Эффект Конкорда

В потертом кожаном салоне Рэндж ровера пахнет подвыветрившимся дорогим табаком, терпким Олеговым одеколоном и немного, на грани слышимости – порохом и оружейной смазкой. Волков пристально следит за дорогой, положив крепкие руки на большой руль в толстой кожаной оплетке. На запястьи поблескивают часы из белого золота: новые, на вид безумно дорогие, наверное, подарок Сергея. Лера периодически ловит на себе внимательный взор его карих глаз через зеркало заднего вида. Глаза у Олега гораздо темнее ее собственных: по цвету как горький шоколад или крепко заваренный черный чай. На зеркале в компании явно дорогих мусульманских четок с подвеской-сурой из Корана бодро покачивается самый бросовый, пошлый освежитель, гордо оповещая: «секс – наша работа». Лера мысленно закатывает глаза: ну и вкус у Олега все-таки… И тут же не к месту мелькает любопытная мысль: интересно, у Олега вообще есть секс? Он с кем-то встречается? Макарова не может дать себе ответа на этот вопрос. Она вообще не представляет, что Олега могут интересовать другие люди, кроме Разумовского. Нелепость какая… Шепот шин по асфальту невольно успокаивает взвинченные до предела нервы. Волков ведет хорошо: плавно тормозит перед светофорами, аккуратно обходит попутные машины, не гонит излишне. Лера любит, когда он за рулем: с Олегом всегда спокойно. В такие моменты иногда даже проскальзывает иррациональная мысль-воспоминание, будто она совсем маленькая, и это папа везет ее куда-то по бесконечной дороге через ночь, а она сладко дремлет на заднем сиденьи. Лера с усилием встряхивает головой и энергично растирает уши: расслабляться нельзя. Она не папина любимица Лерусик, сейчас она даже не Лера: она — существо без возраста, пола и внешности, мститель в маске, карающая смертоносная тень с мечом за спиной. А в машине с ней – покойники: два официально мертвых террориста, к которым она по своей глупости начала испытывать что-то вроде привязанности. Ночной промозглый Питер проносится чередой смазанных кадров: пугает раззявленными ртами темных арок, слепит ярким ожерельем бусин-фонарей, навязчиво бухает басами из открытых окон заниженных «тазов». Джип скользит, почти летит, разбивая лужи, оставшиеся после недавнего дождя, как зеркала. – Твой Ровер жрет, как боров, – недовольно раздается с переднего пассажирского сиденья, где над подголовником возвышается яркая рыжая макушка. Лера не может сказать, что чувствует: с одной стороны она бесконечно рада тому, что Сергей не сел с ней рядом, потому что он наверняка бы нервничал, суетился, заражая своим состоянием и ее. В сотый раз повторял бы инструкции и, аккуратно касаясь чуткими пальцами плеч, пояса и запястий, заново проверял бы, хорошо ли подогнаны пряжки костюма, а с другой, это было очень показательно: они – всегда вдвоем, рядом, а она – одна. И пустое место рядом с ней. Лера по интонации чувствует, что Сергей капризно поджал губы. Когда же она успела так хорошо научиться понимать его? – Это ты мне его купил, – невозмутимо парирует Олег с водительского сиденья. Крыть Разумовскому нечем, и он оборачивается к Лере, снова повторяя задание: – Лерочка, золотце, будь особенно осторожна: сегодняшний тип непредсказуем и очень опасен. Отдельный типаж, таким всегда интересны именно торговые центры: места для маневра больше. Этот псих-одиночка планировал взорвать «Радугу» завтра прямо вместе с… Сергей умолкает, поймав на себе красноречивый взгляд Олега, и мгновенно приходит в ярость: – Нет, Волков, он мне никого не напоминает, отвернись от меня! Смотри перед собой! – Я вообще молчу, никого не трогаю, починяю примус… – озадаченно хмыкает Волков, не отрывая взгляда от мокрой дороги. – Можно подумать, я не вижу, как ты зыркаешь. У меня, может, глубокая моральная травма, а ты так и норовишь ее расковырять! – патетично восклицает Сергей и