Эффект Конкорда

Однообразное мельканье фонарей усыпляет своей гипнотической последовательностью, машин почти нет, и Олег ненадолго отключается. Абстрагируется от ситуации, в какой-то момент просто представляет себе, что все это – не более, чем ночная прогулка, примитивное приключение для тех, кто желает разнообразить унылые будни. Сейчас бы тормознуть на заправке, взять пару френч-догов и рвануть за город, чтобы Серый в очередной раз показал ему, как живописен рассвет на Пулковских высотах, неэстетично жуя фастфуд. В конце концов, все равно в том направлении едут. Но вдруг сине-красное миганье полицейской машины со всего маху взрезает сетчатку. – Черт, менты! Серый! – Вижу, – цедит Разумовский, одним махом швыряет ствол куда-то под сиденье и, открыв бардачок, мгновенно выцепляет оттуда кепку и очки с радужным отливом. – Что мне делать, я же в костюме? Снять не успею! – Лера в панике крутится на сиденьи. – Тихо, Валер, он все уладит, – пытается успокоить ее Олег, тормозя по знаку инспектора у обочины. – Мы всего лишь нарушили скоростной режим. – Да, а я «всего лишь» Чумной доктор, на которого сейчас не охотится только ленивый! – А-а. Ты в костюме Чумного доктора, – в синих глазах загорается дьявольский огонек. Волков, впрочем, уже готов к представлению: он расслабленно опускает руки, роняя их на колени. Напряжение волной отливает от каждого пальца. – Сиди тихо и сделай страдающее лицо, такое, будто тебя сейчас стошнит, – коротко приказывает Лере Разумовский и, состроив жалобную физиономию, вылезает из машины. Олег, переведя дух и снова беря тело под контроль, готовит документы и выходит за ним, предвкушая очередное шоу, из тех, на которые Серый всегда был мастер. Перед ними гаишник неопределенного возраста с побитым жизнью, одутловатым лицом. Он явно не в восторге от того, что приходится среди ночи мерзнуть на промозглом ветру. Собачья работенка, что и говорить! – Так, нарушаем, – тянет он насморочным голосом. – Инспектор Ёлкин, ГИБДД, документики на проверку готовим. – Товарищ инспектор, простите нас великодушно! – принимается частить Серега ломким голоском. – Очень торопимся: тут человеку плохо! Вот документы наши, пожалуйста ознакомьтесь. Правая рука его ныряет в карман и с ловкостью фокусника вкладывает между удостоверением и страховкой хрусткую пятитысячную купюру. Инспектор чихает, шумно высмаркивается в огромный, сомнительного вида платок, берет документы и принимается изучать их. Серый, воспользовавшись моментом, ловит взгляд Олега и выразительно кривится. – Марк Жеглов? – наконец выдает Ёлкин спустя несколько десятков мучительных секунд. – Беглов, – поправляет Олег. – Я водитель. – Тээээк, ясненько, а кому тут плохо-то, показывайте. Сергей ловко оттесняет Олега плечом. – Да сестренке моей, непутевая она, совсем от рук отбилась, вот с фестиваля везем домой… – Серый говорит очень быстро, выразительно жестикулируя, стараясь успеть объяснить как можно больше до того, как наступит «момент икс». Инспектор возвращает Олегу документы – уже без хрустящей начинки – и одним махом открывает заднюю дверь. – Ёбтвоюмать… – выдает он и впадает в ступор при виде Чумного доктора в полном облачении. – Она у нас косплеем занимается, ну, переодевается в разных известных персонажей. И вот, не уследили! Совсем еще девчонка, студентка, а уже залетела – и незнамо от кого! Мать узнает – прихлопнет. И ее, и меня. Да что уж теперь... Серый драматично проводит ладонью по лицу, тихо чертыхается, вспоминая, что на нем очки. – И теперь вон, с токсикозом, а все туда же, в свой косплей проклятый! Хобби у нее, видите ли! Лера, сидящая в машине, округляет глаза и так выразительно начинает