У Хозяина Болота

Паша опасливо оглядывался по сторонам, пробираясь через чащу. Места выглядели одновременно знакомо и незнакомо, как, впрочем, и вся родная деревушка, в которой Паша не был лет десять, наверное. В шестнадцать юноша отправился в город, искать мастера, к которому он мог бы устроиться в помощники, и его сразу же приметил представительный господин, назвавшийся Феликсом и сообщивший, что он — один из городских колдунов. В Паше Феликс разглядел небольшой источник магической силы: не то, чтобы много, но вполне достаточно для того, чтобы обучаться волшбе, и во всяком случае, в разы больше, чем в простом человеке. Паша согласился с радостью, и хотя первые годы обучения были просто беготнёй по мелким поручениям, после Феликс и правда стал потихоньку учить его колдовать. Сначала чары были простенькие, но потом становились всё заумнее и сложнее, а Паша делал всё бо́льшие успехи, и уже к совершеннолетию, к двадцати одному году, стал по силе равен своему учителю, если вовсе не превосходил его. Тогда ему пришлось отработать на короля ещё пять лет в разъездах по разным городам, и только после всей этой карусели Паша получил удостоверение колдуна, небольшой грант и свободу ехать на все четыре стороны. В родном доме он побывал лишь однажды, наслушался ахов-охов матери про то, что колдуны-де народ злой и жадный, и вообще, лучше бы в столяры пошёл, поспорил до хрипа с отцом и хлопнул дверью, с чистой совестью оставив их на попечение младшего брата — каменщика, кстати, "вот уважаемая профессия, честный кусок хлеба, а не с зельями возиться да крыс чарами морить". И вот теперь Паша продирался сквозь заросли, с трудом разыскивая тропинку среди густых кустов. — Да, пацаном одиннадцатилетним тут пробираться было проще, — пробурчал он, не сдержавшись и запросто прожигая себе путь сквозь заросли терновника. Настроенный на смутное детское воспоминание поисковой амулет вёл его в лесную глубь, и судя по тому, сколько Паша уже пробирался, он вот-вот должен был попасть в то самое болото. Трясина уже не раз пыталась затянуть его, но у молодого колдуна в запасе было заклинание лёгкой поступи, поэтому тонкий мшистый ковёр лишь слегка прогибался под его ногами, не расходясь и не обнажая топкую воду. На пути Паши встали невероятного размера заросли чего-то колючего и незнакомого, простирающиеся, насколько хватало глаз, и он, разозлившись, снова приготовился прожигать себе проход в кустарнике, когда на него из-за деревьев выступила толпа. Дюжина разномастных лесных духов — тонкие дриады с нежно-оливковой кожей, кряжистые лешие и печальные сутулые кикиморы — окружила Пашу, зло потрясая ветвями-руками и гортанно переругиваясь на нечеловеческом языке. Одно время изучавший языки волшебных существ колдун, услышав, что говорят они о какой-то "толпе людей с факелами" — вероятно, облаве на местных духов — поднял руки вверх, показывая, что безоружен, безропотно дал связать свои запястья вместе и постарался воспроизвести несколько слов: — Я друг. Я ваш друг. Я есть... Я искать... Искал. Искал Хозяина. Можно? Духи притихли, выслушивая его бормотание, и несколько из них — очевидно, предводители отряда — отошли в сторону, обсуждая что-то негромко. Потом один из обсуждавших отделился от группки и подошёл к Паше, хмуря брови. — Да, — просто сказал он, и скомандовал остальным что-то, чего Паша уже не смог разобрать. Колдуна повели вдоль зарослей. В один момент ему плотно завязали глаза лентой чёрной ткани и повели дальше, перешёптываясь за спиной. С завязанными глазами Паша отшагал, по примерным подсчётам, два километра, после чего мох под ногами сменился землёй, а там и крепкими досками. Его неаккуратно втолкнули в какую-то комнатушку, развязали глаза и, не успел он опомниться и проморгаться, заперли тяжёлую дверь на засов. Паша хмыкнул. При желании он мог бы выбраться отсюда тысячей разных способов, но пришёл с миром, и поэтому, оглядевшись в камере, устроился на соломенной циновке в углу. Комната была маленькой, по размеру сразу напомнив Паше его чулан времён первых лет ученичества, когда он вынужден был спать в самой крошечной комнатке в доме Феликса. В углу стояло ведро — к счастью, пустое, чистое и даже затянутое паутиной, — а свет попадал в камеру из маленького окошка под потолком. Подсчитав на пальцах угол падения солнечных лучей, Паша определил, что окно выходит на запад, солнце клонится к горизонту и время уже позднее. На стене на случай темноты висела маленькая керосиновая лампадка. Примерно час Паша проскучал взаперти, насвистывая песни и на