полушутя-полусерьезно тычет Олега в правое плечо. Олег молчит, но Лера в зеркало видит, как губы Олега сжимаются в жесткую линию. – Вот, лучше делами займись, пока... У Сергея иссякает запал, он обрывает себя на середине предложения, машет рукой и, надувшись, демонстративно отворачивается к окну. Смотрит туда слишком пристально для того, кто не испытывает ни капли обиды. Все трое замолкают, и какое-то время слышно только гудение двигателя и далекий вой полицейских сирен. Лера углубляется в карты, снова и снова пролистывая их на экране планшета. Олег приоткрывает окно, не спрашивая, закуривает и сразу заходится надсадным кашлем. Разумовский раздраженно вздыхает и, надвинув кепку поглубже, утыкается в телефон. Вопрос с курением больной, они частенько ссорятся из-за этого, иногда даже при ней. Прокашлявшись, Олег продолжает вместо Сергея: – Валер, бомбы с дистанционным управлением заложены в кинотеатре «Синема стар», на детской площадке и у пожарного выхода. Твоя задача – обезвредить их, сигнализацию Серый отключит. – Я знаю «Радугу», мы туда часто с друзьями ходили. «Когда они у меня ещё были», – хочется продолжить Лере, но она вовремя умолкает. – Отлично, – включается в разговор Сергей. Его, похоже, отпустило, и он опять взял привычный самоуверенный тон. – Мы с Олегом будем ждать тебя на парковке. Этот псих уже ушел, я отследил его по камерам. Завтра в одиннадцать тридцать, за полчаса до кого, как он явится в «Радугу» вооруженный до зубов, я анонимно передам его координаты полиции. Чумному доктору не место в праздной толпе с авоськами, парочками и орущими детишками. Он должен возвышаться… Тут Лера теряет его мысль, потому что Ровер, плавно затормозив, въезжает на подземную парковку гипермаркета. Машин почти нет, только одинокий кофейный автомат зазывно приглашает на чашечку горячего кофе. В животе тоскливо урчит: ее срочно сдернули из дома как раз перед ужином. Макарова терпеть не может эту переслащенную химозную бурду из автоматов, но сейчас была бы рада даже ей. Она успела только закинуть в себя таблетку «Миг’а» перед выходом: Чумной доктор страдает от предменструальных болей, кто бы мог подумать? Это даже звучит нелепо. – Ма шери, дай планшет, – изящная для мужской руки кисть в тусклом свете тянется к ней, щелкает пальцами. «Какая красивая», – невольно замечает Лера. Никогда не подумаешь, что эти руки: узкие запястья, длинные сильные пальцы с чуть заметными апельсинного цвета волосками на фалангах, крохотный белый шрамик на безымянном, аккуратные овальные ногти принадлежат убийце-психопату. Эти руки иногда словно живут отдельной жизнью от своего владельца и будто бесконечно умнее и чутче его самого. Лера еще раз встряхивает отяжелевшей от долгой поездки головой и сует Разумовскому планшет. «Пора…» Она надевает шлем и сверху – маску-клюв. Если к шлему она привыкла почти сразу, то маска еще долго вызывала у нее отторжение. Дикий, неуместный карнавал давно уже растерял первоначальный флер: эти маски теперь продают в каждом ларьке с сувенирами наряду с аляповатыми тарелками с Исаакием и магнитиками «I ❤ Питер» на холодильник… Лера с радостью готова была отказаться от этой детали костюма. И только со временем девушка оценила удобство навигационной системы и ночной режим, так что теперь даже не представляла себя на задании без нее. Разумовский поднимает голову от планшета и, повернувшись, ободряюще улыбается ей: – Все, я на время вырубил сигнализацию. У тебя ровно пятнадцать минут на три взрывных устройства. Это мало, чертовски мало, дорогая, но ты справишься. Сергей тут же выскальзывает из машины и открывает ей дверь. «Чертов показушник, хорошо хоть руку не подал – это был бы уже совсем перебор». Лера давно научилась загонять страх глубоко под кожу, и сейчас он дремал где-то глубоко внутри, свернувшись ледяной змейкой между ребер. Она