зеленеть, что Олегу кажется, что ее сейчас действительно стошнит. – Матери совсем не помогает, все одни тусовки на уме! Он медленно выпрямляется и тяжело, трагично —даже чуть переигрывая – вздыхает. Тон его смягчается, разбавляется нотками усталости и смирения. – Но я же брат, не брошу. А она этим и пользуется, засранка такая. Тем более племяш вот скоро родится… Я вообще детей люблю, своими, правда, не обзавелся, не срослось как-то, – Сергей говорит так бойко, не затягивая театральные паузы, что никто даже при желании не смог бы вставить и слова. – Солнышко, тебе плохо, может, пакетик дать? – он корчит озабоченную мину и пытается пролезть к ней в салон. – Ннненадо, – только и может выдавить из себя Лера. – Мне уже лучше. Ёлкин отмирает и осторожно интересуется: – И чо, она сама этот костюм сделала? Гаишник, судя по виду, сражен великолепием и достоверностью костюма наповал; душераздирающая история о гулящей сестре его ничуть не тронула. – А можно я это, как это… селфи сделаю. У меня дети недавно про доктора этого фильм смотрели, а тут… – О, нет, нет, – принимается махать руками Сергей, – лучше не надо: ей сейчас правда нехорошо, это она при вас бодрится, а когда выйдет… Я беспокоюсь за целостность вашей формы, ну вы понимаете, – он делает бровки домиком и с надеждой смотрит на инспектора Ёлкина, гипнотизируя его жалобным взглядом, как кот закрытую дверь. – Н-ну ладно, – нехотя соглашается Ёлкин и опять чихает. – Езжайте тогда уж. Только больше не нарушайте. И это, лучше присматривайте за сестрой. Он неопределенно машет рукой, сует в пасть какую-то таблетку и наконец отчаливает в сторону патрульной машины. Олег перехватывает взгляд Серого, и губы невольно сами расплываются в улыбке: тот сияет, как нахулиганивший мальчишка, донельзя довольный своей проказой. Сергей в ответ красноречиво стреляет взглядом в сторону Леры, закусывает губу и забавно сморщит нос, с трудом удерживая смех. И все это – как раньше. Как когда-то в детстве, где им хватало одних взглядов, чтобы понимать друг друга… Теперь же все чаще бессильны даже слова. Олег, поудобнее устроившись на водительском, включает подогрев стекол, трогается с места и ждет вторую часть шоу. Лера набрасывается разъяренной фурией: – Что за глупые выходки? Что ты ему там наплел про меня! Господи, с вами двумя вечно какой-то цирк! – она тяжело вздыхает и роняет лицо в ладони. – Все хорошо, ма шери: правдоподобной легендой и взяткой можно добиться большего, чем одной только взяткой. Ну и еще так интереснее. Он обворожительно улыбается ей. – ПРАВДОПОДОБНОЙ?! – Лера не сдерживается: подается вперед и зло пихает Разумовского кулаком в бок. – Это вот, значит, как ты обо мне думаешь?! Серый притворно ахает, даже дергается для вида, и не выдерживает: разворачивается на своем сиденьи так резко, что Олег рефлекторно отклоняется к двери, едва не поворачивая руль, и начинает лезть к ней назад. Опешивший Волков на всякий случай сбавляет скорость, то и дело косясь в сторону неугомонного Разумовского. – Какого хрена ты творишь? – Тш, – отзывается тот, руками упираясь в подголовники. – Локацию меняю. Кое-как боком ему удается втиснуть широкие плечи между сиденьями. – Серый, ты охуел? – зло орет Олег, когда тот с размаху заезжает ему локтем по уху. Лера смотрит на это странное и нелепое действо с восторженным ужасом неофита: Волков видит в зеркале заднего вида ее горящие глаза: точно как у зрителя в первых рядах цирковой арены. – Переживешь, – сдавленно выдает Разумовский, уже красный, встрепанный, и тут же совершает роковую ошибку: разворачивается в попытке просто занырнуть вперед. Узкая талия пролезает без проблем, а вот бедра застревают