Никогда не разговаривайте с эльфами...

— М-да, — буркнул Вернон, — простенько, но со вкусом, — и сильнейшим пинком сапога отправил колченогий табурет в полёт, который в один момент поднял пыль в воздух. — Со вкусом? — Йорвет скривился, — Ты какой-то совершенно непритязательный, но… — эльф придирчиво огляделся. — Сойдёт. Вернону определенно надоела лесная романтика и он решил придать их коротким и редким встречам некоторый флёр деревенского уюта. Деревень в Темерии было что говна за баней, однако, сейчас они все были полупустые или пустые, но населенные всякими не совсем приятными трупоедами. Такая себе компания была, по мнению Йорвета, для всякого постельного и не очень непотребства. Да и в целом, как-то хотелось уже не непотребств, а чего-то более серьезного: разговоров, обсуждений или ещё чего-то такого, — но Вернону видимо разговоров хватало с похожим на огромного кита Дийкстрой, на эльфа — силёнок уже не хватало. — Не нравится, выход знаешь где, родной, — ощерился моментально Рош, находу стягивая с себя шаперон, светя светлым затылком, на котором почти не было видно седины. «Хорошо быть светленьким», — подумал Йорвет, задумчиво разглядывая открытый затылок со следами недавнего бритья (два пореза — и оба за левым ухом). Вернон выглядел потасканным и запущенным, совсем как это деревня, в которой они нашли свой временный ночлег, равноудаленный от обоих лагерей. Всем было понятно куда и к кому кто бегает, однако, все молчали и делали вид, что ничего не происходит. — Ты чего бесоёбишь, плоскоухий? — драки эльфу не хотелось. Хотелось чего-то хорошего, но как тут сделаешь что-то хорошее, ежели на тебя ворчат, фырчат и периодически пытаются агрессировать. — Заебало, — Вернон повернулся к эльфу лицом. Рошу совершенно точно не шли: худоба и щетина, которая вот-вот собиралась стать самой настоящей бородой с усами, — он выглядел максимально истрепанно, словно, пёс, который когда-то видал намного лучшую жизнь. Впрочем, Йорвет всё равно не был уверен в том, что у Роша была эта самая лучшая жизнь. Подтирать говно за королем — это, конечно, лучше, чем сдохнуть в канаве, но всё же — не предел мечтаний. Наверное. — Не заеби и ты. Синяя ткань акетона изрядно истерлась и сильно выгорела на солнце. Йорвет даже одно время пытался уговорить человека сменить его. На кой ляд нужно светить синим, ежели Темерии уже и нет? Почила в бозе, не без его, конечно, йорветовой помощи, что уж тут скрывать. — Ебешь обычно ты, — саркастично фыркнул Йорвет, ставя на пыльный и засранный стол — небольшую котомку, которую ему собрала из отрядных припасов Бейн. «Хоть пожрет», — сказала травница, недовольно качая головой. Месяца три назад её ночами до лагеря «полосатых» водили, чтобы поставить на ноги Бьянку — та хватила какую-то заразу и мучилась животом неистерпимо. Бейн поставила её на ноги, но про тощего, жилистого Роша рассказала, недовольно при этом качая головой. — Всё ещё… — Нет! — на худом человеческом лице эта внезапно проступившая злость, кажется, даже немного пугающе безумной, и Йорвет благоразумно, в кои-то веке, решил не продолжать наметившуюся тему в их разговоре. В конце-концов, у них было еще достаточно много времени, чтобы пересмотреть некоторые вопросы. — Что у тебя там?.. — Бейнтриш дала в дорогу немного еды. Сказала, что ты больше на умертвие похож, чем на человека. — А она умертвий видела? — Она много чего видела, — хмыкнул Йорвет. И огляделся. Домишко, как бы не ерепенился Рош выглядел отвратительно. Хорошо, что хоть по углам не валялись гниющие трупы — это было бы уж слишком. И всё же навести немного уюта (а так же суеты) нужно было. Просто скинуть все эти прилипшие к ним обоим ярлычки и немного просто побыть — собой. Просто Йорветом, просто Верноном. Просто говорить, просто коснуться друг друга — можно даже без секса. Просто чтобы понимать, знать, чувствовать что ещё живой, а не просто какой-то механизм офирский (Йорвет один раз такие видел на гвиндейтском рынке) созданный для какой-то одной цели: убивать, трахаться, — какая ж разница? — Ну, что ж, вечер скоро в хату, а тут… отвратительно. Давай-ка, милый мой человек, мы немного тут устроим порядка. Вернон