бы он ни выпендривался, он любит такое. Когда Дилюк долго изводит его пальцами, доводя почти до исступления, а затем всё-таки входит членом, заставляя все время удерживаться на грани оргазма. Но сейчас так почему-то не хочется. Дилюку намного больше нравится смотреть. Он перестает поддерживать Кайю (нога тут же сильнее сжимается на плече, фиксируя) и ведёт пальцами по его животу, чуть царапает и едва ощутимо, самыми кончиками прикасается к головке. Кайа захлёбывается стоном настолько громким, что слышно, наверное, даже в "Кошкином хвосте". А Дилюк не думает, что их могут услышать. Никогда, в общем, не думает — ему плевать: дверь заперта, и никто сюда не войдёт, да и на слухи вокруг себя он не обращал никакого внимания. А кричит Кайа красиво. В какой-то момент у него неизбежно срывается голос, и он начинает тихонько скулить, когда Дилюк прицельно надавливает на чувствительное место внутри и несколько секунд не отводит пальцы, а второй рукой обхватывает кольцом под головкой члена — и медленно, ужасающе медленно ведёт вверх. Нога на плече сжимается, напрягаясь, а Кайа открывает глаз — и он слезится, а Кайа уже явно не в силах это контролировать. — Я так… не выдержу долго, — признается он хрипловато и искренне, сжимаясь на пальцах, не позволяя им больше двигаться. — Хочу тебя. Иди сюда. Дилюк с лёгким недовольством выпускает его член, огладив головку большим пальцем напоследок, и спрашивает: — А вторую ногу сможешь закинуть? Кайа щурится, а затем тихо хмыкает и вкрадчиво шепчет: — Стащи с меня штаны ниже. Так они ещё не пробовали, они не пробовали вообще кучу всего, и иногда от возможных фантазий у Дилюка голова кружится. Правда, почти все они несбыточны. Как минимум, для некоторых требуется кровать, а Кайа не захочет ни зайти на винокурню, ни впустить его к себе, уж в этом Дилюк не сомневается. Он входит быстрым, резким толчком, помня, что Кайа хорошо подготовлен, но все равно замирает после тихого вскрика, позволяя ему привыкнуть. Ноги Кайи на его плечах смотрятся удивительно хорошо, и в такой позе не приходится наклоняться слишком сильно, достаточно поддерживать Кайю под бедра. Хорошо. Даже слишком. Перед глазами пляшут искры, и Дилюк закусывает щеку, потому что, кажется, смог бы кончить только от картинки у себя перед глазами. А пока рано. Кайа кричит ещё недостаточно громко. Он набирает неспешный, но ровный ритм, так, как нравится Кайе: тот начинает дышать чаще и краснеет, совсем слабо различимо на смуглой коже, но Дилюк знает, куда смотреть. Через пару минут такого ритма Кайа перестает кусать свои губы и всё-таки ломается на череду непрерывных стонов, сжимает ноги на плечах Дилюка сильнее, почти до боли, и тихо шепчет — почти просит: — Быстрее. И Дилюк с удовольствием его слушается. Он сбивается с ритма и сразу начинает двигаться так, как только позволяют его бедра, Кайа мечется под ним на столе, тихо хныкая, а потом всё-таки кричит — раз, другой, пока Дилюк не перехватывает его под бедра одной рукой, удерживая немаленький вес и не сжимает руку на члене, даже не двигаясь — Кайе будет достаточно. И Кайа всхлипывает, зажимая себе рот рукой и сжимается внутри так, что Дилюку почти больно, а ещё до безумия хорошо, и кончает — Дилюк накрывает головку члена рукой, не позволяя запачкать мех, что сбился с плеча, и зажмуривается, делая всего три быстрых толчка. Оргазм такой оглушительный, что держать глаза открытыми невозможно, а хочется — до бесконечности смотреть на то, как Кайа расслабляется под ним, растекается с довольной, сладкой улыбкой. Дилюк замирает, пережидая несколько сладких мгновений, и выходит, мимолётно погладив Кайю по бедру. Так они и замирают — в странной позе, оба — тяжело дыша. Дилюку хочется прикоснуться к нему, провести по его лицу, но в последние несколько раз при каждой попытке Кайа уворачивался, и не следует сейчас пользоваться его открытостью и некой беззащитностью. Дилюк обойдется и тем, что у него есть