сильная. Все хорошо. Они верят в нее. – Ты поняла меня, девочка? Мы на связи. Беги. Сергей кладет руки ей на плечи и заглядывает в глаза, пытаясь рассмотреть хоть что-то за окулярами маски. Лера кивает в ответ. Олег вырастает рядом с ними, как соткавшийся из темноты призрак. Леру всегда сбивает с толку эта его привычка быстро и бесшумно двигаться, возникать рядом с тобой словно из-под земли. Волков, чуть дернув уголком губ, обозначает улыбку и сдержанно желает: «Давай, Валер, удачи», отсалютовав ей покалеченной рукой. Фигура в маске растворяется в темноте, слышится хлопок двери черного хода, а Серый все продолжает стоять и неотрывно смотреть ей вслед, опираясь бедром о капот машины. Олег поглубже запахивает теплый френч: по телу пробирается весенняя питерская сырость.Не знает, что говорить, куда деть руки – и снова закуривает. Слишком много стало в его жизни таких неловких пауз, которых нечем заполнить, кроме сигареты. Огонек капризно тухнет на ветру, и Олег терпеливо поджигает снова, щелкая колесиком верной Зиппо. Сколько уже лет она с ним всегда в правом кармане? «Не слишком ли много ты куришь?» – все спрашивает его Серый. Лучше бы хоть раз спросил: почему ты куришь? Хоть бы раз задумался, почему человек с простреленным легким так упорно продолжает разрушать себя. Где уж там... Олег не силен в разговорах. Да что уж там, Олег сейчас ни в чем не силен! Безработный инвалид теперь в десятку попадает только в упор. Видел бы отец... Олег вздыхает и сильнее затягивается, вдыхая в себя горький ядовитый дым. Хочется пропитаться этим дымом изнутри, выкурить им, как пчел из улья, жалящие мысли о той, теперь уже кажущейся такой неловкой, дрочке на кухне. Олег ведь хотел, как лучше, Олег ведь помочь хотел! Да уж, «помог»... Себе бы лучше помог, Волк! Крышу у тебя снесло подчистую, да так, как в шестнадцать не сносило. Как жить теперь? Когда на пальцах до сих пор – эти фантомные прикосновения к чужому горячему члену, а в ушах – тонкий стон, переходящий в почти жалобный скулеж, когда Серый кончал в его руках, безбожно пачкая кухонный фартук. Олег сжал руку в кулак так, что короткие ногти впились в ладони, словно хотел наказать себя. Потому что ну кого он обманывает, помощник хренов? Он как голодный путник, которому протянули тарелку с едой – и сразу же отняли, и теперь он захлебывается голодной слюной и хочет больше... Дикая, ненасытимая жажда – вот, что это. С каждым днем она все сильнее, и Олег уже не знает, сколько он еще сможет прятать ее за каменной маской напускного спокойствия... Видимо, вздох получается слишком громким: Серый наконец отмирает и оборачивается к нему: – Замерз? Хочешь кофе? Еще бы добавил «я угощаю»... Олегу теперь везде чудится упрек, укор, подъеб, надлом, раздор; они как картонные манекены, которые выскакивают перед тобой в тире, и ты должен выстрелить им в грудь. Он устал стрелять, устал принимать эти вызовы и скалиться в ответ. Теперь он просто не обращает на них внимания: может, тогда они исчезнут? – Нет. Я лучше в машину. Надо успокоиться. Олег докуривает до фильтра и щелчком отправляет окурок в темноту. В салоне включает печку и подогрев сидений. Пахнет кофе. Серый – уже рядом: оставил приоткрытой дверь и сидит, прихлебывает переслащенную жижу, осторожно мешая ее пластиковой палочкой. Всегда клал столько сахара, что допивать после него было невозможно, в детдоме по четыре куска в стакан запихивал: два своих и два — Олега. Олег с детства считал, что любит несладкий. Серый допивает до конца, облизывает с губ пенку и, прицелившись, прямо из машины отправляет смятый стакан в стоящий напротив мусорный бак. Попадает почти бесшумно. И тянет к Олегу руку, переплетает пальцы. – Она… Она совершенство, правда? Спасибо тебе за нее, Волч. Олег невольно вздрагивает и прокашливается. Еще один маленький трюк, чтобы не отвечать