намертво. – Да черт... Серый беспомощно возится где-то под боком, и Олег старательно игнорирует вздернутую у самого уха чужую задницу. Серый пытается повторить ранее совершенный удачный маневр с плечами, опирается руками о спинки сидений с обратной стороны, но терпит поражение и почти стонет, выгибая шею: – Волче, помочь не хочешь..? Олег хмыкает, хмурится и сильнее стискивает пальцы на руле. – Чем? Карту подать? – Волков! Сергей снова возится в тщетной попытке сдвинуться с места, а у Олега уголки губ сами собой растягиваются. Попросить помощи у Леры в таком деликатном, почти интимном вопросе у Серого, видимо, не хватает наглости. Да и места для маневра там, кажется, еще меньше. – А волшебное слово где? – мстительно спрашивает ушибленный Олег, все еще чувствующий пульсацию в пострадавшем ухе. Серый дергается, чуть ли не рычит где-то там: – Я бы таких волшебных слов сейчас наговорил, но вынужден держать лицо: с нами же дама. Эта самая дама, судя по звукам, уже вовсю хохочет при виде происходящего. – Да, Серый, держать лицо – единственное, на что ты сейчас способен. – Хочешь, я попробую вытащить тебя за руки? – Лера великодушно решает прийти на помощь, хоть и голос ее по прежнему полон насмешливых ноток. Олег наблюдает в отражении, как та берется за запястья Разумовского и, упираясь спиной в спинку сиденья, что есть силы тянет на себя. – Ай, больно руки, отпусти! – восклицает Серый и сердито огрызается на Волкова: – Это все потому, что у кого-то очень узкая машина! – Нет, это потому кто-то слишком много сладкого на ночь ест, – парирует Волков, потому что каждый день самолично выкидывает валяющиеся по всему дому коробки из-под пирожных из местной пекарни, но все равно смягчается и спрашивает: – Как в твоем понимании я, будучи за рулем, должен тебе помочь? – Тебе инструкцию на е-мейл скинуть? – Разумовский скалится и переходит на заговорщический шепот. – Просто возьми меня за зад и подтолкни. Ну, по-дружески, – зачем-то уточняет он. Звуки с заднего сидения говорят как минимум о том, Макарова только что скончалась. Впрочем, она быстро подает признаки жизни: – Господи, за что мне это... – жалобно стонет она, закрывая руками пунцовое лицо и тихо икая от смеха. Олег тяжело вздыхает и, не отрывая взгляда от дороги, осторожно кладет свою большую лапу на упругие ягодицы Сережи, затянутые в гладкую, прохладную наощупь шерсть очередного брендового шмотья и, стараясь не думать, кого и за что он держит, резко с силой проталкивает того вперед. Серый, взбрыкнув ногами, тут же летит вперед, как пробка из бутылки, попутно саданув его по руке носком ботинка. Судя по возмущенному писку, приземляется он прямо на Валеру. И пары секунд не проходит, как те уже возятся в полушуточной драке, как котята в коробке. Олег поджимает губы, уже наблюдая за этим с каждым разом все дольше, чем за дорогой: то в зеркале, то на пару секунд оборачиваясь. В очередной раз встрепанная голова Разумовского появляется над подголовником и, едва отдышавшись, командует: «Олег, следи за дорогой!», и тут же снова исчезает. Волков нехотя мирится с таким положением вещей, переключает мысли и смотрит на экран навигатора, сосредотачиваясь на дороге и впредь игнорируя возню на заднем сиденьи. Когда из-за деревьев показываются серебристо-серые купола Пулковской обсерватории, Олег дисциплинированно предупреждает: – Готовьтесь. Через пять минут будем на месте. Куча-мала, кажется, уже натискалась и начинает приводить себя в порядок: Серый лихорадочно приглаживает волосы, одновременно натягивая дубленку, Лера поправляет ремни костюма и надевает маску. Перед ними вырастает обшарпанная коробка старого склада. Они на месте. Олег