Эффект Конкорда

От мраморных полов звонко отдается стук каблуков, заставляя испытывать неловкость при каждом шаге. Мама настояла: девочка как-никак, да и музей не дискотека — какие кеды? А Леру тянет передвигаться на цыпочках, чтобы не цокать и не привлекать излишнее внимание. В соседнем зале — выставка Караваджо, последний день, а ей интереснее наблюдать за Кириллом, который уже час мается, уныло разглядывая картины на этаже. – Внизу как-то повеселее было, – выдает он, сцепив руки на спиной и перекатываясь с носка на пятку. – Египетские всякие штуки. Скульптуры там, и эти, вазы для органов. – Ушебти, – поправляет его Лера, в очередной раз натягивая на плечо вечно сползающую лямку маленькой серой сумки в тон брючному костюму. – Ты там все двадцать минут одну мумию фоткал. – Как мумию? – притворно удивился Кирилл. – А я ещё думаю: чего ты сегодня такая молчаливая, да ещё и улеглась посреди музея. Сумка оказывается весьма удобной для того, чтобы хорошенько огреть ей младшего брата. Кир хохочет в голос, но быстро замолкает под неодобрительное «тшш!» старушки-смотрительницы, притаившейся в углу и остервенело выискивающей нарушителей сквозь толстые овальные стекла очков. – Когда они уже насмотрятся? – откровенно ноет парень и падает на ближайшую обтянутую искусственным бархатом скамью. Лера на всякий случай оглядывает место для отдыха на предмет таблички «экспонат»: уж слишком декоративно выглядит лавочка. – Смотреть надо вдумчиво: это тебе не ролики во «Вместе». – А ты, типа, дофига в искусстве разбираешься? – заявляет Кирилл скептически. – Не смеши, тебе тоже тут уныло, просто выделываешься. – У меня хотя бы вкус есть! – протестующе бросает Лера. – Костюм уродский. – Вкус есть, а силы воли — нет: надела, что мать попросила. Спорить смысла нет: тряпки на самом деле сильно выделялись на фоне ее привычного стиля. А Сергею понравилось бы? Она цепляется за эту мысль, совершенно не стесняясь. Давно свыклась с ними, когда Разумовский совершенно неожиданно стал занимать существенную часть ее сознательной жизни. Бросив короткое «я щас», Лера выходит из зала в вестибюль, где только что видела зеркало. Останавливается, смотрит критично, поворачивается то одним, то другим боком. Явиться бы к ним в таком виде, посмотреть на реакцию... Лера улыбается этой идее, воображает сцену, играет в собственной голове увлекательный спектакль, подбирая реплики. И уже костюм кажется не таким плохим, не все же в леггинсах и джинсах перед ними. – Лерчик! – мама, появившись в высоком проеме одной из дверей, машет рукой. – Мы наверх, давайте с нами. А брата где потеряла? – Он там... живописью наслаждается, – отвечает она, едва сдержавшись, чтобы не уточнить, что живопись — двадцать первого века и в цифровом варианте. Мемы называется. – Ты подгоняй его, пусть хоть походит, найдет для себя что-нибудь интересное. Не дожидаясь ответа, мама скрывается в зале, продолжив разговор с отцом. Народу мало, и каждый знакомый голос слышен отчетливо. Реши Разумовский посетить выставку, она бы услышала. Цок. Цок. Цок. Хочется быстрее перебежать туда, где ковры или хотя бы паркет, чтоб не так шумно. Искомое, как по заказу, обнаруживается этажом выше. Здесь черно-белые мраморные плиты покрыты контрастно алым ковром, который на фоне белых стен кажется совершенно чужеродным. Основания каблуков утопают в коротком мягком ворсе, звуки шагов сводятся к минимуму. Здесь людей оказывается еще меньше, и основная смесь голосов все еще раздается где-то внизу, а перед ней – гостеприимно распахнутые полотна резных деревянных дверей. За ними – непривычно теплый желтый свет, разлившийся по маленькому залу, больше похожему на коридор: противоположная стена совсем рядом, кажется, в два шага настигнуть можно. Она заглядывает внутрь из любопытства, замечая внушительное количество скульптур на черных постаментах. Белые статуи возвышаются над редкими посетителями, навечно замерев в своем божественном танце. Лера ведет взглядом по трем мраморным девам, заключающим друг друга в объятия. Удивительно, как мертвый камень может казаться настолько легким, воздушным. Она глазами скользит по табличке на постаменте, вчитывается в фамилию скульптора и невольно вздрагивает. Поднимает голову, еще раз оглядываясь вокруг. Выискивает то, при воспоминании о чем сердце начинает колотиться, будто при падении с высоты, и почти бежит в ту сторону, больше не замечая стука каблуков. Перед ней они: Амур, держащий на руках Психею, тянущийся к ее губам, чтобы вернуть возлюбленную к жизни. К щекам Леры мгновенно приливает кровь. Скульптура сейчас перед ней, и ощущение, будто всю ее интимную жизнь выставили напоказ. Будто каждый, кто смотрит на греческих божеств, точно знает, что с ней произошло. Будто и она сейчас обнажена. Дышать становится труднее, голова кружится. Ощущение, что кто-то отключил в помещении вентиляцию, из-за чего тело почти горит. Она топчется на месте, не сводя взгляда со статуи, и тщетно пытается убедить себя, что невозможно без дополнительного стимула испытать возбуждение, просто глядя на произведение искусства. Только вот сердце предательски колотится, и на коже почти ощущается чужое прикосновение. Абсурд. Нужно просто выйти на свежий воздух, проветрить голову. Все от нехватки внимания, прежде всего, к себе. Нужно просто снять напряжение и… У нее дрожат руки, когда она достает телефон. Прикусив губу, Лера открывает список контактов и быстро набирает сообщение, даже не задумываясь о содержании. **** То, что произошло несколько дней назад в этой спальне – не нормально. То, что он почувствовал – не нормально. Потеря контроля — не человеческое, звериное свойство. Инстинкты – звериное свойство. Он закрывает глаза, приоткрывает губы. И вспоминает, вспоминает... Крепкие руки на своих запястьях – у Олега до сих пор