сразу. – За что именно? – осторожно уточняет. – Она пришла к нам прекрасным куском породы, горного мрамора, но ты: твои тренировки и твои усилия, выточили из нее настоящий идеал. Она теперь сильна. Как она уверенно двигается, как уходит от ударов, как бьет без промаха! Это шедевр. Ты лучший учитель, Олег. Волков косится на него: на губах у Сережи сладкая улыбка, в волосах – капельки дождевой мороси, щеки раскраснелись от горячего кофе и жара печки. – Валера сама по себе хороша. Ты ведь поэтому ее и выбрал. Два месяца из серверной не выходил – все наблюдал за ней, я уж думал... – Нет, Волч – перебивает его Сергей, сильнее сжимая его руку, и оборачивается к нему. – Это тебе только кажется, что я ничего не замечаю. Ты на этих тренировках выжимаешь себя досуха, последние силы отдаешь. Часто – через боль, да. Сергей опускает глаза и ерзает на сиденьи. – Ты — настоящий мученик, Олег, не спорь, это так! – Серый, не надо... – Да что не надо? — негодует Разумовский. — Я же вижу, что тебе не хватает внимания, ты думаешь, я тебя не ценю совсем, так вот, Волче, чтоб ты знал: без тебя бы я не справился. Не было бы никакого Чумного доктора. – Ну да… – отстраненно отвечает Олег, будто и вовсе не стремится поддержать этот диалог. – Что первого, что второго... – О чем это ты? Волков улавливает долю неискренности в интересе Серого. Тот отклоняется корпусом к нему, но взгляд его все равно там, снаружи, а мысли где-то за переделами захлопнувшейся железной двери. – Знаешь… – заговаривает он снова, но Волкову кажется, что вовсе не с ним. – Сколько ты сделал для нас, для меня… Я хочу сказать, что я тебя не заслуживаю, Волч. – Конечно… – тянет Волков, которого при таком откровении даже не удостоили полноценным вниманием. – Да, правда, – Сергей дергано поворачивает голову, криво улыбается. – Я обдумал твои слова насчет контроля. И знаешь, ты был прав. Я принял решение. Черт, ты будешь мной гордится, Волков! Я действительно готов перешагнуть через себя, и это твоя заслуга. Олег хмурится, предчувствуя шаткость возникшего в голове Разумовского плана. Даже не зная, о чем речь, Волков уже не ожидает ничего хорошего. Слишком хорошо он знает человека, сидящего рядом. – Ну и… что ты удумал? – уточняет он осторожно. Но в ухе неожиданно шипит гарнитура, и Сергей, выхватив свою руку из чужой, стискивает пальцами наушник. Моментально включается в работу, словно и не было никакого разговора. ***** Лера включает режим ночного видения и стремительной синей ласточкой мчится по огромным коридорам гипермаркета, чуть поскальзываясь на отполированном полу. Так странно снова быть здесь… Столько воспоминаний, и в каждом из них «Радуга» полна людей: ухоженные красивые девушки с пакетами фирменных бутиков, семьи с детьми и большими тележками, эксцентрично одетые стайки подростков, что обычно зависали на огромных диванах на втором этаже, невозмутимые охранники в черной униформе… Сейчас «Радуга» темна и пуста, как огромный склеп, и только в недрах ее, как три ядовитых сердца, угрожающе тикают таймеры взрывных устройств. Лера в пару шагов взлетает по замершему эскалатору на второй этаж. Вот она, арка, и яркие прыгающие буковки: вход в детский развлекательный центр. Как же этот ублюдок сюда пробрался? Может, у него все же был сообщник? Это надо будет выяснить потом. Все потом, а сейчас – только быстрее, только вперед… Вентиляция костюма работает вовсю, послушно отводя влагу от взмокшей спины, но маска не позволяет дышать на полную, упорно вызывая что-то вроде приступов клаустрофобии, как бы Лера ни тренировалась в ней. Костюму точно нужен новый апгрейд, надо сказать Сергею… «Если выживешь» – шепчет насмешливый ледяной голос где-то внутри. «Так…» Лера выводит на глаза-экраны укрупненную карту детского центра. Вот карусель, бомба – в одной из игрушечных зверушек. Милый толстенький