решает не заезжать на стоянку – паркуется неподалеку, чтобы их не засекли по шуму мотора. Смех и возня окончательно прекратились: из машины выходят уже Сергей Разумовский и Чумной Доктор, сосредоточенные, Сергей – с оружием наготове. Накануне после недолгой перепалки, которой окончилась попытка Серого заставить Макарову продемонстрировать свои новообретенные навыки, Лера заявила, что еще не готова брать на задания огнестрел. Не хватает практики. Сергей в тот вечер, скептически глядя на расстрелянную ей мишень и признавая, что та вряд ли бы выиграла что-то существенное в тире какого-нибудь парка аттракционов, был вынужден согласиться. – Нужно разделиться, – бросает он, не сводя глаз с двери ангара. – Я иду через главный вход. Лера… Он задирает голову, осматривает внимательно здание, что-то прикидывает в уме. – На крыше есть люк, взломай его и тогда сможешь попасть внутрь. – Откуда ты знаешь, что там люк? – Лера тоже пытается всмотреться, но не видит никаких очевидных признаков дополнительного входа, по крайней мере снизу. Сергей отмахивается. – Ты уже бывала в таком типе ангаров: при наличии второго этажа сверху будет люк, либо выход на открытую террасу. К тому же справа была лестница, – он кивает на проржавевшие металлические крепления на стене. – Будь внимательнее, пригодится. Олег, когда я отвлеку на себя внимание нашего маньяка, через пару минут заходишь ты и прикрываешь тылы. Если он откроет огонь, стреляем на поражение. Если найдем оружие – уносим с собой. Лера, принявшая обоснованное замечание, согласно кивает и стремительно взлетает по стене: свет одинокого фонаря выхватывает ее гибкую темную фигуру, графично выделяя ее на фоне сумерек, свет опасно бликует в окулярах маски, как в оружейных прицелах. Она быстро взламывает люк, используя «кошку» и, не оглядываясь на них, скрывается внутри здания. Сергей жадно наблюдает за ней блестящим остановившимся взглядом, а потом встряхивает головой и отмирает, словно только сейчас вспоминая, зачем он здесь. Они наконец-то остаются вдвоем, и Олег только теперь позволяет себе маленькую слабость: кладет руку в перчатке на чужое плечо, крепко сжимает: «Удачи», – и улыбается, увидев знакомое предвкушение в синих глазах. Серый устраивает поверх его ладони свою – черное на черном, кожа к коже – на секунду задержавшись, опускает глаза и откликается: «И тебе, Волч», чуть прихватывает пальцами руку Олега в ответ и исчезает в слякотной темноте. Его тень бесшумно подбирается к двери, стараясь не попадать в круг света. Олег прячется за ржавым ЗиЛ'ом, припаркованным рядом со складом так давно, что колеса наполовину уже вросли в землю, и замирает. Ему не привыкать к сидению в засаде в режиме каменной горгульи: когда-то он мог пять часов провести в таком положении, так что пять минут – плевое дело. Сергей осторожно тянет дверь – она на их счастье оказывается не заперта – и проникает внутрь. Олег медленно провожает друга глазами, втягивая сырой весенний воздух, и оглядывается вокруг. Серая шкура неба местами разорвана, и в прорехах видны колкие холодные звезды. Тихо так, что слышно, как ветер стонет в кронах берез неподалеку, да галдят неугомонные вороны. Обстановка кажется обманчиво спокойной, учитывая то, что Сергей с Лерой уже внутри, а значит охота началась. Звуки выстрелов гулко отдаются в тишине, и Волков им почти рад: Сережин ствол! Звук его «тактикала» с глушителем Олег узнал бы из сотен других, как влюбленный – голос любимой девушки. Стая ворон истошно голосит, взметнувшись в воздух рассеянным черным пятном, Олег же не сдвигается ни на миллиметр – не было приказа. Когда стрелка часов подползает к 00:25, родной неубиваемый «Гш18» ложится в руку, как влитой. Олег кривится, глядя на следы, оставленные в рыхлом, почти растаявшем снегу: надо будет убрать их после. Тяжелая металлическая дверь приотворяется с неприятным скрипом (и как Серому удалось открыть ее без звука?), и Олег попадает внутрь склада, в дымный мрак, который едва рассеивают тусклые светильники под потолком. Волков щурится и приглядывается, пытаясь сориентироваться: помещение наполнено однообразными рядами аллюминиевых стеллажей, на которые в хаотичном порядке навалены какие-то ящики и коробки. Тут теплее, чем на улице, и пахнет порохом, табаком, пригоревшей едой и специфическим застоявшимся запахом заброшенного здания. Он сливается с одним из таких стеллажей и начинает медленно продвигаться вглубь, стараясь даже дышать потише – и вдруг разражается кашлем. «Пиздец...» Горло дерет так, что он не в силах остановиться. Да что ж такое, как перцовку распылили! В груди все дрожит, на глаза наворачиваются слезы. Дело дрянь: так выдать себя. Олег прислоняется к стойке, зажав себе рот рукой, и тут же совсем рядом, сантиметрах в десяти от его головы, врезается пуля. Металл вибрирует от удара, жалобно звеня. Волков не дергается, только на миг закрывает глаза и, держа впереди ствол, начинает аккуратно продвигаться вперед, в дымный сумрак. Рядом неслышно вырастает Серега: взведенный, на покрытом испариной лбу – свежая царапина. Волков ловит его дикий остановившийся взгляд и спрашивает одними губами: – Откуда он стреляет? Серый кивком головы показывает ему в конец прохода, за груду каких-то ящиков. «Забаррикадировался... А он, похоже, тертый калач: знает, что делает». Разумовский приближается губами к его уху, обжигая горячим взволнованным дыханием: – Там Лера. Леру, конечно, защищает костюм и меч, но что он против огнестрельного оружия? Костюм после прошлого промаха Сергей усовершенствовал, устранил недочеты, но Олег все равно видит: тот изрядно нервничает. Не доверяет самому себе. К тому же у этого маньяка, похоже, тут целый арсенал, и драться он будет до последнего, как загнанная в угол крыса. Уж точно сделает все, чтобы хоть кого-нибудь из них забрать с собой на тот свет. Серый знаками показывает: «ты обойди справа, я слева, пригнись» и скрывается за рядами стеллажей. Когда-то Олег научил Разумовского жестовому языку спецназа просто, чтобы хоть немного расшевелить Сергея после того, что случилось с ним в Сибири. Тогда он ходил тихой немой тенью, мог весь день провести, пялясь в стену, словно видел в узорах белой облупившейся штукатурки картины, события, лица... На прежнего шумного, взбалмошного Серого он походил только внешне, и Олегу было настолько страшно от этих перемен, что он как мог отвлекал его. Олег вздрагивает: в той стороне, куда ушла Лера, опять раздаются выстрелы. Обтирая спиной пыль, он быстрее пробирается вперед, к баррикаде, и наконец оказывается в таком месте, откуда отлично видно все, что происходит. Лера прыгает на преступника откуда-то сверху, как кошка, выбивает оружие, валит на пол, заламывая руку. Молодец, девочка, чисто сработала! Радость за нее короткая, как искра зажигалки. Все, это развязка, прятаться больше не нужно! Олег переходит на бег, не отрывая взгляда от поединка. Чумной доктор и террорист на несколько секунд сцепляются в единое целое, и в полумраке невозможно точно различить, где – кто. Волков берет клубок тел на мушку: он слишком хорошо знает, в каких подразделениях армии обучают таким приемам ведения боя, а чувак дерется, как в последний раз, и он попросту выше и массивнее Макаровой. Преступник хватает ее за шею и, приставив к голове «Глок», скалится в безумной улыбке. Они так близко, что в дымном свете