хватка железная – и такой контрастный, почти деликатный в своём исполнении поцелуй. От Олега ожидаешь другого: исключительного контроля в мелочах, даже когда дело касается притворных притязаний на чужую честь. Эта полярность ожидаемого и свершившегося выбивает почву из-под ног. Сергей дотрагивается до своей груди. Прижимает ладонь, слушает удары, чуть более частые, чем обычно. Одеревеневшими пальцами быстро расстегивает рубашку — и касается уже кожи. Ведёт рукой по ключицам, вниз, задевает соски один за другим, спускается к животу: наспех, небрежно, пытаясь уловить, словно частицу антиматерии, момент проявления этих самых инстинктов. Тот самый, которому он поддался, будто будучи в состоянии наркотического опьянения, на поцелуй Волкова. Бесполезно. Сергей быстро выскакивает из спущенных брюк, бросает рядом белье. Прикрывает окно, мешая холодному воздуху раздражать обнаженную кожу. Он подходит к зеркалу, смотрит на себя со всей пристальностью. Изучает черты, будто анатомический макет. Дотрагивается до запястья, до локтя. До плеч, до бедра, до ягодиц. Ожидает этого самого звоночка, как красного сигнала над дверью, ведущей в опасное, запрещенное для посторонних пространство. Так и не отходя от зеркала, закрывает глаза и повторяет уже пройденный маршрут, но на этот раз заставляя себя представить руки Волкова. Дотрагивается грубее, небрежнее, сжимает крепче, где-то даже царапает. Поднимает руку к лицу и приоткрывает рот, чтобы коснуться пальцами языка. Еще солеными после съеденных накануне чипсов, которыми тот пытался заглушить назойливые мысли. Сергей застывает, хмурится, насилуя собственное воображение. Обхватывает пальцы губами плотным кольцом, изучает их языком сосредоточенно и усердно, будто на экзамене. Спустя минуту опускает руку, брезгливо встряхивая кистью. Ничего. В одном Сергей всегда будет уверен: на все, что бы ни происходило, есть причина, и найти ее будет куда правильнее, чем смирится с результатом, принять такой доступный, пусть и не совсем удобный факт. Разумовский быстро натягивает на себя длинный шелковый халат с цветочным принтом и вылетает из комнаты в поисках источника этой самой причины. Он врывается в кухню ураганом, едва не сметая все на своем пути, но Олег и не думает отвлекаться: меланхолично продолжает работать венчиком в миске с яичными белками. – Безе будет, – сообщает он. – Давно хотел сделать. – Придуши меня! – резко выдает Сергей, замирая прямо перед Волковым и руками упираясь в разделяющий их кухонный островок. Волков застывает. Медленно поднимает голову, отвлекаясь от своих кулинарных трудов. – Уж думал, не попросишь, – отвечает он с каменным лицом. Но готовку продолжает, пока белки не опали. Сергея такой ответ не устраивает. В два шага он огибает остров и выхватывает миску из рук Волкова. – Души — или брошу в раковину. Олег с пару секунд смотрит на лицо Разумовского, почти перекошенное чрезмерной серьезностью. Не выдерживает: усмехается. – Следует ли мне поинтересоваться, на кой черт тебе это надо? – Нет, – отрезает Серый и с грохотом ставит миску на стол. – Давай. Волкова дважды просить не надо. У Сергея были идеи и похлеще, и задания всякой степени пришибленности, и в целом, где-то в глубине сознания, Олег готов буквально ко всему. Попроси Серый у него украсть лягушку из местного террариума, он вряд ли бы сильно удивился. Олег сжимает пальцы на чужой шее плавно, поначалу вполне деликатно, постепенно прикладывая силу. Наблюдает. Разумовский почти не выражает эмоций. Смотрит сквозь него, в какой-то момент прикрывает глаза и размыкает губы. Волков давит сильнее. – Мы стоп-слово не придумали, как насчет «безе»? – выдает он, едва сдерживаясь, чтобы не превратить ситуацию в каламбур. – Только меня потом в ответ душить не надо. Разумовский силится дышать. Приподнимает голову, цедит воздух. Олег видит, как тот вытягивает шею, рефлекторно стремясь уйти от контакта. Пытается сглотнуть, но из-за давления чужой ладони не может. В его голове вакуум. Ожидаемой реакции тела нет, и теория в чем-то оказалась ошибочкой. Еще чуть-чуть... Может, еще немного сильнее... Разумовский ударяет Олега по руке чуть ли не за миг до отключки. С хрипом втягивает в себя воздух, облокачиваясь о стол. Качает головой. – Не... Не так. Олег выгибает бровь, снова хватаясь за миску и спокойно продолжая готовку. – «Так», Серый, это когда в ответ уже не слышишь «нет, не так». Сергей быстро проводит кончиком языка по сухим губам. Хмурится, думает. Косо наблюдает, как Олег уже засовывает будущее лакомство в духовку и злится, что того случившееся ни капли не тревожит. – Так, – он выпрямляется и снова подходит ближе, но на этот раз встает к Волкову боком. – Заломи мне руку. На этот раз Олегу уже не смешно. – Может, мне тебя просто о батарею шандарахнуть? – Да просто сделай! – срывается Разумовский, и Волков даже с каплей удовольствия хватает его за запястье, давит на локоть и выкручивает руку, прижимая ту сзади к лопаткам. Серый аж вскрикивает, сгибаясь, но Олег профессионально тянет его свободной рукой за шею, прижимая Разумовского к своей груди. Тот дышит загнанно, все еще чуть хрипло. И выдает будто не своим голосом: – А теперь поцелуй меня. Олег едва не отпускает чужую руку. Серый вскидывает голову, пытается обернуться, игнорируя боль. Ищет его глаза. – Ты пьян? – уточняет Олег, а у Серого сил только на короткое мотание головой хватает. Волков, привыкший исполнять, давит ладонью на чужую щеку, вынуждая повернуть голову сильнее. Облизывает губы, чтобы те не были слишком грубыми, и выполняет просьбу. А, может, и приказ. На этот раз Серый реагирует более чем с готовностью: почти с жадностью, от чего Волков в первые секунды порывается остановиться. Серый не дает: то перехватывает инициативу, то позволяет вести, но не отпускает, пока кислород