Разбитое зеркало

Все вокруг почему-то назвали это существо его братом. Элрос же, белый от ужаса, пытался доказать, что это не так, что он всегда был единственным сыном своей матери… Тщетно. Не желающие воспринимать всерьез испуганный шепот феаноринги лишь обидно посмеялись в ответ на отчаянное «Оно неживое!» и посоветовали не отнимать зря у здешних эльдар время. А существо напротив лишь молча скалилось, отчего истлевшая кожа на его лице покрывалась отвратительного вида трещинами, и смотрело на Элроса белыми-белыми глазами. Единственным, что удалось выпросить у нынешних опекунов, была личная комната. Элрос каждую ночь старательно подпирал дверь всем, что у него было, затыкал щель в каменной кладке около окна тонким одеялом и зажигал свечу. И слушал. Сперва наступала тишина — страшная, тяжелая, какой не может быть в обитаемой крепости. Однажды маленький Элрос вместе с матушкой пришел туда, где хоронили людей, умерших в Гавани Сириона — и там была такая же тишина. Неживая. А затем раздавался скрежет. Еле слышный, но пробирающий до самого нутра, словно бы кто-то методично и неспешно, раз за разом проводил чем-то острым — когтями? — по каменной кладке стен. И следом в уши ввинчивался вкрадчивый шепот. Существо, жившее там, за стеной, снова и снова говорило о том, что Элрос отобрал у него самое дорогое — жизнь и судьбу, и что оно сделает с полуэльфом то же самое, как только тот не выдержит и уснет до рассвета… — Я никого не убивал! — не выдержав, закричал в одну из ночей Элрос, отчаянно зажимая уши, чтобы больше такого не слышать, не слышать, не слышать! Раздавшийся в ответ хриплый хохот-шелест заставил пламя свечи колыхнуться, а самого Элроса тоненько взвыть от ужаса. — Ты убил меня в утробе нашей матери, братец! — полные отчаянной, жгучей ярости слова раздались прямо над ухом, отчего полуэльф с придушенным воплем шарахнулся в сторону. — Ты поглотил меня, ты даже не позволил мне родиться — так почему же я должен теперь пощадить тебя?! Элрос забился в угол — и не сказал ни слова. Ответа на этот вопрос у него не было. Что самое удивительное, все вокруг воспринимали существо не как отчаянно пахнущее тленом серокожее нечто, а как обычного полуэльфа, такого же, как и сам Элрос. А то лишь скалилось в ответ и слепо таращилось на мир белесыми глазами. И молчало.

***

Годы шли. Выросший Элрос наловчился спать урывками в светлое время суток, проводя ночи уже не перед свечой, а перед крохотным феаноровым светильником, который однажды выдал ему беззлобно ворчащий Маглор. — А то никаких свечей на тебя не напасешься, — взъерошил кудрявую шевелюру воспитанника феаноринг. Стоящее за его плечом существо, с годами заметно вытянувшееся и окончательно приобретшее облик истлевшего мертвеца, оскалилось и медленно-медленно, словно красуясь, провело украшенной мощными когтями рукой по стене. — Не дождешься, — одними губами прошептал ему Элрос, повернувшись так, чтобы Маглор ничего не заметил. — Посмотрим, — привычно прошелестел над ухом голос, обдав стылым холодом и запахом тлена. Элрос не знал, насколько его хватит — но он прожил таким образом уже достаточно лет и вот так просто сдаваться не собирался. Существо же словно чего-то выжидало, не нападая в походах — лишь в стенах замка каждую ночь полуэльф слышал методичный скрежет в гробовой тишине. И однажды оно дождалось. Элрос, тяжело раненый в одной из стычек с морготовыми тварями, буквально молил не отвозить его обратно в крепость. Как угодно, хоть в сугробе оставить замерзать — но только не в Амон Эреб! Но услышавший о сугробе Маэдрос побелел и выдал приемышу такой мощный подзатыльник, что в и без того гудящей голове словно вспыхнула слепящая звезда. — Чтобы больше я о сугробах не слышал! — от мощного рыка с ближайшего дерева посыпался снег, а Элрос покосился на разъяренного феаноринга — и благоразумно промолчал. Уже в крепости, в своей комнате бойкий на язык полуэльф, в панике косясь за окно, где догорал зимний закат, старательно убалтывал целителя, доказывая, что всё хорошо, нет-нет, не больно, да, так тоже не больно и вот так тоже, а бледным я всегда был, правда-правда! Задумчиво смотревший на своего пациента лекарь все же умудрился влить в Элроса несколько настоек и удалился к себе — и вскоре солнце зашло за горизонт. Отчаянно сопротивляющийся сну полуэльф кое-как поднялся на ноги и, хромая и держась за бок, отошел подальше от кровати. За спиной негромко рассмеялись. — Хватит! — отчаянно выкрикнул Элрос в пустоту освещаемой лишь одиноким светильником комнаты. — Прекрати! Ни слова в ответ — лишь знакомый скрежет донесся из соседней комнаты… И показалось — или в этот раз привычный до отвращения звук действительно раздался куда ближе? Элрос тряхнул головой и принялся медленно расхаживать по комнате вдоль стены, старательно не обращая внимание на усиливающийся скрежет и не отрывая взгляда от яркого светильника, который постепенно расплывался перед глазами в бесформенное, неумолимо тускнеющее пятно. После такого тяжелого ранения и лечебных настоек сил практически не было, но надо было продержаться до рассвета и не потерять сознание, надо было не спать. Но как же холодно… Элрос уже не услышал, как прекратился скрежет, а дверь, ведущая, в комнату полуэльфа, дрогнула раз, другой — и приоткрылась.