Олег видит, как блестит железный зуб террориста, что руки его вымазаны кровью. Тот открывает рот, чтобы что-то сказать, но Олег не дает ему ни одного шанса угрожать, диктовать им условия: жмет на гашетку, почти не целясь, надеясь только на удачу – его, Волковскую. Потому что по всем законам: мерзкое освещение, трясущиеся руки, малое расстояние между Лерой и захватчиком, он точно промажет, должен промазать, а значит его удача должна безошибочно выбрать самый малый шанс: один из ста, из тысячи, из, черт возьми, миллиона! Пуля, задев маску-клюв, расцветает красным цветком на виске маньяка. Он отпускает Макарову и заваливается на пол. Лера, схватившись за голову, тяжело оседает рядом. Время застывает, и рука, ощутившая всю силу отдачи оружия, плетью повисает вдоль тела. Больно... Взгляд цепляется за метнувшегося к Макаровой Серого. Разумовский растерял всю свою привычную патетичность: весь в грязи, с бледным лицом, на волосах паутина. Если бы Олег не знал его так хорошо, то подумал бы, что тот перепуган до смерти. А Серый уже рядом с Валерой: воркует, осторожно кладет ее голову к себе на колени. Бережно, почти благоговейно снимает маску, склоняется к девушке, слушая дыхание, взволнованно ищет пульс на шее. Она реагирует слабо, не двигает конечностями. Если бы Волков своими глазами не видел, что пуля угодила, куда следовало, он тоже всерьез обеспокоился бы. А шок – дело поправимое. Олег подходит к ним, растирая плечо, которое так некстати заныло после отдачи от выстрела. – Ты мог убить ее! – тут же с яростью набрасывается на него Серый, едва отлипнув от своего сокровища. Олег рефлекторно отступает, ему на секунду кажется, что тот сейчас его ударит. Волков не знает, что ему ответить: для того, чтобы снова объяснить, почему не мог, нужно опять пересказать жизнь почти с самого начала. Кажется, в прошлый раз Серый отнесся к этому с недоверием, а Олег и не настаивал. Как доходчивее объяснить, что его в этой жизни предавали все и всё, кроме той самой извращенной удачи, благодаря которой они с Серым были еще живы? На что еще полагаться, кому верить? Олег чувствует ярость друга почти физически, но только сжимает зубы: он не собирается отвечать. Любое оправдание – и начнется перепалка, еще одна схватка, теперь на словах, но он уже достаточно устал от всего этого дерьма. У Олега адски болит рука, и ему очень хочется выпить. От громкого Сережиного окрика Лера приходит в себя, открывает глаза и приподнимается, выдыхает: – Не надо, я в порядке. Разумовский мгновенно переключается. – В порядке?! Да если бы он хоть на сантиметр левее… – Тш, – выдает Лера бессильно и, зная, что не подберет нужных сейчас аргументов, просто закрывает ему рот рукой. Серый замолкает, замирает на месте и смотрит на Волкова. Лицо его идет от гнева красными пятнами, выдавая, что он едва себя контролирует. Олег знает, что это – та точка кипения, за которой любой другой человек, настолько разозливший Разумовского, был бы уже мертв. Волков просто выжидает следующего этапа: позволяет Серому немного остыть. Спустя почти минуту это срабатывает. – Иди, проверь, нет ли здесь чего-то полезного, – наконец бросает ему Сергей, не дождавшись ответа на свой выпад. Его интерес к этому вопросу угасает, а мысли – снова сосредоточены на Макаровой. Как будто за последние полгода он вообще мог размышлять о чем-то постороннем, пока в его поле зрения «его девочка»? Эта фраза, мелькнувшая в голове, заставляет Волкова поморщиться. Он с радостью отворачивается от них и идет прочь, туда, за баррикаду, только бы не смотреть, как они милуются. Взорвать бы тут все к чертовой матери, да у маньяка действительно могло оказаться что-то