в легких не иссякает окончательно. Олег отпускает его руку, как только Разумовский отрывается от его губ. Тяжело дыша, Сергей ведет плечом, растирает его, но мысли никак не сосредоточены на боли. Потому что чертовски жарко, потому что голова кругом. Все-таки его предположение оказалось верным: на фоне боли одного поцелуя хватило, чтобы утратить контроль над телом и разумом. – Волков, я мазохист, – делает Сергей ошеломляющий для себя вывод. Олег, впрочем, лишь хмыкает. – Мазохист здесь один – я. Другого объяснения, почему я сейчас все это слушаю и делаю, у меня нет. – Не паясничай! – выкрикивает Разумовский, но Олег не выдает никаких реакций. – Олег, это серьезно! – Лучше посуду в машинку поставь, а? – Волков, ты прикладываешь ко мне силу, и у меня от этого встает, твою мать! Олег останавливается, тяжело вздыхает и растирает пальцами глаза. Крики Разумовского ощутимо давят на виски, почти вызывая мигрень. А значит, пора прекращать этот цирк. – У тебя не от этого встает, а потому что трахаться надо регулярно. Дрочить, хотя бы, а не строить из себя святого. – Ой, ты прям кладезь опыта! – Сергей лишь сильнее повышает голос. – Считай, твоими советами я уже воспользовался, вот буквально пять минут назад — и никакой реакции, сколько бы я себя ни трогал! Олег утомленно закатывает глаза. – Не слишком откровенно, а, Серый? Твое доверие, конечно, бесценно, но… – У меня проблема! – в голосе Разумовского уже звенят нотки отчаяния. Он всплескивает руками, не стараясь сдержаться. – Меня боль возбуждает! И это нихрена не смешно! Волков бросает венчик в раковину. Медленно выдыхает и разворачивается к источнику шума. Подходит к Сергею, оглядывая его с ног до головы. Беспристрастно отодвигает полы его халата, убеждаясь в собственных догадках: Разумовский заявился в кухню фактически нагишом. А тот и не шевелится, лишь часто дышит и смотрит ошалело. Пользуясь его состоянием, Олег с серьезным видом кладет руку на его поясницу и тянет на себя, вынуждая Сергея сделать шаг навстречу. Тот неуклюже подается вперед, приоткрывает рот, намереваясь что-то спросить, но Олег его опережает, затыкая Серого новым поцелуем. Теперь он исключительно нежен. Целует Сергея так, как целовал бы женщину, вжимает его в себя, изо всех сил стараясь не поддаться столь манящему соблазну. Свободная рука оглаживает чужую спину, давит между лопаток, вынуждая еще сильнее сократить расстояние между ними, слиться в единое целое. На этот раз Серый не пытается перехватить инициативу, покорно принимает, осторожничает. Вздрагивает, когда Волков нарочно вжимается в его бедра и резко отстраняется, почти отскакивая назад. Растерянно моргает, хватая губами воздух. Глаза распахнуты, ресницы дрожат. Волков уверен: попробуй тот сделать сейчас хотя бы шаг, точно пошатнется. А тонкий шелк никак не скрывает возникшую проблему, хоть Олег и демонстративно не обращает на это внимания. – Ну как? – флегматично уточняет он. – Не хватило пары синяков, или и так пойдет? Сергей нервно облизывает губы и утыкается взглядом в пол. Переступает с ноги на ногу, шумно выдыхает, пытаясь перезагрузить мозг. – И что ты хочешь этим сказать? – Что тебе пора завязывать с играми, – просто отвечает Олег. – И прекратить делать вид, что ты слишком хорош для плотских утех. Серый, трахаться необходимо всем, и не нужно устраивать из этого театр. Разумовский мнется, сжимает пальцами скользкую ткань, тщетно пытаясь выровнять дыхание. – А, может, в тебе дело? – осторожно спрашивает он, избегая взгляда Волкова. Но Олег лишь отмахивается. – Ты на Валеру слюни пускаешь, как подросток, а пока ее нет, ищешь замену. – Чушь, – Серый недобро прищуривает глаза. – Я сейчас явно не из-за Леры с эрекцией стою посреди кухни. Ну, Олеж... Сергей тянется к его руке, смыкает кольцом длинные тонкие пальцы на чужом запястье и тянет Волкова к себе. – Ну неужели тебе не понравилось тогда с нами? – С вами, – Олег фыркает, но руки не отнимает, – не понравилось. Ведешь ты себя при этом, как мразь. – Да я даже не тронул ее! – почти выкрикивает Сергей. – Ей хорошо же было, ну! – Да она пошла на это из-за тебя! Она все из-за тебя делает! Олег не выдерживает: выхватывает руку и отходит в сторону, подальше. – Участвует в твоих постановках, играет, а ей, уж поверь мне, хочется простого полноценного секса без театральных прелюдий! – Да откуда ты знаешь, чего ей хочется? Разумовский злится. Приподнимает плечи, втягивает шею, будто хищная птица перед взлетом. – ... И тебе тоже, – не отвечая на вопрос, проговаривает Волков. – Пора научиться уже жить, как нормальные люди. Не впадать в панику при обнаружении стояка. Сергей хочет оправдаться, но и рта раскрыть не успевает: в кармане халата вибрирует телефон. Звук специфический, только на один контакт поставлен. Он вытаскивает трубку и снимает блокировку, пробегаясь взглядом по строкам, увенчанным «Ма Шери» в графе «контакт»: «Я хочу приехать сегодня. Через час, на базе» – Что там? – спрашивает Олег, глядя на озадаченное лицо друга. Серый поджимает губы. Хотел бы сдержать эмоции, но Олег прекрасно понимает, что тот не в рекламную рассылку вчитывается. – Серый... Разумовский торопливо набирает: «Не сегодня, девочка, мы заняты», жмет «отправить» и бросает телефон на стол. – Не важно. Дело не в Лере. А в том, что я на тебя реагирую. Это, конечно, лучше, чем окажись я мазохистом, но... – Но? Сергей прикусывает губу. – Правда не видишь проблемы? Олег пожимает плечами. – Что мне сделать-то? Подрочить тебе? Он равнодушно окидывает взглядом кухню, отыскивает свободное пространство на столешнице и хлопает по ней ладонью. – Давай сюда. – А... – Серый растерянно моргает, глядя на стол. Мнется, вздыхает несколько раз из-за нехватки кислорода. Внутренние демоны начинают борьбу за право послать Олега ко всем чертям с такими