***
Чифую сломя голову бежал по коридору босиком. Он и сам не знал, от чего бежит: от звона в ушах, невыносимой боли во всём теле или от разрывавшегося на кусочки сердца. К тому же, парень сам осознавал, что виноват, но жестокие слова Баджи всё равно гонгом стучали в голове, наотрез отказываясь затихать. Чёртова чёрная толстовка промокла от слёз и испачкалась в крови, как и руки Чифую. Казалось, каждый шаг по белой плитке на полу отдавался эхом по всей Академии. Он превращался в раздражающие постукивания молотка, что ещё больше давило на виски. Блондин сам не знал, куда бежит. Ноги сами несли его вверх по лестнице, туда, где он уже когда-то прятался от выжигающих изнутри чувств. Низкий широкий подоконник на пятом этаже корпуса манил своим пустынным спокойствием. Мацуно забрался на него с ногами и забился в угол, пряча заплаканное лицо в капюшоне толстовки. Он икал, всхлипывал, кашлял и задыхался от непрекращающихся рыданий. При взгляде на свои руки, казалось, что кровь принадлежит не ему, а Баджи, прямо как во сне. На шее всё ещё фантомно ощущались его жёсткие пальцы. Перед глазами Чифую стоял образ истекающего кровью соседа. Выглядело это слишком натурально, и парню становилось только хуже. Он должен был попытаться остановить кровь из носа, выровнять дыхание, хотя бы умыться, но просто не мог. Огромный ком в горле, усердно копившийся последние недели, выходил через слёзы. Блондин раскачивался из стороны в сторону, шепча врезавшиеся в память слова, вздрагивал и трясся, как сумасшедший. В ничем не прикрытое окно светила огромная жёлтая луна. За всё время, проведённое в Академии, она не появлялась ни разу, а сейчас так драматично и театрально освещала худую сжавшуюся на подоконнике фигурку. Чифую подставил лицо под её бледные лучи и заплакал ещё сильнее. Такая далёкая и недоступная, такая манящая и холодная… Давясь воздухом и рыданиями, блондин лёг на холодный камень и в бессилии свернулся калачиком. Сквозь мутную пелену слёз он не видел ничего, поэтому просто закрыл глаза и вскоре отключился, так и не смыв с себя кровь.***
Баджи неподвижно стоял на балконе, глядя на стенку, к которой он минуту назад прижимал новенького. Черноволосый просто таращился в одну точку уже больше пяти минут. Его разрывал изнутри гнев. Сдерживать его было невозможно по одной простой причине: к гневу добавлялось отчаяние. Всё это время его жизнь, всегда имевшая твёрдую почву, содрогалась от землетрясений, вызванных чувствами. И сейчас это привело к разрушительному цунами, цунами противоречий, эмоций, боли и бесконечного желания просто любить. Баджи согнулся пополам, стараясь хоть так успокоить бурю непривычных эмоций. Он взглянул на свои руки, на которых остались следы крови Мацуно, и до боли сжал их. Как он мог позволить себе сжимать так сильно его хрупкую бледную шею? От этого воспоминания тело пробрала дрожь отвращения, и Кейске со злости кинул разодранную в клочья банку из-под энергетика в стену. Прямо туда, где какое-то время назад было лицо блондина. Зеленоватая газировка мокрым пятном растеклась по бетону. Черноволосый прислонился лбом к стене и резко саданул кулаком рядом. И другим. И снова, и снова, и снова. Он бил несчастный камень до кровавых ссадин на руках, а затем устало опустился на пол. Парень совершенно не понимал, что чувствует. Будто бы неопытный бармен перепутал ингредиенты, пытался подсластить соль сахаром, добавил тысячу разных сиропов, чтобы добиться правильного цвета, и перебрал с алкоголем. А Баджи выпил всё это залпом, и сейчас его крутило от вкуса и эффекта. Он поднял взгляд на необычайно ясное небо. Полная луна мягко освещала балкон и безлюдную улицу. В голову сразу пришла ассоциация с Чифую, таким же бледным и таинственным, как свет равнодушного спутника. От представшей перед глазами картинки Баджи замутило ещё сильнее. От отвращения к самому себе и путаницы в мыслях стало так плохо, что он решительно поднялся и направился в комнату, где достал из-за тумбочки бутылочку шотландского виски. Раскрутил крышку, плюхнулся на кровать новенького и приставил горлышко ко рту. Он желал лишь напиться и поскорее забыть всю эту ужасную ссору.***