слоник? Забавная обезьянка? Какая из них завтра рванула бы, убив всех детей в этом зале, вместе с ними и каждого родителя, изнутри, необратимо? Выходной день. Воскресенье. Малыши пришли бы нарядные, как на праздник, в отглаженных пестрых платьишках и костюмчиках, не подозревая, что черный сгусток чистой чужой ненависти вмиг разорвет их в клочья. Лера до боли стискивает зубы, по пылающему лицу градом катится пот, но руки действуют спокойно и уверенно: заостренным концом «кошки» она вскрывает моторный отсек лошадки – и вот. Бомба. Тихая, смертоносная. Это только в фильмах бомбы стильно выглядят и издают угрожающие звуки – в реальности все страшнее: убогая самоделка из бутылки воды «Шишкин лес», обмотанная несколькими слоями скотча с прилепленным сбоку таймером, с запечатанной смертью внутри: нелепая, криво сделанная, уродливая… Лера выхватывает из-за пояса кусачки и, не прикасаясь к бомбе, пытаясь унять дрожь в пальцах, осторожно перерезает провода. Машинально пытается утереть пот со лба тыльной стороной ладони, но чертыхается: она же в маске. Маску на миссии снимать нельзя: таковы условия Разумовского. Но не время думать об этом, не время злиться и жалеть себя: только быстрее, только вперед! Звуки ее быстрых шагов гулко раздаются под стеклянными сводами высоченного потолка. – Первая есть. Где там вторая? Наушник, тихо потрескивая, отзывается напряженным голосом Сергея: – Кинотеатр «Синема стар». Время – четыре минуты. На первую она потратила шесть. Плохо. Непозволительная роскошь. Высокие ботинки опасно проскальзывают на поворотах, упорно не желая сцепляться с зеркально гладким полом. Легкие уже разрывает от удушья: Лера никогда еще не бегала так быстро. Детские жизни – это не ящики с контрабандными сигаретами. Вот он, кинотеатр: знакомый вход с большими голубыми буквами. Сколько раз они ходили сюда с Артемом еще в самом начале их отношений? Ноги привычно несут мимо стендов-афиш – к большой серой двери. Запах карамельного попкорна проникает даже через фильтры маски, заманчиво щекоча ноздри. Рот наполняется слюной. Нет, потом: Сергей обещал ей ужин, и она, черт возьми, съест все, что будет стоять на столе! А сейчас… Лера что было силы рвет тяжелую дверь на себя: заперта. Такую не взломать сналету – нужен ключ. «Где ключ. Где, мать его, ключ? Как открыть эту дверь?!» Паника захлестывает ее волной, Лера вцепляется себе в голову, закрытую шлемом, пытаясь сосредоточиться. Нельзя! Она не имеет права паниковать! – СЕРГЕЙ! – Я оглохну, ма шери, ты такая громкая, —отзывается игриво-недовольный голос в наушниках. – Я в «Синема стар». Как открыть дверь в кинозал? Сергей сразу осекается, принимается щелкать кнопками ноутбука и коротко бросает: – Стойка с билетами, ящик внизу, взломай. Лера, оттолкнувшись руками от двери срывается к стойке, дрожащими руками нашаривает ящик, достает «кошку», чтобы подцепить замок. – Милая, у тебя две минуты. В его высоком голосе проскальзывает что-то похожее на мольбу. Перед глазами внезапно темнеет. Макарова сильно, до боли прикусывает губу – резкая боль отрезвляет ее. Дверца поддается легко. Так, вот и ключи. Лера сгребает их все рукой в перчатке и мчится к двери, задевая стакан на стойке. Тот летит на пол и разбивается вдребезги – девушка этого даже не замечает. Еще десять невыносимо долгих секунд уходит на подбор нужного ключа. Один из них, наконец, легко проворачивается в замке. Лера толкает дверь и ее окутывает знакомый сумрак кинотеатра, его запахи: карамель, кола, запах синтетической обшивки кресел. – Бомба на последнем ряду, поторопись. Четко, как команда. Уже без обычного кокетства. Лера протискивается между рядами кресел. Тут когда-то они с Артемом самозабвенно целовались весь сеанс. Он тогда попросил ее надеть юбку, и когда поцелуев стало слишком мало, просто опустился на колени перед ней, раздвинув ее