Часть 76
11 февраля 2022 г. в 00:00
Белое пространство. И голос. Такой знакомый. Но не разобрать — мужской или женский.
Правда, чем больше он говорил, тем яснее становилось, кому он принадлежал.
— У-у-у, брат, — Итачи ощутил чужое прикосновение к собственному плечу, хотя человека поблизости не было. Лишь голос, — похоже, ты действительно влюбился, раз самые простые девчачьи прически становятся для тебя идеалом, — чья-то рука скользнула дальше по спине, тут же подхватывая копну почему-то длинных волос, собранных красной резинкой. Однако длинна должна быть короче... ведь у Итачи сейчас все совсем по-другому... — хотя ты сам недалеко ушел в плане девчачьих причесок.
— Шисуи, — Итачи изрек строго. Ему было гадко и тошно. Невыносимо, — еще раз подобное высказывание, и я стригусь налысо.
Смех. Невидимый струнник смеялся без злобы, искренне:
— Мне все равно, я приму тебя любым.
Черные дружелюбные глаза Шисуи появились впереди неожиданно. Очи вырисовывались на светлом пустом фоне, словно акварельные краски в красивом рисунке растекающиеся по белому смоченному водой полотну. Затем показалось и лицо. Парень, мягко улыбаясь, глядел на Итачи.
— Шисуи... — тихо пролепетал пианист вновь, сам не зная зачем. Ощутил, как странный ком встал поперек горла.
Но... Лик скрипача резко двинулся вперед. Итачи почувствовал, как внезапно возникшие чужие руки, как и тогда, в туалете клуба, обхватили его лицо.
Хотел что-то возразить, но было уже поздно. Вновь поцелуй. Жаркий, требовательный, властный. Не дающий принять решение самостоятельно — за Итачи уже все решили. Невозможно было оттолкнуть — тело скрипача не существовало... только лишь лицо и руки. Сдавленный стон Итачи.
Гадко. Мерзко. Тошно. Но от чего?
Не отвечать. Не отвечать... Не...
Но Шисуи целовал безрассудно, едва грубо... словно напрягаясь, что Итачи так непокладист. Поэтому... вновь укус. Слишком сильный — и скрипач пошловато и в тоже время игриво слизнул капельку выступившей крови на губе Итачи... Пианист ощутил, как странная жгучая молния долбанула в самом его теле от... чувства... жаркого, пошлого, томного. И...
Нет, всего лишь кажется... Или же...
Итачи ответил нехотя. Желая рассыпаться прямо здесь. Причем не от стыда... а скорее от того, что Шисуи... действительно хорошо целовался, и это нрави...
Что-то ужасно запретное... Неправильное.
«Я понял, — изрек голос Шисуи из далекого воспоминания, когда еще Итачи был в больнице. Но нынешний Итачи ощутил, как толпа мурашек предательски пробежалась по хребту: не то от чужого языка, похабно блуждающего во рту, не то от голоса, звучащего в голове и
принадлежащего тому же скрипачу, — я все понял. Я дорог тебе не меньше Саске. Именно поэтому ты не захотел ввязывать меня во все это. Не захотел подставлять мою жизнь опасности. Решил разрулить все сам... ведь знаешь, что если я буду драться, то буду делать это насмерть. А ты... ты просто слишком сильно любишь меня и не можешь допустить этого».
Любовь бывает разной... И Итачи был уверен, что все время любил Шисуи любовью братской...
Или же... сам себя... убеждал в этом?
Ведь в подобном стыдно признаться даже самому себе...
Все прекратилось резко. Шисуи просто не стало. Итачи шумно выдыхал. Переводя дыхание, озирался по сторонам — но вокруг лишь белый яркий свет.
— Итачи, я... — женский голос за спиной. Парень оглянулся. Стоящая рядом Изуми нежно ему улыбалась.
Мелкие снежинки кокетливо сверкали на ее розовой шапке и шарфе. Черные аккуратные ресницы покрыты легким инеем. На щеках брюнетки морозный румянец.
«Мне правда она нравится?..» — как и тогда холодная мысль так внезапно коснулась сознания Учихи...
Клубы белесого пара сорвались с аккуратных красивых губ девушки.
И на душе пианиста стало слишком колко. Ведь он уже знал ответ на свой вопрос.
— ...дело в том, что... — она говорила, в то время как Итачи чувствовал, что его сердце пропускает удар, — ты мне очень нравишься.
Брюнетка двинулась вперед робко. Приподнимаясь на носочки. Прильнула своими губами к его.
Он ответил на поцелуй, пытаясь всячески себя оправдать. Что она ему и правда нравится. Что ему нравится к ней прикасаться, обнимать, целовать! Ведь она умная, симпатичная, даже красивая девушка. Он обращал на нее внимание, но...
Что-то все равно было не так...
На душе стало слишком подло, тяжко, грузно. А все от понимая самой суровой правды, которая только могла быть, от одной мысли — слишком мрачной для сознания:
«Мне... нравится... не она...»
Больно. В глазах стало слишком больно. И невыносимая резь в черепе следом.
Итачи отпрянул. С губ сорвался сиплый хрип. Страшное чувство смертельным пламенем расползалось по телу, заставляя согнуться под весом боли, прежде чем парень без чувств повалился на землю, припорошенную снегом.
Итачи открыл глаза. Знакомый потолок над ним. Что-то мягкое снизу. Матрас. Учиха почти сразу понял, что у себя в комнате.
Но вряд ли именно эта мысль занимала его голову больше, чем ясное осознание того, что все это время, все эти дни, месяца, если не года, душил свои истинные чувства.
И сейчас же пианист просто видел сон, который повторял реальность...