Морозные рассветные лучи пробивались сквозь повисший над колледжем туман. Майки и Дракен часто вставали рано, шли на пятый этаж жилого корпуса, сидели там и болтали. В том пустом коридоре никогда не было ни души, никто их не трогал, и парни могли не скрывать своих чувств друг к другу. Но сегодня их долгожданному уединению не суждено было случиться, потому что как только ребята вошли в коридор, то увидели свернувшуюся на подоконнике в позе эмбриона фигурку. Манджиро тихо приблизился к ней, чтобы не разбудить, и потряс за плечо. — Это Мацуно? — шёпотом спросил Дракен. — Похоже на то. Вряд ли Баджи дал бы свою толстовку кому-то ещё, — ответил тот. — Чифую! Эй, Чифую! Блондин медленно зашевелился под его рукой, повернулся к ним лицом и растерянно потёр глаза. — Ебать… — ругнулся Рюгуджи, увидев запёкшуюся под носом кровь и припухшие от слёз щёки новенького. — Что произошло? Чифую осторожно сел, стягивая капюшон. Тело болело всё так же, только теперь ещё и от сна на твёрдой поверхности. Он тяжело вздохнул, вновь взглянув на свои руки, и спрятал лицо в согнутых коленях. Майки тихо цокнул, присел рядом и ласково повернул голову парня, заставляя посмотреть на себя. — Это Баджи сделал, да? Только скажи, и я пойду набью этому самовлюблённому придурку морду. Он уже собрался подняться, как Чифую обхватил рукой его предплечье и остановил. — Нет, не надо, – прохрипел он, — всё в порядке. — Откуда тогда кровь? — поинтересовался Дракен. — Это моя. Просто скачок давления, — продолжал отговаривать их Мацуно. Майки сел обратно и приобнял его за плечи. А Кен, устроившись с другой стороны, погладил по волосам. — И поэтому ты спишь тут, весь в крови и слезах, — хмыкнул он. — Скажи прямо. Вы поссорились с Кейске? Он тебя ударил? — Да, мы поссорились. Но он меня не трогал, — о синяках, скрытых под широким горлом толстовки Чифую умолчал. — Это правда из-за моего здоровья. Всё не так плохо, честно. Только я теперь не хочу с ним видеться… — Похоже, поссорились вы сильно, — задумчиво проговорил Майки. — Но ты не переживай. Хоть мы с Кенчиком и обещали не вмешиваться, тут тебя точно не бросим. В вашу 328-ю тоже возвращаться не хочешь? Блондин отрицательно покачал головой. — Придумаем что-нибудь, — махнул рукой Рюгуджи. — Поживёшь у нас с Такемичи, — предложил Сано, ободряюще улыбаясь. — Устроим ночёвку втроём. У меня есть печеньки в заначке. Уголки губ Чифую немного дрогнули и приподнялись. Он посмотрел на эту светловолосую парочку просветлевшим взглядом. В мягком утреннем свете они казались ему спустившимися с небес ангелами. Сердце приятно защемило, и парень готов был снова расплакаться. Это такемичность передаётся воздушно-капельным путём или что? Потому что другого объяснения своей эмоциональности блондин не находил. Конечно, он и не рассчитывал успокоить свои душевные терзания одной ночёвкой, но возвращаться в их с Баджи комнату казалось чем-то недопустимым. Майки заботливо отвёл Чифую к себе, отправил в душ и выдал другую одежду. Парень вообще только сейчас осознал, что уже несколько дней ходит в одной только толстовке соседа, а какую-то другую одежду из 328-ой взять и не подумал. Спустя полчаса блондин выглядел почти свежим: пропала краснота под заплаканными глазами, исчезла болезненная бледность. Удивлённый раннему гостю Ханагаки на это всё лишь улыбнулся и выдал: — Ты просто герой, Чифую. К бою готов. А блондин мысленно вздохнул. К какому бою? Он готов сдаться