нужное. В самом конце коридора он случайно натыкается на рассохшуюся деревянную дверь. Она настолько незаметная, что почти сливается со стеной. Волков жмет на расхлябанную ручку, привычно готовый ко всему: к растяжке на полу, к ведру холодной воды на голову, к выстрелу в корпус, но вместо этого слышит из темноты тихий жалобный скулеж. «Господи, тут что, собака?» Он наощупь находит справа выключатель и нажимает. Голая лампочка под потолком освещает тесную каморку: раскладушку, шкаф, стол, заваленный грязной одноразовой посудой и рухлядью, старый пузатый телевизор, плитку и лохматый комок серой шерсти на полу. Олег инстинктивно делает шаг назад, к двери: вспоминает, как погиб Сашка – сослуживец, друг, почти брат, когда в Сирии с улыбкой потянулся к большой дворняге, выскочившей с радостным визгом навстречу им из заброшенного дома. Олега тогда что-то зло толкнуло в солнечное сплетение, и он в последний миг дал бойцам команду «назад». Прогремел взрыв. На пса был надет пояс со взрывчаткой, которой хватило бы на то, чтобы уничтожить всю группу. От Сашки осталось только погнутое обручальное кольцо. Олег сохранил его, но так и не нашел в себе сил передать его вдове друга. Пес встает, подняв уши торчком, и слабо виляет хвостом. Олег рассматривает его: чистый, никакой взрывчатки. Обычная собака, только истощенная и грязная. Видимо, преступник взял себе сторожа, да кормить его забывал. У Олега сжимается что-то внутри: собаки – не люди. Их жалко. Волков снимает перчатку, тянет руку и осторожно гладит животное по лохматой голове, зарывается пальцами в густую шерсть. Пес поднимает голову: из-под лохматых бровей блестят умные карие глаза, он утыкается прохладным мокрым носом Олегу в ладонь и вертит хвостом. – Хороший... какой... Голос почему-то не слушается его. Волков перебирает пальцами, треплет спутанную шерсть. Руке в ней уютно и тепло, будто в варежке. На шее он нащупывает грубую веревку, конец которой привязан к ножке шкафа. Олег, не колеблясь, достает нож из снаряги и перерезает ее, хлопает пса по спине: – Все, теперь ты свободен, парень. Собака принимается радостно крутиться и повизгивать, путается в ногах. Волков, понимая, чего он так ожидает, еще раз оглядывает помещение, встает на ноги и поочередно осматривает стол заглядывает в ящики, затем в шкаф. На верхней полке Волков находит банки с тушенкой, вскрывает одну ножом и аккуратно вываливает содержимое перед псом прямо на пол. Тот глядит голодно и вопрошающе, и когда Олег делает шаг назад, набрасывается на еду и проглатывает все в один миг. Увлеченный этим зрелищем, он даже не успевает отреагировать, когда пес, покончив с «обедом», встает на задние лапы, устроив передние на плечах Волкова, и лижет его в лицо. – Эй! Олег отворачивается, пытаясь уйти от горячего влажного языка, и неожиданно сам для себя начинает смеяться. Дверь за спиной распахивается: – Ну что... Чем ты тут занят вообще? Откуда собака? – Серый пятится и недоверчиво хмурит брови. – О, какой барбос! – Лера, уже пришедшая в себя и явно без проблем передвигающаяся на своих двоих (в этот момент становится несколько обидно за несправедливые обвинения Серого, за которые тот и не думал извиняться), подходит к псу, садится перед ним и принимается гладить его по спине и трепать мягкие висячие уши. Она выглядит бодрой, и Олег, наконец, облегченно выдыхает: все-таки сработало. В который раз. – Этот боец держал тут собаку, – поясняет он им обоим. – Боец? – переспрашивает Лера, глядя на Олега снизу-вверх. – То, как он сражался. Ты заметила? Спецназ, – коротко отвечает Волков. – Тут к гадалке не ходи – и так понятно. Серый открывает шкаф и начинает увлеченно перебирать