предложениями, но физиология неумолимо берет контроль над здравым смыслом. Ему нужно время осмыслить. Обработать это в голове. Задуматься, наконец, о том, что будет дальше, когда он к чертовой матери перечеркнет все эти годы дружбы, закроет глаза на то, как старательно зализывал Волкову им самим же нанесенные раны, лишь бы видеть в карих глазах все тот же мудрый, уставший, но теплый, такой родной взгляд. Сейчас в них все больше льда, раздражения, равнодушия и осуждения, и с каждым днем смотреть в них становится все тяжелее. А если он поддастся сейчас, то и вовсе впредь не сможет поднять головы. Или это именно то, к чему они шли двадцать с лишним лет?.. Эту мысль оказалось принять куда проще, потому что ноги сами несут его к столу. Сергей поддается. Забирается на столешницу неуклюже, выдавая неуверенность, отодвигает подальше какие-то банки то ли с чаем, то ли с конфетами и замирает. Сидит, смотрит почти наивно. А Олег ощущает, что ему вот-вот крышу снесет от этого взгляда. Ей-богу, они будто вновь в детдоме, и Серый ему снова полностью доверяет, на любую авантюру соглашается только потому, что Волков предложил. – Уверен? – зачем-то спрашивает Олег, старательно игнорируя то, как задрался при размещении на столе край халата, почти целиком открывая бледную ногу с заметными выбелившимися шрамиками на коленке – напоминание о неугомонном детстве, когда регулярно тянуло поцеловать асфальт. Разумовский не отвечает, смотрит перед собой, а Олег чувствует себя подопытным в условиях лабораторного эксперимента. Как будто Серый проверяет, насколько далеко тот сможет зайти. Олег и сам не против узнать. Он опускает руку на оголенное колено, сжимает, давит пальцами на чувствительные точки. Сергей морщится, дергает ногой, и, пользуясь этим отвлечением, Волков быстро скользит рукой вверх, под халат. У Разумовского сносит крышу. Он запрокидывает голову, почти бьется затылком о шкафчик. Это первый раз, когда чужая рука сжимает одно из самых уязвимых мест, и это почти доводит до паники. Ощущение беспомощности едкой смолкой растекается по телу, застывает, сковывает, разбивает так долго и упорно выстраиваемую стену личных границ. Но ведь это Олег... Его верный беспристрастный Олег, который с песьей преданностью выполняет команды. Даже сейчас... Сергей хмурится, понимая, что не отдавал никаких команд. И скользит бедрами к краю столешницы, ближе к чужой руке, разводит ноги сильнее, упуская последние крохи контроля. Зажмуривает глаза и роняет голову, почти упираясь подбородком в ключицы. Быстро, чтобы не видеть его перед собой, чтобы не испытывать неловкость. А Олег продолжает: осмысленно, умело, как привык в жизни делать все, за что бы ни брался. – Волч... Волч... – сбито выдает он, наклоняется вперед и ловит его руку, ощущая, как напряжение узлом стягивается внизу. – Стой, стой, стой! Олег не реагирует. Заводит свободную руку ему за спину, давит на лопатки. Ускоряет движение рукой, и Сергея просто уничтожает его молчание, отсутствие хоть какой-то реакции, в то время как его сейчас будто разорвет изнутри. – Да стой... – почти скулит он, поджимая пальцы на ногах. Хватается за чужие плечи, натягивает ткань рукавов, утыкается лбом в основание шеи Волкова и стонет: жалобно, отчаянно. Ему даже страшно представить, в каком состоянии сейчас будет кухонный фартук, который Олег вечно таскает во время готовки. С шеи будто рывком стянули петлю, наконец позволив свободно дышать. Разумовский не разжимает хватки. Держит, выжидая, пока Олег сцеживает последние капли. Сергей ощущает себя на дне обрыва, в который шагнул добровольно. И боится. Боится поднять голову — и не увидеть спасительной веревки. – Черт… Он перебирает пальцами по чужим плечам, нехотя отнимает руки, упирается ладонями в край столешницы. Ему бы прийти в себя, но Олег приподнимает рукой его голову, смотрит в лицо, как врач осматривает больного. – Это все ты, – шепчет Разумовский. – И поцеловал первый ты, и это… – Хорош оправдываться. Сергей сглатывает и ловит мелькнувшую тень улыбки на лице Волкова. – Давай, приходи в себя. Сергей ощущает внезапно возникшие на его бедрах чужие руки. Олег буквально сдергивает его вниз, придерживая за поясницу, пока ватные ноги не смогут зафиксироваться на полу и удержать ослабшее тело. – Это называется «доверять партнеру», – поясняет Олег. – И не драматизируй: я вижу, что тебе понравилось. ¬– И как ты это видишь? Прорицатель хренов… Серый давит ему ладонью на грудь, отстраняя от себя Волкова, и падает на ближайший стул, сильнее запахивая на себе халат. Искоса наблюдает, как тот моет руки, а затем, как ни в чем не бывало, присаживается перед духовкой, проверяя состояние безе. С виду совершенно спокойный, будто ничего и не было, а Серый чувствует, что у самого голова вот-вот взорвется. Шелк холодит разгоряченную кожу, от чего Разумовский почти сжимается в комок, обнимает себя руками, сутулится. – А тебе? – произносит он, не успев обдумать свой интерес. – Тоже понравилось? Он почти слышит, как трещит по швам их многолетняя дружба. Олег еще не обернулся, но Серый слишком хорошо представляет его лицо в этот момент. Но легкий смешок со стороны Волкова выбивает из колеи. – Тебе смешно? – растерянно спрашивает Сергей, и Олег качает головой, несмотря на застывшую на лице снисходительную улыбку. – Секс – это для двоих, вообще-то. – Это ты о чем? – О том, что иногда надо не только брать, но и отдавать что-то взамен. Ты же не станешь показывать человеку блюдо и спрашивать, понравилось ли ему, если он даже не попробовал? Разумовский все еще затуманенным умом силится осмыслить сказанное Олегом. Отдавать, блюдо… Он резко вскидывает голову, но не смотрит Олегу в глаза, а ниже, гораздо ниже, хотя под несколькими слоями тканей хрен что разглядишь. Он теряется на мгновение, переваривает собственное