при первой же встрече с «врагом». Поэтому и не хотел пересекаться с Кейске. Но как объяснить это парням? — Пойдём на завтрак, белый рыцарь, — похлопал его по плечу Манджиро. — Эм… Я не голоден, — ляпнул Мацуно, чтобы хоть как-то оправдать своё нежелание присутствовать в столовой. — Поешь и сразу почувствуешь себя лучше и бодрее, — отрезал Сано. — Я не хочу, правда. Не заставляйте, пожалуйста. — Ты идёшь и это не обсуждается. Мы тебя в обиду не дадим, — поддакнул Такемичи, поднимаясь с кровати к парням. Чифую внутренне сжался, но кивнул. В конце концов, он не должен отказываться от общения с ребятами просто потому, что с ними общается и Баджи. Однако, к огромному облегчению парня, черноволосого на завтраке не оказалось. Отсыпался, наверное. «Хоть раз я не докучаю ему своими наставлениями и не навязываю режим сна», — подумал блондин и невесело усмехнулся. Весь завтрак он молчал и наслаждался временным спокойствием. Потому что знал, что сбежит от друзей и спрячется в библиотеке на весь день, так как не мог не бояться встречи с Кейске. Знал, что не вынесет его равнодушия или презрения. Окружающие вообще не волновались о его состоянии, и Чифую даже не пробовал есть. Конечно, до завтрашнего дня он вряд ли съест ещё хоть что-то, но любая еда сейчас казалась самыми отвратительными в мире помоями. От одного взгляда воротило. Поэтому, дождавшись, когда ребята начнут расходиться, парень тоже встал и осторожно выскользнул за дверь. До обеда он на самом деле сидел в библиотеке. Сначала пробовал читать что-то для учёбы, но постепенно мысли о соседе полностью вытеснили всплывающие в голове темы. Да и особого смысла в повторении материала Мацуно не видел. Чего греха таить, он не видел смысла ни в чём, кроме Баджи. А думать сейчас о нём было невыносимо. Поэтому блондин просто сидел и смотрел в окно, за которым мутнел и кружился мрачный осенний туман. Абсолютно мёртвая, отвратительная погода. Под стать настроению. Постепенно парень начал погружаться в воспоминания. За последнее время столько всего случилось, его жизнь кардинально изменилась, обрела подобие сознательности. И весь этот процесс состоял из лоскутков памяти. Вот здесь, в библиотеке, например, мозг мгновенно рисовал их с Баджи тела, прижатые друг к другу. Парень думал, что может просидеть так, разглядывая в своих воспоминаниях эти образы, до ночи. Но Майки и Такемичи, всерьёз взявшиеся за поддержание жизни в Чифую, решили иначе. Непонятно как, но они отыскали его укрытие и накинулись с обвинениями: — Ты чего тут делаешь, Мацуно? — строго и авторитарно спросил Сано, нависая над сидящим за столом парнем. — Мы тебя везде искали! Прямо с завтрака! — вторил ему Ханагаки. Блондин молчал, даже не пытаясь оправдываться. Он знал, что ребята пришли затащить его на пары, но ничего не мог с собой поделать. Внутри стоял какой-то блок: слишком сильным был страх перед встречей с Кейске. Но одновременно таким же сильным было и желание… Понимая, что Чифую не собирается им отвечать, парни присели рядом и обняли его. Это был их общий план, единственной целью которого являлось не дать новенькому потонуть в своей одержимости одной черноволосой бестией и заставить его заниматься хоть чем-то. — Мы не дадим тебе зачахнуть среди этих книжонок, — уверенно заявил Майки. — Пойдём на занятия. Посидишь на латыни, отвлечёшься немного. — А Баджи появился? — робко спросил Чифую. Парни замялись, коротко переглянулись и, видимо придя к какому-то решению, одновременно кивнули. — Но выглядит он, кстати, не очень, — поспешил сгладить углы Такемичи. — Пришёл ко второй паре, да такой мрачный, что никто с ним и заговорить не осмелился. Сидел на задней парте один, не писал ничего. Чифую понятливо кивнул. Хотя на самом деле не понял он ни черта. Да, ему был знаком подобный настрой у