ноги. В паху предательски сладко тянет, и Лера со всей злостью бьет себя по лицу: НЕ СЕЙЧАС! НЕ ЗДЕСЬ! КАК МОЖНО? Обрушивается на колени. Вот – под креслом. Ночное видение работает безотказно. Не хочется даже думать, что будет, если детище легендарной «Хольт инк» однажды подведет, откажет в решающий момент… К черту! – Лера, 30 секунд, почему ты медлишь? – Разумовский уже не сдерживается, почти кричит. Как же тесно между кресел в костюме… Вторая бомба – такая же, как первая. Режет почти наощупь. Так – все. Готово. – Молодец, девочка! – подбадривает ее Сергей и, судя по звуку, посылает ей воздушный поцелуй. – Последний рывок. Пожарный выход. Придется поднажать, расстояние большое. Успеешь – подумаю насчет модификации с крыльями, – с наигранной насмешкой обещает Разумовский, и Лере хочется ударить его. Теперь – вниз. Лифт не работает – она прыгает, держась за перила. Сердце, кажется, сейчас захлебнется лихорадочным пульсом, адски хочется пить, просто невыносимо. Мышцы ног сводит до боли. Вот он, выход. Глухой голос Олега в наушниках звучит как приговор: – Тридцать секунд, Валера, двадцать девять… Кусачки выскальзывают из ставших неловкими пальцев и падают на пол. Макарова хватает их и уже не осторожничает с бомбой: случайно задевает, но все спокойно. – Ты же понимаешь, что сейчас сюда по тревоге приедет полиция? – голос Сергея, срывается, уже не скрывая истерику. – Валер, успокойся, – перебивает его хриплый бас Олега. Режь – и давай к нам. – Дессять ссекунд, – Разумовский уже не кричит – напряженно шипит сквозь зубы. Провода поддаются легко. Лера из последних сил вскакивает, срывается с места большой птицей и на последних секундах вышибает собой дверь пожарного выхода, начисто отбив плечо. В последнее мгновение нога запинается о порог, она почти падает. Сейчас бы в финале эпично завалиться прямо на раздробленный непогодой и коррупцией асфальт, но сценарий и тут продуман за нее – она влетает прямо в руки Сергея. *** Олег стоит и смотрит. Когда Валера падает в руки Серого, когда тот цепко обхватывает ее, охнув, принимается гладить по плечам, по рассыпавшимся светлым волосам, по лицу. Смотрит, как Серый, бережно взяв лицо девушки в ладони, мажет губами по щеке, легчайшими прикосновениями губ трогает чужие скулы, чуть касаясь поцелуем кончика носа, прижимается ко лбу, и стоит, закрыв глаза, что-то шепчет, в то время, как его руки жадно исследуют, ощупывает чужое тело под костюмом, как Лера прижимается к нему в ответ, как льнет, стискивая пальцы в перчатках на спине Серого, сминая дубленку. Олег смотрит и чувствует ничего. Хорошее и правильное ничего, единственно возможное для тебя, если не хочешь рехнуться. Чего он вообще ждал? На что надеялся? Одна минута, две, три… Ну это невыносимо уже! Олег набирает в грудь воздуха и окликает так громко, насколько может: – Серый! Разумовский замирает и оборачивается к нему. В тот миг, когда мерзкий металлический лязг пули, раздавшийся от удара о раму бокового стекла машины, вдруг режет по ушам, и сразу за ним их накрывает ударная волна от выстрела, Олег ничего ничего не понимает – не успевает. Но уже стоит с пистолетом наизготовку, задвинув Серого себе за спину, едва до ушей долетает звенящий звук падающей на асфальт гильзы. «Глок», – только и мелькает в голове. Пуля проходит аккурат между Серым и Лерой, и если бы они не отлепились друг от друга секундой ранее, кто-то из них наверняка был бы уже мертв. Волкову кажется, что все это время он не дышал, теперь же он, крутя головой, мучительно вглядывается в темноту, пытаясь понять, откуда был сделан выстрел. «Проморгал», – досадливо крутится в голове, сердце стучит болезненно быстро, толкаясь в ребра. «Черт»… Но несмотря на то, что он, бывший спецназовец с огромным боевым опытом, не услышал, не почуял убийцу, дал ему подобраться так близко, несмотря на