смог в ответ только мотнуть головой. Он, вот смешной, не понимал что происходит и для чего всё это. Более-менее они управились с домом практически к полуночи. Оба сидели около разожженного очага. В котелке, который чудом нашелся в этом месте, не иначе, пыхтела водища, в которой плавали скудные овощи, немного сушенного мяса и какая-то крупа. Конечно, хотелось есть. Вернон под рубахой своей был тощий и жилистый, с проступающими синими венами на цепких руках. Йорвет любил эти руки (он в целом любил этого человека, хотя, конечно, вслух никогда и ничего не говорил, но руки… ах, эти руки!), но сейчас они его пугали больше. Он помнил их другими — не такими изношенными, что ли? Акетоны они оба давно скинули. Кто ж уборку-то в этом делает-то? Никто. И они тоже не стали. Огонь трещал. Йорвет курил чужую трубку — свою от трагически проебал где-то под Вергеном. Рош лишь смотрел на огонь — не требуя свою собственность обратно. С его лица сошла напряженность и не смотря на всю худобу, оно стало мягче и спокойнее. — Не запускай себя, — эльф выпустил колечко дыма под самый потолок. — Не загоняй себя. Выглядишь так, что краше в гроб кладут, Вернон. Мне не нравится идея класть тебя в гроб. — Потому что ты не некрофил? Йорвет в ответ только с досадой цыкнул. У него в глотке застряло это пошлое: «Потому что я тебя люблю». В собственной башке — это звучало лицемерно и как-то даже местами, наверное, подло. С Рошем всё было правильно: и жаркий секс, где-то под елкой, и смачная драка на большаке, — всё это было правильно и верно. Но, наверное, идеологически не совсем правильно. Впрочем, Йорвет всегда знал, что у него в жизни ничего не может быть правильного. С самого детства как-то не задалось с этой сраной правильностью. — Птмчтлблтбя, — всё-таки буркнул Йорвет, не вынимая трубки из рта, коря себя за детскую выходку. А казалось бы — такой взрослый. Но это только казалось. Обнажать собственную душу и чувства, было куда сложнее, чем обнажить себя и дать трахнуть. В последним — проблем не было, а вот с первым — были. И проблема была не в Верноне, пожалуй, ему-то Йорвет верил и доверял даже больше, чем самому себе. Проблема была в самом Йорвете. «Хуйня с башкой мне точно от мамаши досталась», — только эльфу и оставалось что сетовать на себя. — Ты б мешал, — голос Роша отчего-то звучал как-то особенно тепло, — а то не суп будет, а рагу или вообще что-то не слишком потребное. — Может в этом и состоит мой кулинарный замысел? — Ты и кулинарный замысел? — Вернон коротко расхохотался. И смех у него всё-таки был красивый, заразительный, яркий. Хорошо, что Рош редко смеялся на людях, а то б поди да перебей такую толпу желающих отщипнуть себе от Вернона Роша немножко. Йорвету вот бы хотелось множко, а желательно — всего. Но всего пока что эльфу — не светило. — Я хорошо готовлю, — эльф только сделал вид, что оскорбился. — Просто у тебя не было еще возможности познать мои кулинарные таланты. — Да, зато были возможности познать тебя. — Что есть, то есть, — философски пожал плечами Йорвет и помешал то ли суп, то ли рагу. — Береги себя. — Это я должен говорить. Не меня с вилами ищут реданские отряды… — Пусть дальше ловят ветер в поле. Нет, я серьезно, Вернон. Просто береги себя, пожалуйста. Я понимаю, что у тебя уже видимо есть какой-то план как вернуть Темерию на политическую арену, но только не ценой собственной жизни. — А что нет-то? Романтично же. Стране нужен национальный герой. — Может и нужен. Но только, знаешь ли, есть разница между: пал смертью храбрых и умер от недосыпа, недоедания и прочих недо. Последнее как-то совсем не героически звучит. Такой себе герой выходит. Вернон замер с ложкой около рта, потом коротко фыркнул и опустил её в миску. — Верное замечание, — он с пару секунд помолчал, — побреешь меня утром? — Побрею. — Тоже лблтбя, — и с этими словами Рош вернулся к своей трапезе. — Р-р-романтично, ничего не скажешь. Но приятно, — Йорвет поднял свою ложку вверх, — Ты первый кто признался мне в любви в процессе дегустации того что я приготовил. — Есть мнение, что я в принципе первый, кто признался тебе в любви. — Единственный, — поправил Вернона эльф, — единственный.