соседа, но обычно тот оставался дружелюбным хотя бы с близкими. — Ничего страшного не будет, — продолжал уговаривать Майки. — Сядешь с нами. Вы даже не пересечётесь, если ты так этого не хочешь. А Мацуно хотел. Он очень хотел снова заговорить с Кейске. За эти несколько проведённых в библиотеке часов, он понял, что без черноволосого в колледже не может. Так быстро вошло в привычку их ежедневное взаимодействие. Блондин сейчас не обращал внимания на приятелей, их голоса он слышал будто через стену. Его мозг был занят принятием решения. Вдруг Баджи уже перестал злиться на него, но из-за своей излюбленной гордости не сделает первый шаг к примирению? — Пойдём, — согласился наконец Чифую. Погрузившись в свои мысли, он и не заметил, как долго парни ждали ответа.***
С каждым шагом в сторону нужной аудитории голова парня тяжелела, а живущие где-то в районе солнечного сплетения переживания начинали расти и подниматься выше. Он чувствовал, что почти перестал дышать. А когда открыл дверь, вопреки вопиющему о здравом смысле рассудку, сразу отыскал глазами любимые чёрные волосы. Баджи, действительно сидящий в одиночестве за последней партой у окна, рассеянно поднял голову в сторону вошедших и на миг встретился взглядом с новеньким. Они смотрели друг на друга в упор ровно секунду, после чего Кейске отвернулся к окну. За это короткое мгновение Мацуно успел подметить тени под глазами, ставшие ещё чернее чем обычно, непривычно неаккуратную причёску и странную одежду. Сейчас на соседе не было так любимой им чёрной рубашки, лишь серая мастерка, натянутая поверх однотонной тёмной футболки, и солнцезащитные очки на лбу. Несмотря на странность во внешнем виде Баджи и его ярко выраженное равнодушие, сердце Чифую вновь забилось быстрее, а с глаз будто бы спала пелена отчаяния. Так хотелось снова сесть к нему, помочь с уроками и, может даже, ощутить тепло его рук. Но оставалось только сесть на противоположный ряд за парту с Такемичи и постараться слушать преподавателя. После пары, возможно, получится поговорить с черноволосым. Но прежде предстояло пережить полтора часа лекции о латыни и её языках-потомках. Мацуно потерял нить рассказа ещё на первых минутах и просто бездумно чёркал в тетради красивые, по его мнению, слова. Наверное, до конца пары он так и не начал бы вслушиваться, если бы внезапно препод не произнёс: — А сейчас я раздам ваши сочинения со вчерашнего урока. Хочу заметить, что работы написаны хорошо, все ученики сдали свои эссе, за исключением одного. Баджи Кейске. Вчера мне сообщили, что вы провели весь день в медицинском корпусе из-за плохого самочувствия. Это так? Блондин вздрогнул и обернулся на соседа. Тот кинул на него мимолётный взгляд и спокойно ответил: — Верно. У меня поднялась температура. «Хорошо, что ему хватило ума подтвердить мою ложь», — подумал Чифую. Он уже и забыл, что весь вчерашний день прятал факт отсутствия Баджи от окружающих. — Понимаю, — продолжал тем временем преподаватель. — В таком случае вы должны были сдать мне работу перед началом пары. В аудитории повисла напряжённая тишина, блондин спинным мозгом ощутил, как напрягся его сосед. — Но… За такой короткий срок невозможно успеть… — попытался оправдаться тот. — Вы знаете правила, Кейске. Их нельзя нарушать. Сдавать работы в срок, конечно. Правило нарушать можно, но не Баджи, над которым и так висит риск исключения. Чифую это прекрасно помнил. Как и то, что вчера написал эссе за черноволосого и собирался отдать утром, но… Не сложилось, так сказать. Конечно, сочинение у блондина было с собой. Он почувствовал, как его рука сама поднимается вверх, чтобы вмешаться в диалог. — Его работа у меня. Баджи потерял её, поэтому солгал вам. Надеялся, думаю, что дадите шанс принести завтра. Я нашёл его эссе и как раз собирался отдать после