досаду за свой промах и дрожащие руки, где-то глубоко внутри словно соединяются контакты забытых проводов и радость – яркая и короткая – обжигает его электрической вспышкой чистого, незамутненного удовольствия. Вот она – жизнь: азарт, динамика, адреналин. Погоня. Олег, как старый охотничий пес, который давно уже отжил свой век и вынужден впредь отдыхать дома на коврике, встрепенулся, поднял тяжелую голову и навострил уши, услышав звук охотничьего рожка… Сергей, кивком головы отослав Леру спрятаться за бетонной опорой, грубо рвет у него пистолет из трясущихся рук и шипит: – Дай сюда… Черная тень, еле заметная в сером сумраке парковки, отделяется от Лэнд крузера, припаркованного чуть поодаль в правом ряду, и скользит вдоль стены. Сергей стреляет, почти не целясь – через секунду до них доносится короткий вскрик. «Попал! Ну, еще бы – это же Серый». Тень съеживается, на миг застывает, но тут же дергается вперед и бросает себя на «Тойоту приус». «Это его машина», – понимает Олег и видя, что преступник сел за руль, сам распахивает дверь внедорожника и валится на водительское кресло. «Так, а где Лера?» – Волкова обжигает осознание, что он не видит ее. Леры нет за колонной: тень в маске с клювом мелькает в середине, между рядами машин. Серый ныряет туда за ней, дернув за руку, силком тащит к Роверу, по пути что-то эмоционально говоря девушке, и буквально вталкивает ее на заднее сиденье. Сам же приземляется спереди, возбужденный перестрелкой и предстоящей погоней. Устраивается, ведь подобравшись: глаза горят, как у кошки, руки сжимают любимый «Hk usp tactical» до побелевших костяшек – таким Олег давно его не видел. Таким Олег особенно его любил... Серый почуял запах крови, и теперь сам черт ему не брат. Олег срывается с места так резко, что слышен взвизг шин по асфальту. – Почему ты не дал мне использовать дымовые шашки? Это бы дезориентировало его, я бы взяла его прямо тут, на парковке! – горячится Лера. Смелая девочка. Упрямая. Олег не чует в ней ни тени страха или сомнений – один звериный азарт, тот же, что горючей смесью бежит сейчас у них с Серым по венам вместо крови. Тот, который они привыкли разделять лишь друг с другом. – Нет! – рявкает Сергей и хватает ее за запястье так, что она морщится. – Твое дело было обезвредить бомбы, и ты его уже закончила, ясно? Вблизи ты могла чем-нибудь себя выдать! Он мог ранить тебя, стреляя вслепую! Нельзя ставить под удар весь проект Чумного доктора только ради твоего глупого желания построить из себя героя! – Ну да, а так мы просто его упустим! – Лера вырывается из хватки и скрещивает руки на груди. —Сто восемьдесят километров его против двухсот двадцати пяти моих, – не удерживается Олег. – У него фора, – холодно замечает Сергей. – Ты следи за ним, а я сейчас разгонюсь еще, – Волков улыбается и добавляет газ. Пятьсот десять лошадиных сил послушно ревут под капотом, джип летит, почти не касаясь черной зеркальной глади асфальта. – Идиот, – холодно роняет Разумовский.– Про аквапланирование на мокрой дороге слышал? Ты угробить нас всех хочешь? Тут как раз Ново-Волковское кладбище рядом, там все и ляжем. Олег сжимает зубы. «Ты меня еще водить машину, блядь, поучи…» Но обеими руками крепче берется за руль, потому что Серый и здесь до отвращения прав: если Олег потеряет контроль над ситуацией, им всем несдобровать. Они летят по Витебскому проспекту. Серый сидит, уткнувшись в ноутбук и все пытается понять, куда же террорист ведет их, Лера обнимает себя за плечи и молча смотрит в окно, кусая губы. – Сейчас этот стреляный воробей приведет нас аккурат в свое гнездышко, – бормочет Серый, ерзая на сиденьи и азартно клацая по ноутбуку всеми пальцами, как пианист, играющий на сцене. – Не думаю, что он ведет нас к себе домой, – с сомнением говорит Лера. – Ну и не думай, дорогуша, это не твоя задача, – тут же вскидывается