предположение, не в силах пока признать его, как очевидный факт. – Ты это серьезно? Готов заняться со мной сексом? – Ну у тебя уже есть партнер, так что… – Олег отворачивается, намереваясь вернуться к готовке (или просто делая вид), но Сергей тут же вскакивает с места, хватается за его плечи, почти вжимаясь грудью в чужую спину. – Мы же можем быть втроем, – выдыхает он в чужую шею, утыкаясь в нее носом. – Мы ведь уже пробовали, почему бы нам… – О, нет, Серый, – Олег выворачивается из объятий и разворачивается к другу, для пущего убеждения качая головой. – Еще в постели мне не хватало твоих манипуляций. С вашими играми, пожалуйста, без меня. Он делает шаг в сторону, но Разумовский тут же преграждает ему дорогу, не позволяя уйти от разговора. – А если я буду вести себя иначе? Смотри, – Сергей хватает его за край фартука, будто это поможет удержать Волкова на месте. – Может, правда попробовать, ну… Ты можешь меня удержать, мы же уже убедились в этом. – Ты не мазохист, – снисходительно усмехаясь, выдает Волков. – Ты просто хочешь хоть раз утратить контроль. Полностью. Все бросить и отдаться партнеру. У тебя проблемы с доверием, вот поэтому ты никогда не будешь доволен. Переосмысли это. – Сейчас я… Сейчас мне правда понравилось, – рассеянно проговаривает Разумовский. – Ну вот, – Олег осторожно сжимает тонкое запястье и отстраняет от себя руку Сергея. – Так что позволь ей вести. Без сценариев и всей этой ереси. Тогда понравится обоим. К слову… – он кивает на оставленный на столе мобильник. – От нее сообщение? Что там? – Приехать хотела, – нехотя отвечает Разумовский. – Я написал, что мы заняты. Волков меняется в лице. – То есть она впервые сама изъявила желание приехать, а ты… Ну молодец. Олег с наигранным радушием хлопает Разумовского по плечу и обходит его, на ходу снимая испачканный фартук. – Да что я сделал? – эмоционально вскрикивает Сергей, разворачиваясь в том же направлении, но не решаясь преследовать. – У нее нет причин не хотеть приезжать сюда. – Тем не менее надеюсь, что сейчас она нашла себе развлечение поинтереснее. Сергей скалится. Хватает телефон и быстро набирает номер, пожалуй, больше из вредности, чем от осознания собственного эгоизма. Демонстративно не смотрит на Волкова, отсчитывая гудок за гудком и ощущая, как с каждой секундой время замедляется. «Абонент временно недоступен, перезвоните позже», — отзывается в динамике равнодушный механический голос. *** – Так, нет, следующий квартал, – Разумовский елозит пальцем по экрану смартфона и сравнивает обозначения на карте с названиями магазинов, мелькающих за окном автомобиля. Им прежде не приходилось бывать в этом районе, но категоричный настрой Сергея не могла сбить даже перспектива потеряться между одинаковыми, как детали конструктора, девятиэтажками. – Вот ведь занесло... – Может, все-таки позволишь ей иметь личную жизнь и прекратишь необоснованную слежку? Нарушение личных границ, знаешь ли, обычно не одобряется. Олег на пару секунд отвлекается от дороги, чтобы посмотреть на Серого, что, упершись локтем в дверь, покусывал ноготь большого пальца, внимательно следя за обстановкой. Его отрешенность вполне можно понять: хоть абонент и появился в сети, звонки так и остаются без ответа, и это изрядно раздражает того, кто любил каждую мелочь держать под контролем. – Серый, – зовет его Волков в попытке обратить на себя внимание. – Нет, – коротко отвечает Сергей. – Сейчас направо. – Слушаюсь, босс, – саркастично выдает Олег и поворачивает руль. Сергей не настроен сталкерить Макарову, как бы это ни выглядело со стороны. Но и строить из себя средоточие добродетели Разумовский не собирается: Лера вырубила телефон нарочно, в этом Серый не сомневался, и закрывать глаза на нарушение их условного договора он не собирался. Рвение, по его мнению, уместное. И дело вовсе не в том, что собственный необдуманный поступок может привести к нежелательному разладу в их коллективе. У него перехватывает дыхание, когда на глаза попадается нужная вывеска. – Здесь, тормози здесь! – командует Сергей, на всякий случай указывая Волкову на главный вход в кафе со слащаво-нелепым названием «Добро в каждые руки» и припиской «Семейная пекарня». Олег резко давит на педаль, так, что машина дергается на месте. Серый кривит губы, понимая, что тот нарочно. Олег —отличный водитель и просто вредничает, хоть Разумовский и не до конца понимает причину такого поведения. До входа в кафе метра три, большие, исписанные рекламными слоганами окна выходят на дорогу и открывают почти весь интерьер заведения. Сергей еще раз сверяется с сигналом на смартфоне и тянется к ручке двери, но Олег хватает его за запястье прежде, чем тот успевает высунуться из машины. – Смотри, – Волков кивает в сторону окон. – Вон. Сергей всматривается. В самом деле: Лера сидит за столиком во вполне обозримом с их текущего положения месте. Разумовский медлит, но руки от двери не убирает. Вытягивает шею, силясь рассмотреть, что она держит в руках, и на его удачу официантка ставит на ее столик чашку и корзинку с приборами, в связи с чем Лера кладет рядом телефон. – Ну все, убедился? – спрашивает Олег. – Все с ней в порядке, связь при ней. – При ней ли? Серый, будто обиженный ребенок, которого пытались обхитрить, открывает контакты и нажимает кнопку вызова под условным именем, что уже который месяц не покидает его головы. Слушает гудки на громкой связи и внимательно, хищно следит за ее движениями: как она поворачивает голову на шум, как тянет руку к мобильному. Как быстро жмет кнопки, сбрасывая звонок. Сергей чувствует острую нехватку воздуха. Ощущения такие, будто его только что макнули лицом в лужу. Бесчестно и подло. – Я не заслужил такого пренебрежения, – цедит он и снова оказывается остановлен Олегом, не давшим в очередной раз открыть