пары. Мацуно чувствовал, что его голос звучит чересчур звонко и неприятно, а сердце бешено стучит где-то в горле. Но перед собой он видел только расширившиеся от удивления жёлтые глаза соседа. Онемевшими от волнения руками блондин достал из сумки ту самую доисторическую тетрадь и протянул её преподу. Тот противно рассмеялся, но всё же забрал её, проговорив: — Что ж, вам повезло, Кейске. Однако советую всё же не лгать в следующий раз. — Следующего не будет, — пробормотал Баджи в оправдание и отвернулся к окну. Чифую в последний раз окинул своего соседа взглядом и тоже вернулся к созерцанию начертанных на бумаге иероглифов. Отчего-то особенно привлекал «тигр». Дрожащими руками, парень обвёл символ по контуру и улыбнулся. Может теперь, после того, как он его спас, Баджи найдёт в себе силы заговорить. Когда прозвенел звонок с пары, блондин отказывался уходить к следующей аудитории вместе с ребятами. Он видел, что черноволосый тоже не торопится покидать свою парту. Поэтому собирался медленно и, сказав Такемичи, что догонит их, остался ждать в опустевшем светлом коридоре. Кейске, похоже, тормозил специально, поэтому, увидев у окна новенького, нахмурился. — Баджи… — прошептал Чифую, заметив, что тот приближается к нему. Он не мог ничего с собой поделать и улыбнулся, расцветая на глазах, как лилия — цветок надежды. Но сосед нисколько не обрадовался, вопреки ожиданиям. Он стремительно подлетел к блондину и, ухватив его тонкими пальцами за подбородок, прошипел прямо в лицо: — Не стоит больше за меня заступаться, Мацуно. Я же говорил когда-то, что не нуждаюсь в ангеле-хранителе. Ничего не изменилось с тех пор. Ещё секунду он стоял вот так, прожигая блондина взглядом, а потом отвернулся и быстрым шагом направился к лестнице. А Чифую почувствовал, как бабочки, вновь взвившиеся ураганом в животе, рухнули куда-то вниз желудка. Внезапно он ощутил, как сильно голоден, как бессмысленны его попытки вернуть прежние взаимоотношения, и как сильно они обречены. Словно во сне, парень двинулся вперёд по коридору, спускаясь на первый этаж и выходя на улицу. Он шёл мимо укутанных в туман коричневых деревьев по мокрому тротуару. Прямо как в первый день, обходил по кругу всё здание Академии, направляясь на задний двор. Мацуно хотел просто посидеть там в тишине, понаблюдать за шелестящим на ветру полем и темнеющим небом. С этой стороны колледж нравился ему гораздо больше. Старинные рамки заброшенного корпуса и грязноватый кирпич ярче отражали сущность осени. Блондин завернул за угол и направился к месту, где несколько недель назад случился их первый диалог с Баджи. Как не старайся бежать от воспоминаний, всё вокруг наполнено ими до отказа. По иронии судьбы воспоминания о заднем дворе связаны с ещё одним человеком, который тоже, похоже, считал это место особенным. Шуджи Ханма со своими прихвостнями сидел у той самой стены, где в прошлый раз избил новенького, будто ждал его здесь. — Вот так встреча! — воскликнул парень, увидев Чифую. — Это же наша маленькая шлюха. А где твой черноволосый хозяин, собачка? Блондин тут же напрягся и процедил: — Заткнись, Ханма. Он развернулся и собрался уйти, но высокий отморозок окликнул его. — Погоди! Куда это ты собрался? — Я не собираюсь драться или терпеть твои насмешки, — мрачно бросил через плечо Мацуно. Этот день будто бы всерьёз настроился быть худшим в его жизни. — Почему ты решил, что я буду бить тебя? — поднялся Шуджи и подошёл ближе, хватая парня за плечо. — Давай, посиди с нами. Никто не будет тебя трогать. — С чего бы мне вам верить? — подозрительно нахмурился блондин. — Ты же пришёл сюда зачем-то. Да и Кейске вряд ли ждёт тебя. Слышал, у вашей милой парочки случился раскол, — ухмыльнулся Ханма. Чифую удивлённо вскинул брови. Откуда он узнал? Может, действительно стоит