Разумовский. – Я уже обо всем подумал. У меня это лучше получается. – Серый! – обрывает его Олег, на миг отрывая взгляд от дороги. – Я хотел сказать, что гнездышко – это не дом, а то место, где он сможет дать нам отпор. Он хочет заманить нас в ловушку. Террорист гонит как сумасшедший: то и дело выскакивая на встречку, уходя в глубокий занос на поворотах, выжимая все соки из подержанной Тойоты. – Давай я бортану его? – не удерживается Олег. Азарт кипит в крови, бьет в голову, требует решительных действий. – Нет, Олег: нам нужно туда, куда он нас приведет, – отрезает Разумовский. Где-то при повороте на Лиговский Тойота исчезает из вида: пользуется тем, что им приходится пропустить встречку, сворачивает куда-то во дворы – и поминай, как звали. – Блядь, – Олег от злости бьет ладонями по рулю и снижает скорость. – Можешь узнать, где он? – Ты его упустил? – тут же вскидывается Сергей. Встрепанный, зрачки огромные, на лбу испарина. —МЫ его упустили, – тут же парирует Волков. – Можешь пробить по номерам? – Уже, – коротко отвечает Серый и погружается в работу. В салоне воцаряется колкая, нервная тишина. Олег с Лерой молчат, не решаясь отвлекать Серого от важного дела, да и говорить им особо не о чем. – Так и знал, что развернется! – Сергей расцветает в улыбке и поднимает глаза от экрана. – Гони на Пулковское – и за КАД. Там, за обсерваторией, я его засек. Олег тотчас же вбивает в навигатор новый адрес и прибавляет скорость. – И какие у нас планы? – спрашивает Лера. —А как ты думаешь, ма шери? Возьмем нашего приятеля под ручку и поведем смотреть на звезды! – тут же отзывается Разумовский. Лера фыркает в ответ: – Хватит паясничать. Сейчас не время для шуток. Он так резко разворачивается к ней и высовывает голову в пролет между сиденьями, что рыжие волосы на миг мажут Олега по шее, и он вздрагивает от их легкого, почти фантомного прикосновения. – Ты правда хочешь знать, что мы с ним сделаем, Валерия? Лера смотрит прямо ему в глаза, упрямо поджав губы. – Мы убьем его и всех сообщников, если они есть, заберем себе оружие, заметем следы и поедем в ресторан. Я ведь не изверг, помню, что обещал тебе ужин. Олег понимает, что Серый сейчас смотрит на Леру тем самым взглядом «я невинный маленький котеночек» и ему становится тошно. Разом принимаются ныть все раны, напоминая о себе и о том, что сам он давно уже перестал верить этому взгляду: сразу после того, как… – Мы так не договаривались, я не собираюсь его убивать, – повышает голос Лера. – А ты и не будешь, – голос Сережи сочится медом, растекается сладкой патокой. – Я сам это сделаю, с большой охотой. Это ведь никак не нарушит наш договор, милая. Если хочешь, можешь идти домой отдыхать, а преступник, который завтра планировал взорвать зал, битком набитый маленькими детьми, пусть гуляет на свободе. Лера прижимает руки к вискам. – Перестань, я никогда так не поступлю! Но пусть его поймают и судят по закону. – Да – как Гречкина, – не удерживается Разумовский. Лера бледнеет на глазах. – У тебя правда язык поворачивается привести в пример... – Так, ма шери, – перебивает ее Сергей, – вот мой окончательный план: мы приезжаем на место и действуем по обстоятельствам. И здравый смысл мне подсказывает, что он первым откроет по нам огонь, а нам ничего не останется, как ответить ему тем же, – Сергей разводит руками и сразу же, словно забыв об их разговоре, отворачивается и принимается прикручивать к пистолету глушитель, забавно высунув кончик языка, как ребенок, который очень сильно старается. Однообразное мельканье фонарей усыпляет своей гипнотической последовательностью, машин почти нет, и Олег ненадолго отключается, но тут сине-красное миганье полицейской машины со всего маху взрезает сетчатку. Сознание мгновенно переключается в режим боевой готовности, впрыскивая в кровь дозу адреналина. – Черт, менты!