коробки с патронами. – Олег прав: он бывший спецназовец и начальник охраны «Радуги». На раскладушку прилетает грязный выцветший бейдж, отброшенный Разумовским за ненадобностью. – На гражданке жизнь не сложилась, и он решил, что будет справедливо «не сложить» ее и всем остальным. Дорогая, подай пожалуйста, вон тот ящик. Лера неохотно поднимается, подчиняясь просьбе. Они вдвоем принимаются собирать найденные стволы и патроны в пустые контейнеры. Серый с восхищением рассматривает каждый трофей, как — ребенок новогодние игрушки, извлеченные в честь праздника с антресоли. – А с собакой что будем делать? – осторожно спрашивает Олег. – Прогони ее, – безапелляционно заявляет Разумовский, увлеченно разглядывая боевой нож. Он медленно проводит подушечкой пальца по лезвию, проверяя заточку и задумчиво произносит: — Террорист пользуется ножом, который называется «Антитеррор». Иронично, не правда ли? Олег, игнорируя его реплику, привычно подчиняется: подзывает пса к себе, берет за край отрезанной веревки и поворачивает к выходу со склада. Пес крутится в ногах, радостно взвизгивая: вероятно решил, что добрый человек ведет его погулять. Волков упорно обходит баррикаду, где лежит труп его хозяина, но пес чует кровь, начинает лаять и рваться с поводка. Волков хватает его за ошейник, успокаивающе похлопывает по бокам. Что-то упрямо царапает изнутри, но Олег все же выводит найденыша на воздух, перерезает веревку на шее и бросает ее в снег. Топнув ногой, хрипло кричит: – Пшёл, уходи! Пес, прижав уши, встает боком и опасливо пятится, испуганно косясь на Олега. – Иди, дурачок, ты свободен! Волков кашляет и морщится: повышать голос больно. Собака отбегает на несколько метров и, подождав, снова начинает подбираться ближе к Олегу, хватает в зубы какую-то палку, радостно несет ее Волкову, виляя хвостом. Упрямый какой, глупыш. И что теперь с ним будет? Никому он не нужен... Серый и Лера выходят из ангара, нагруженные ящиками, и Олег наконец спохватывается: забирает ношу у Леры из рук. Та даже находит в себе силы улыбнуться. – Спасибо. Ты в порядке? Она бросает на него короткий обеспокоенный взгляд, но Олег не отвечает, и Сергей кивком головы велит ей поторопиться. Он уже отнес свои трофеи в машину и, вернувшись с канистрой бензина, теперь щедро, с энтузиазмом плещет им на стены склада. Покончив с этим, привычно тянет руку к Олегу и командует: — Дай спички. Олега мутит от резкого запаха бензина. Он почти на рефлексах достает из разгрузки охотничьи спички и протягивает Разумовскому, не глядя в глаза. Кажется, раньше он по крайней мере спросил бы совета. Сейчас же он на сцене первым составом, и дублер ему больше не нужен. Серый картинным жестом поджигает спичку, огонек выхватывает из мрака его лицо, пляшет в зрачках глаз, но Лера вдруг перехватывает его запястье: — Дай мне... Сергей смотрит на нее остановившимся взглядом и медленно протягивает требуемое. Его губы растягиваются в улыбке, которую Волков знает до мелочей: кровожадная улыбка-оскал, наследство Птицы, которое будет с ним до конца дней. Лера берет спичку и швыряет в облитую горючим траву рядом со стеной. Ангар постепенно занимается пламенем. Пес, увидев, что на него больше не кричат, смелеет и тычется Олегу под руку. Ему нет дела до того, что от бывшего жилища скоро останутся одни руины. Волков машинально гладит его и, в последний раз заглянув в теплые умные глаза, совсем тихо, так, чтобы его никто не услышал, говорит: – Прости, дружище... – Олег, в машину! – он вздрагивает от окрика Сергея, отнимает руку от мягкой косматой шерсти, поудобнее перехватывает ящик – и, заставив себя не оглядываться, бредет вслед за их удаляющимися спинами.