память цитируя стихи, прежде чем вдалеке послышались лёгкие торопливые шаги. Дверь распахнулась, и в камеру влетел черновласый юноша, в котором Паша без труда узнал своего благодетеля. Балор замер посреди комнаты, совершенно ошалелым взглядом смотря на пленника. Паша вскочил с циновки и шагнул немного ближе, после чего спохватился и склонился перед ним, встав на одно колено. — Хозяин Болота, Ваше... Величество? — неуверенно проговорил он, поднимая глаза. Наткнувшись на холодный ответный взгляд Балора, он вздрогнул, начиная сомневаться в своём плане. — Какого чёрта ты, человек, здесь делаешь? — отчеканил дух, скрестив руки на груди. — Я пришёл... Нашёл те- вас, вас нашёл, как и обещал. Вы ведь помните меня?.. — с угасающей надеждой в голосе спросил Паша, смотря почти умоляюще. В глазах Балора промелькнуло что-то, что Паша не успел понять. Хозяин обернулся, жестом отослал двоих стражников, закрыл дверь изнутри и уставился на колдуна уже с более человеческим выражением лица. — Ты? Пацан? — недоверчиво спросил он, подходя ближе и вглядываясь в лицо Паши. Тот быстро покивал и сообщил на всякий случай, чтобы убрать любые сомнения: — Когда мы виделись впервые, вы были в облике кота, а я спросил "ну что ты пялишься". — Ты сумасшедший?! — выдохнул Балор, хватаясь за голову. — Зачем ты пришёл? Тебя послали меня убить, да? — Да я... — начал Паша, но снова смущённо запнулся, как и в тот раз. — Нет, никто меня не посылал. Я сам пришёл. Балор сглотнул. Ему не казалась забавной эта ситуация, в отличие от улыбающегося Паши. Данное пятнадцать лет назад обещание он так и не забыл, почти каждый день вспоминая о храбром и поразительном, одновременно очень умном и таком же наивном мальчике. Со временем воспоминания стали фантазиями о том, каким юношей, а после и мужчиной вырос тот мальчик, и каково было бы встретиться с ним, но фантазии редко заходили дальше самой встречи — Балор до абсурда боялся представлять то, что будет дальше. Однажды в мечтах он почти дошёл до, собственно, свадьбы, но успел оборвать себя на полумысли и заняться делами. Признавать перед самим собой, что какой-то смертный, который мог уже сто раз умереть за прошедшие годы, занял место в мыслях и, по поверью, отсутствующем сердце самого Хозяина Болот, было очень неприятно. — Молодец, — проронил Балор, скрестив руки на груди и глядя настороженно. — Как пришёл так, надеюсь, и уйдёшь? — Я пришёл, чтобы позвать вас замуж, — Паша прикусил губу. Только сейчас он понял, как глупо выглядит. Что стоит для духа данное от скуки пятнадцать лет назад обещание? Что стоит для него какой-то жалкий человек? Балор вздрогнул и слегка позеленел от смущения. Сердце в груди предательски сладко ёкнуло и забилось быстрее, вызывая лёгкое головокружение. — Тебе оно надо? — спросил он тоскливо и уселся на пол прямо посреди комнаты, игнорируя слой пыли, постепенно перемещающейся на его чёрные одеяния. — Можно я тебе напомню, что я, вообще-то, не совсем человек? Даже если мы допускаем, что ты не просто на спор забрался в эту глушь и позвал меня замуж, а правда этого хочешь, нас не обвенчает ни один священник, наш брак не признает ни одно государство. По сути, это будет просто... Я не знаю... — Просто обещание, — подсказал Паша. — Просто обещание оставаться и в горе, и в радости и дальше по тексту. Не подкреплённое бумажкой, за которую пошлина уплачена, как за отрез шёлка, или каким-то бородатым дядькой на облаке. Как думаешь, сколько венчающихся в церкви или подписывающих брачный договор правда остаются рядом с супругом в горе, бедности и болезни? Любой брак, да даже не скреплённая им любовь — это обещание в первую очередь самому себе, — Пашу откровенно несло, но надежда в глазах Балора подстёгивала его красноречие, — а не какому-то там Богу, если он вообще есть. Маги в этом сомневаются, у нас нет доказательств. А я готов пообещать самому себе, даже не так — лучшей версии себя, что я останусь с тобой в любых невзгодах, если такие случатся, что я буду верен тебе до последнего вздоха и буду на твоей стороне, что бы ни случилось. Некоторое время Балор просто молчал, опустив голову. Он судорожно пытался найти подвох в словах Паши, но искренне не мог. Речь колдуна тронула его до глубины души, в голове творился сумбур: разве может кто-то полюбить его, такого? Паша, должно быть, ошибся, Паша скоро переубедится в отношении него, но... Но Балор так хотел позволить себе хоть пару дней побыть счастливым. — Я согласен, — тихо сказал он, поднимая на Пашу серьёзный взгляд всё таких же водянисто-бирюзовых глаз.