дверь. – Успокойся, – Олег старается говорить тише, чтобы избежать провокации. – У нее, наверняка, есть причины. Отправь ей СМС, напиши, что ты переживаешь. – Я… что? – Серый откровенно кривится. Вырывает руку из чужой хватки и сползает спиной ниже по спинке пассажирского сиденья. – Я теряю хватку. Надо бы ей напомнить, у чьей миски кормится. – Серый! Разумовский оборачивается скорее рефлекторно, чем по желанию. – Уймись, – строго проговаривает Волков. – Гарантирую: если ты сейчас к ней сунешься, то пожалеешь о каждом сказанном слове. На нравоучения Олега Разумовский лишь закатывает глаза. – Подчинение входит в ее обязанности. У нас договор. – А спать с тобой она тоже по договору обязана? – Ой, не драматизируй! Это было один раз и по ее желанию, – безразлично отзывается Разумовский. – Тем более, если… Он замолкает, уставившись в окно, но уже произнесенного для Олега вполне достаточно, чтобы свернуть дипломатию. – Вот честно, Серый, иногда мне так хочется тебя ударить… – Тш! – Разумовский вскидывает указательный палец вверх, призывая замолчать, и указывает на окна кафе. – Ты тему не переводи. Себя послушай, что за хрень ты несешь. – Олег! Тон его голоса заметно меняется. Волков фыркает и нехотя отводит от себя желание встряхнуть Серого как следует, чтобы тот, наконец, начал думать головой. Смотрит в указанную сторону и теряется. Напротив Леры уже сидит мужчина. Судя по ее реакции, дежурной улыбке и поддержке разговора, явно знакомый. Высокий, средних лет, светловолосый. До боли знакомое лицо, но попытка распознать образ пока ни к чему не приводит. Сосредоточиться бы… Но Серого уже колотит. – Спокойно, – предупреждающе протягивает Олег, готовясь в любой момент схватить Разумовского за руку и не позволить наделать глупостей. – Может, родственник. – С родственниками так не разговаривают, к тому же семью ее я пробил: никого похожего среди них нет. Хуже эмоциональных всплесков Разумовского может быть только его отстраненность. Когда тот так глубоко погружается в раздумья, что внешне выглядит совершенно хладнокровно. Олег знает, что в такой момент внутри у него все кипит, как лава в вулкане, готовом извергнуться и уничтожить все близлежащее окружение в любой момент. И в данном случае у него была вполне конкретная цель. – Друг семьи? – Нет у нее ни друзей, ни знакомых такого типажа. – Дальний приятель с Камчатки, одногруппник, коллега-медик, с которым видится второй раз в жизни — да кто угодно! Сергей не слушает. Олег почти слышит, как гудит его мозг, будто процессор, анализируя ситуацию и выстраивая план. Волков замолкает, продолжает всматриваться. Человек этот ну ей-богу из прошлого. Вопрос, из какого именно. Служили вместе? Может, тоже из наемников? Серый, не выдерживая, хватается за телефон. Не скрывая, в открытую набирает текст, видный Олегу со стороны: «Через полчаса на базе, для тебя есть задание». СМС уходит адресату, и Лера почти моментально берется за телефон. Несколько секунд смотрит в экран, отвлекается на беседу, улыбается, как кажется Олегу, почти вымученно. Но ответ все же набирает. Телефон даже не успевает подать сигнал, как Сергей открывает входящее. Быстро читает короткую отписку, и Волков видит, как у него сужаются зрачки, как губы смыкаются в тонкую линию. Он молча демонстрирует Олегу экран с единственной строкой: «Сегодня не смогу, задержали в универе». Взвинченный Разумовский все-таки распахивает дверь, и Олег едва успевает схватить его за рукав пальто. – Отпусти! – Сергей дергает рукой, резко оборачиваясь. – Что ты собираешься делать? – Олег опирается рукой о пассажирское сиденье, но продолжает держать. – Пойдешь отчитаешь ее за вранье? Или ему морду бить будешь? Отличный план: мы ведь так давно не мотались по заграницам в поисках убежища! Серый немного остывает, но все еще сопротивляется попытке Олега затащить его обратно в машину. Тому просто необходимо выплеснуть хоть на кого-то свой неконтролируемый гнев, и Волков даже готов подставить себя под удар, лишь бы не привлекать к ним излишнее внимание. – Слушай, я кажется… Олег скашивает взгляд на окна кафе, замечая, как мужчина кладет перед Макаровой белую бумажную папку, слишком приметную, чтобы ошибиться с выводами в части ее назначения. Осознание щелкает в голове переключенным тумблером, а растормошенная память вываливает из своих закромов недостающие детали пазла, позволяя собрать целостную картину прошлого. – Черт, я знаю, кто это. Сергей сосредотачивает на этом внимание, хмурится, ждет ответа, и Олег снова тащит его назад. – Сядь, пожалуйста. Разумовский тянет. Почти скалится, жалея, что не может поддаться порыву пойти и разобраться со всем этим с помощью языка и кулаков. – Ну и? – Сядь. И глянь. Сергей сдается: садится на место и захлопывает дверь чуть сильнее, чем следовало бы. Следует совету Волкова, но не слишком старается. – Это Дубин. Ты посмотри. Разумовский хмыкает. – Какой еще Дубин? – Которого я по твоему приказу в реанимацию отправил. Серый бросает на Волкова взгляд полный скепсиса. – Я должен помнить всех, кого ты по моему приказу убивал или калечил? – Дубин, напарник Грома, ну! – Олег кивает в его сторону, будто Разумовский недостаточно насмотрелся. – Коп. Сергей дергается, будто от удара. Повторно всматривается, словно ища подтверждение его словам. Рефлекторно сжимает в руках смартфон до выступающих вен на тыльной стороне ладоней. – Какого черта он жив?! – наконец срывается он, от чего Волков почти выдыхает от облегчения. Серый снова с ним — не в глубинах собственного сознания. – Ты сказал оставить его в живых. Он присматривал за Марго. – Дурак! Надо было убить! Олег ожидает, что Серый вот-вот театрально хватится за волосы, насколько сильно в нем бушевали эмоции. Он нихрена не смыслит в человеческой психологии, но готов поспорить, что ревность Серого