поговорить с ним? — Значит, я прав, — хитро сощурился тот и мягко подтолкнул парня к сидящей у стены компании. — Семейная ссора? — Вроде того, — буркнул Мацуно, поддаваясь на уговоры. — Неудивительно, — заметил Шуджи, усаживая его рядом с собой и наклоняясь поближе. — Кейске — та ещё сволочь. Я почти уверен, что это он сделал тебе больно. Неприятно, наверное? Голос парня звучал так мягко и заботливо, что Чифую невольно захотелось поделиться с ним. — В конфликте есть и моя вина. Но я извинился… Зачем он меня оттолкнул? — совершенно бессознательно, будто рассуждая вслух, пробормотал он. — Бедняжка, — покачал головой Ханма. — Я тебе искренне сочувствую. Поэтому рискну предложить свою помощь. — Это какую ещё? — поднял на него взгляд блондин. — Знаю средство, чтобы облегчить страдания. Шуджи достал из кармана небольшой запаянный пакетик, внутри которого была лишь одна маленькая жёлтая таблетка. — Это… — Да. Один… кхм… знакомый продаёт их в Академии. Я с тобой поделюсь. Поверь, такого ты ещё никогда не испытывал. Тебе нужно отвлечься, а то загонишь себя в эмоциональную яму. Чифую неотрывно смотрел на таблетку в руках Ханмы. Голос парня казался таким сладким и успокаивающим. А вдруг действительно получится забыть хоть на время Баджи, прочно пустившего корни в мыслях? Блондин протянул руку к пакетику и забрал его у бывшего врага. Достал оттуда таблетку и застыл, завороженно глядя на неё. «Хуже не будет. А такое нужно попробовать хоть раз», — решил он. И, зажмурившись, закинул жёлтый кружочек в рот. В ту секунду, когда Мацуно закрыл глаза, Ханма довольно усмехнулся.***
Тёмная крохотная комнатка с одной только кроватью и раковиной у стены. Из единственного окошка внутрь проникают лучи закатного солнца. Со всех сторон лишь серые пошарпанные стены. Темнота агрессивно давит на психику. Хочется встать, распахнуть окно и вдохнуть прохладный воздух, пустить в комнату лёгкий ветерок, который прогнал бы неприятный запах картона. Но сделать это невозможно: ручка от оконной рамы вырвана, а пошевелиться не представляется возможным. Потому что руки заломаны и связаны сзади белой рубашкой. Размазанный и пьяный, я снова лежу на кафеле. В ушах стоит пронзительный жалобный крик. Я помню его. Кажется, где-то уже слышал. Ах да, это же мой крик. Это он гудит в голове целыми днями, это он разрывает изнутри, рвёт в клочья барабанные перепонки. Это он сносит крышу. А когда нет крика, есть твой голос. Только с тобой я могу говорить, только под твой голос засыпаю. Я чувствую фантомное ощущение твоих волос, легко проскальзывающих сквозь пальцы. Единственный свет в конце туннеля моей жизни - твои глаза. В кромешной темноте ты красивый до неприличия. Когда ты пропадаешь, моё тело ломается само собой, стремясь закончить это бессмысленное существование. Я теряю над ним контроль. Руки сами тянутся сломать стену между нами – вот они, в крови, разбитые о хладнокровный бетон. Чтобы утихомирить крик в ушах, я заглушаю его ударами головой о пол. Всё вокруг невыносимо без тебя. Если песня про тебя, то это песня про наркотики. Они сдерживают меня, связывают, впихивают таблетки и успокоительные. Понимаю, они пытаются показать мне, что есть другая жизнь, другие причины, чтобы продолжать череду страданий. Но они утягивают меня от тебя. Неправильно. Недопустимо. Невозможно. Без тебя… Так, чтобы реальность нам стала бы вдруг не надобна.****
Чифую лежал в кладовке на первом этаже без сознания. Он не помнил и не видел, как занервничали Ханма с парнями, увидев у него симптомы передоза. Он не помнил, как они решили просто перетащить его в заброшенную часть здания и спрятать. Он не помнил, как Шуджи сказал приятелям: — Не парьтесь, выживет. Иронично, конечно, что эта херня, которую толкает Баджи, подействовала так именно на его маленькую шлюху.