Никогда не разговаривайте с эльфами...

Вернон застал Йестина, старшего гвиндейтского охотника и йорветова дядю по совместительству, на конюшне. Эльф был занят тем, что седлал своего коня. Утром прилетел почтовый сокол. Содержания письма Рош не знал, но судя по всему, что-то случилось, раз Йестин уезжал первым, а сама гвиндейтская делегация сократила сроки своего пребывания в Вызиме и отбывала в полном составе через неделю. Хотя изначально планировалось, что пробудут они до самой Саовины. — Йестин, — Вернон привлек внимание эльфа к себе. Не было ни «здравствуйте», ни «доброго дня». Рош как-то попытался с охотником быть максимально вежливым, так тот, тяжело вздохнув, сказал, что они сегодня здоровались, и чего от него хочет человек, — я тут спросить хотел… У Йорвета на шее старые шрамы от петли. — Дракенборг, — не поворачиваясь ответил Йестин, надевая на коня узду. — Сам знаешь. — Нет, эти более свежие, а под ними старые, тонкие, не похоже на грубую реданскую пеньку. Да и не долго он висел в петле в Дракенборге, его же практически сразу же сбили стрелой, — на этом моменте Йестин хмыкнул, отходя от коня к дверце денника и снимая с нее вальтрап, чтобы накинуть на спину коня. — Не осталось бы таких… глубоких. Йестин молчал очень долго, сосредоточенно выбивая пыль из вальтрапа, пока его конь деловито качал головой. Конь был высокий, почти два метра в холке. Отчего-то Йестин не любил тонконогих быстрых лошадок и предпочитал тяжелый уверенный ход самобытного гвиндейтского тяжеловоза. Черная грива коня была уплетена косами по гвиндейтской традиции. — Ты знаешь, что у Йорвета четыре единоутробные сестры? — наконец-то заговорил эльф. Он открыл свой рот в тот самый момент, когда Вернон потерял уже всякую надежду услышать хоть что-то. — Что?.. Четы… Нет, никогда не говорил. — Но ты скорее всего видел их всех четверых в его отряде во время Второй Северной… — Йестин снова тяжело вздохнул. От Йорвета темерец знал, что старший охотник Гвиндейта был немногословным эльфом, который предпочитал молчать и просто делать. — Шаэнт, Хагал, Лиф и Игхен. — Это?.. Не домашние имена? — Нет, конечно… — хмыкнул Йестин, всё еще стоя спиной к Вернону, гладя своего коня по спине. — Это прозвища. Родители их назвали Миранн, Гвиндолин, Мэв и Эйлин. Домашние они тебе скажут сами, если когда-нибудь доберутся до сюда. Всех сестер после конца Второй Северной несколько раскидало по миру… Вернон молчал, слушал и не перебивал. Пока что ему совершенно не было понятно, к чему всё это, но Йестин всегда отвечал обстоятельно, если отвечал, долго и тяжело подбирая слова на общем языке, чтобы было максимально понятно. — Шрамы, которые ты видел на шее моего племянника — это от его родной матери, моей сестры Йийгрин. Когда ему было… — Йестин чуть повернулся к Вернону, и тот увидел, что эльф хмурится. Было очевидно, что вспоминать об этом ему было крайне тяжело, — … около десяти лет на ваш счет, Йийгрин повесила своего старшего сына на ветвях Инис, в Гвиндейте. Если бы я не снял его… Он бы умер. Seidhe чуть дольше могут переносить удушье, чем люди, но приятного в этом для нас, так же как и для вас, крайне мало. Практически нет. — Но… Зачем? — Рош и сам вырос в скотских условиях, а как еще можно было описать детство в грязи, среди блох, крыс, голодных собак? Скотским это детство и было. Но мать его любила. Как умела и как могла заботилась о нем, сама лишнего куска никогда не ела, лишь бы сын был накормлен. От того и померла молодой, хоть и выглядела потасканной и побитой жизнью. И у Вернона в голове не укладывалось, как в не голодающей, довольно (насколько он сам понял) высокопоставленной семье эльфов, могло случиться это. — Родовое имя нашей ветви дома Инис — Песня Ветра. В нашем родном мире, в том, который мы покинули, песней можно было не только радовать сердца, отмечать праздники, но и… как бы это так, понятно объяснить-то?.. — Колдовать? — сделал попытку подсказать Вернон. В ответ Йестин лишь тяжело вздохнул. — Что-то вроде того… Но в тоже самое время — нет. Сложно, тебе с этим к Идрис, она лучше бы объяснила, чем я. Но да, это колдовство, хоть и не такое мерзкое, что практикует ваш вид. Никакого насилия над миром и его законами — просто… Не важно. В нашей ветви, после прибытия сюда, не рождалось сильных Певцов. Таких, чтоб могли как встарь, Песней поднять море и развести его в стороны, давая войскам пройти по морскому дну, как по обычному тракту. — Йорвет — это умеет? — Да. Проблема в том, что мужчины очень плохо контролируют свой дар. Им сложно научиться делать какие-то тонкие манипуляции Песней и Голосом. Если гроза, то такая, что к херам смоет все посевы. Если взрастить растения, то так, что зарастет еще акров тридцать рядом. Но это не было проблемой. Певцы использовались в бою, в крупных сражениях, когда нужно было массово благословлять Песней, проклинать ею же. В мирной жизни больше ценились Певицы. Как Идрис, например. — И его мать?.. — А потом… — Йестин стянул крепкую кожную перчатку с руки и помассировал пальцами переносицу. — Всё пошло собакам под хвост, когда родилась Мэв. Первая Певица в этом мире. Рожденная со знанием устройства этого мира, как надо с ним работать. И всё испортилось. Йийгрин и до этого никогда не была … спокойной. Она истерично верила в заветы Инис, свод правил и законов нашего народа, нашей ветви. Мэв начала болеть, она никогда не была здоровой, потому что не так уж и хорош был род ее отца. Но её губила не только хворь, но и дар… А Йорвет… — Он?.. — В отличии от многих он умел контролировать свой талант. Умел лечить, умел плести тихие Песни так, чтобы никто не пострадал от его действий. Но его этому не учили, он умел это нативно. Как-то… Йийгрин его застала лечащим Мэв, но с чего-то решила, что он… И повесила его. А дальше всё стало только хуже. Старые рубцы на спине племянника — это тоже от матери. Чтобы мать не наказывала сестер, не держала их в строгости, как полагается по заветам Инис… Он смог её убедить, что наказания он будет получать за всех своих сестер. И так было до самой смерти Йийгрин. Никто по ней не плакал: ни её дети, ни её братья и сестры. Эльф и человек стояли и молчали, ветер злобно трепал плащ Йестина. — Я после этого практически перестал уходить на дальние рубежи города. Идрис стала больше проводить времени в Гвиндейте. Игрейн вернулась… Йорран один с Йийгрин не справлялся. И апогеем стало то, что она попыталась убить своего старшего сына, чтобы спасти младшую дочь. Я чудом тогда был в городе, собирался отбывать, когда прибежала Миранн вся в слезах, с разбитым лицом и сказала, что мать собирается отдать Йорвета обратно в ветви Инис… И тот ребенок, которого я знал, он после этого навсегда исчез. Вот откуда почти все старые шрамы Йорвета — они от матери. — Она его… ненавидела? — Дева знает, — цыкнул Йестин, натягивая перчатку обратно на руку, — что она там чувствовала. Хочешь узнать больше? Спроси у Йоррана, он уже был князем, когда всё это происходило, а потому постоянно проводил время в городе.