окрасилась в новый колорит, с бордовыми оттенками. Точнее, был готов, но Сергей выдает удивительное умозаключение: – Она предала нас. Олег, она сдает нас прямо сейчас. Разумовский прижимает костяшки пальцев к губам, невидяще глядя перед собой. Волков хочет возразить, привести аргументы, но вдруг понимает, что таковых просто нет. Выключенный телефон, ложь, встреча с копом… Он смотрит на бледнеющего на глазах Сергея: тот сутулится, рефлекторно пытается сжаться. Его типичная реакция на чувство собственной уязвимости. – Поехали. Надо вещи забрать. Олег кладет руки на руль, но не спешит заводить мотор. Серый его не торопит, сидит совершенно подавленный. – Она бы так не поступила, – делает попытку Олег. – Она дорожит семьей. – Она умница: давно поняла, что ничего я с ее семьей не сделаю, – с горечью проговаривает Разумовский. – Но и ей я не позволю навредить нам. Волков, поехали. Олег все пытается смотреть в их сторону. Оценивает чужое поведение, пытается думать, опираясь на ее поступки в прошлом. Ни черта не сходится ведь… Он достает телефон и набирает номер Макаровой. Сергей, видя это, вынужденно оживает, дергается в попытке отнять трубку. –Даже не вздумай! – Погоди. Приходится снова сжать чужое запястье, чтобы не помешали. Оба замирают, следят за реакцией Макаровой. В тот момент, когда та отвлекается на звонок, Дубин встает из-за стола. Что-то говорит с раздражающе мягкой улыбкой и просто уходит. А Лера продолжает держать в руках телефон, дожидаясь, пока мужчина покинет заведение. Лишь после того, как полицейский выходит из кафе, она принимает звонок. – Олег? Волков сжимает пальцы чуть сильнее, предотвращая попытку Серого заговорить. – Валер, ты нам нужна. Где ты сейчас? Короткая пауза побуждает сосредоточиться. Разумовский так и вовсе обращается в слух и не сводит взгляда с экрана. – В универе. Только закончила, – проговаривает она. Олег разочарованно вздыхает. – Валер, твой телефон отслеживается. Где ты на самом деле? Лера низко опускает голову прямо над нетронутой чашкой с чаем. – Недалеко от Парка Победы. В кафе. Проговаривает почти виновато, будто прогулявшая учебу школьница. Сергей устало проводит ладонью по лицу и откидывается на спинку сиденья, прикрывая глаза. – На выход и налево. Мы со стороны дороги. Иди сюда. Макарова тут же привстает с места, не отнимая телефона от уха, смотрит в окно, изучая улицу. Замечает знакомую машину — и замирает в растерянности. Кивает, зная, что ее увидели, и отключается, не говоря ни слова. – Зачем? – подает голос Разумовский, стоит Олегу заблокировать телефон. – Она ненадежна. – Кто бы говорил про надежность, – на выдохе проговаривает Волков, скорее для себя, чем в ответ. Серый не спорит. Пока Олег наблюдает за девушкой со стороны, Серый нарочно утыкается в телефон, пребывая в полной готовности демонстрировать свое осуждение. Не здоровается, когда Лера открывает заднюю дверь машины, кладет сначала рюкзак, а после — присаживается сама. – И давно вы здесь? – пытается уточнить она. Волков считал, что Серый продержится дольше, но тот срывается после первого же вопроса. Оборачивается, отталкиваясь рукой от подголовника, чтобы можно было сильнее сунуться корпусом на заднее сидение. – Ну что? Много успела поведать нашей доблестной полиции, ма шери? Лера пораженно моргает, вжавшись спиной в сиденье. – Откуда ты… –Удивлена, дорогая? – елейно протягивает он. – Как ты из машины определил, что он из полиции? – растерянно спрашивает Лера. Олег лишь слегка поворачивает голову в их сторону, предпочитая лишний раз не шевелиться. – В свое время я протер им асфальт, – проговаривает он, а Серый наслаждается резко сменившимся выражением лица Макаровой. Улыбается ядовито, будто только что продемонстрировал противнику свою бойцовскую собаку с мрачной историей. – А теперь, золотце, объяснись, какого черта это было? Откуда ты его знаешь и о чем вы говорили. – Вот так ты мне доверяешь, значит, – былой страх в ее голосе оседает, уступая место раздражению. Олег отворачивается, ощущая зарождение серьезного конфликта. В салоне поднимается температура. – Дорогая, в этом мире доверять нельзя ровным счетом никому. Даже самому себе. – О, уж ты-то об этом хорошо знаешь! – огрызается Лера. Олег присвистывает, усмехаясь уголком губ. – Валер, удар ниже пояса. – Был бы, если бы он своими диагнозами себя не оправдывал из раза в раз! – парирует Макарова. – Я ничего о вас не сказала! Он — знакомый моих родителей, и раз уж мы пересеклись – случайно! –мне стоило быть вежливой! И на звонки я не отвечала потому, что не хотела ляпнуть при нем лишнего. И отписаться мне было проще, прикрывшись универом, чтобы прекратили звонить! – Прекрасно! – Серый всплескивает руками, ни капли не удовлетворенный таким ответом. – Что за папку он тебе показывал? Он копает под меня? – В ней были открытки из музея, мы там и пересеклись! – Точно: каждый коп носит при себе папку для внутренних дел, чтобы класть туда открытки! Олег тяжело вздыхает и на несколько секунд прикрывает глаза, пытаясь отвлечься от этого балагана. Каким-то слишком насыщенным на эмоции получился день. Им с Разумовским и без того предстоит серьезный разговор на тему произошедшего между ними каких-то полчаса назад. Не то чтобы Серый вновь пытался поднять этот вопрос (не до того ему), но просто закрыть глаза на неожиданные перемены в их отношениях Волков был не в состоянии. А теперь еще и Лера... как же «вовремя», черт возьми! А ведь так хорошо все начиналось... – Блядь, – вдруг выдает Волков, проигнорировав последние препирательства Серого с Валерой, быстро заводит мотор и на всякий случай запирает двери изнутри. Машина рывком срывается с места. – Куда?! – почти орет Разумовский, но Олег лишь морщится, отмахиваясь. – Я духовку не выключил. Там мое безе… О, просто заткнитесь оба. Он сосредоточился на дороге, и, что удивительно, «пассажиры» в самом деле временно притихли. Гнетущая аура все еще витала в салоне: настолько тяжелая, что хотелось открыть окно и проветрить голову. – Безе? – лишь спустя пару минут осторожно спрашивает Лера. Олег угрюмо кивает. – То есть, вы были заняты безе? – уточняюще проговаривает Макарова. – Ой, блядь… – Разумовский отворачивается к окну, подперев кулаком лоб, а Олег изо всех сих пытается сохранить лицо. Атмосфера накаляется. – То есть, как тебе врать, так можно, никаких проблем! – Я хотя бы с копом шашни не крутил! – огрызается Серый. – Да я бы не удивилась! Все по новой. Олег, смирившись со своей участью, просто выкручивает звук радио. «…Ты осталась с ним вдвоем, не зная ничего о нем... Что для всех опасен он, наплевать тебе..» – символично пропевает в колонках Князь, пока Волков пытается абстрагироваться. Макарова с Серым ругаются, будто не первый год женаты, и уже то, что Разумовский позволяет ей беспрепятственно повышать на него голос, является признаком по меньшей мере существенной ментальной близости. Слушая их натянутые придирки друг к другу, Олег вдруг начинает ощущать какую-то фантомную приторную сладость на языке. «…Словно куклой, в час ночной теперь он может управлять тобой…» – Как бы не так, – проговаривает себе под нос Волков, понимая, что никто его не услышит. – Еще кто кем управляет… Автомобиль минует старые чугунные ворота, заезжая во двор. Под колесами трещит мелкий гравий, которым неделю назад засыпали образовавшуюся в асфальте дыру прямо на месте парковки. Олег заглушает мотор, и радио умолкает, а вместе с ним — и пассажиры. – На выход, – командует он. – Оба. И Серый, и Валера на удивление слушаются безоговорочно. Так же смиренно заходят в подъезд, пока Волков держит для них дверь и контролирует каждый шаг. Конструктивный диалог в машине точно не получился бы, а вот за чаем шансов прийти к консенсусу куда больше. – Гарью не пахнет, – подает голос Серый после длительного молчания. – Дыма нет, огня не видно. Ничего с твоими трюфелями не случилось. Олег не реагирует. Заходит в квартиру последним и захлопывает дверь, предусмотрительно засунув ключи к себе в брюки, буквально скидывает с себя ботинки и быстро удаляется в кухню… чтобы уже на месте спокойно снять куртку, лишь коротко взглянув на выключенную плиту. Таймер – прекрасная вещь. Он даже не включает свет – из коридора освещения достаточно. Олег отодвигает от стола ближайший стул и садится, молча закуривает. Начинает внутренний отсчет. …семь, шесть, пять… Они сдались на трех. Голоса в коридоре становились все громче, и каждый из них уже можно было разобрать на слова, искусно подобранные, как самое лучше оружие перед боем: те, что уколют побольнее. Волков не вслушивается —заглушает чужую брань собственными случайными мыслями. Прикрывает глаза и выдыхает из легких густой дым, когда в прихожей раздается звук удара: кажется, кто-то что-то бросил в стену. А Волков смотрит на дверцу крайнего шкафчика, где стоит бутылка с ромом, и эта идея вдруг кажется такой соблазнительной, что сложно удержаться. Олег заставляет себя подняться и тушит сигарету о край раковины. Пальцами смахивает пепел, растирает его грубыми подушечками и идет, наконец, к плите. Готовое безе выглядит восхитительно. Он даже формирует некое подобие композиции в вазочке для сладостей. Еще один резкий грохот все же отвлекает: будто на этот раз о стену швырнули уже чье-то тело. Олег замирает, прислушивается. Хмурится, понимая, что тишина наступила слишком резко. Пытается разобрать голоса, хотя бы шепот, но слышит только мотор чужого автомобиля, припарковавшегося под окном. Затишье служит тревожным сигналом, и Волков, даже не сообразив поставить вазу с безе, быстро возвращается обратно в прихожую, хотя бы выяснить, чей труп придется прятать на этот раз. А ведь отличный был план… Волков застывает в проеме коридора, быстро понимая, что не так уж все плохо. Вздыхает и облокачивается спиной о стену, прижимая к себе вазу и утягивая из нее белое лакомство. Безе хрустит на зубах, растворяясь на языке сахарным сиропом, пока язык Разумовского с присущим ему напором изучает чужой рот. Серый прижимает Валеру к закрытой двери, держит за руки, и теперь даже не угадаешь, кто кого соблазнил. Оба — в верхней одежде, расстегнутой наполовину, как будто продолжение скандала настигло их прямо в процессе раздевания, а внезапное примирение не оставило шанса его завершить. У них даже поцелуй со стороны выглядит, как борьба за место: каждый старается доминировать, никто не намерен отступать. Что ж, направлять ресурсы в нужное русло они научились. От приторности десерта запершило в горле, и Олег срывается на кашель, выдавая свое присутствие. Оба отрываются друг от друга так резко, будто даже не осознавали процесс. Прочистив горло, Волков демонстрирует готовые сладости к чаю и кивает в сторону кухни. – Полагаю, вы уже наелись друг другом, но попробовать советую. Днем мне действительно пришлось хорошо поработать руками. Поперхнувшись воздухом, Серый бросает на него просто убийственный взгляд. Фыркает, расправляет плечи и, игнорируя усмешку Волкова, снимает, наконец, пальто. Не уловившая сарказма Макарова кивает на предложение. – То есть это и есть мое задание? Продегустировать безе? – с иронией уточняет она. – Это всегда пожалуйста. – То-то же, – посторонившись, чтобы дать Лере пройти, Волков придирчиво оглядывает оставленную в беспорядке прихожую. – И приберите тут потом за собой. – Это все она! – отзывается Разумовский из ванной. Лера недовольно фыркает. – Мы что, в детском саду? После поцелуя их распри стали выглядеть, как сцены из дешевого ситкома. И все бы хорошо, хэппи энд, достойный их безумной жизни. Только почему-то именно сейчас Волкову чертовски хочется просто переключить канал.