Пианист

      Он знал тысячу и одну сплетню Академии, но ни одна из не была схожа с теми обрывками фраз, что Саске удавалось слышать вскользь от родителей.       А теперь он видел все воочию.       Как только глухо захлопнулась дверь, закрытая женщиной уже со стороны больничного коридора, Итачи, выбравшись из-под одеяла, встал с постели.       — Саске… — тихо изрек он, двинувшись туда, где по его, предположительно, мнению, был брат. Пианист почти не видел: руки щупали перед собой по воздуху, косясь влево, туда, где, с его точки зрения, была безграничная тьма. Как, впрочем, и двумя метрами дальше с правой стороны. Но дотянуться до туда не было никакой физической возможности.       Глухой шум: старший Учиха напоролся на металлический угол койки, чуть не загремев вперед. Правда, все-таки устоял на ногах, схватившись за железное подножье кровати. Почти сразу продолжил движение вперед. Его шаги были медленными, едва ли неуверенными, но устремленными к одному лишь...       Саске же не двигался, оторопев: он со странным, доселе незнакомым ему замешательством уставился в приближающуюся фигуру.       Парень замечал, как хаотично двигаются глаза старшего: «Итачи ни черта не видит». Замечал потрепанный немного розоватый бинт, перематывающий голову брата. Замечал темный крупный синяк на левой скуле — удар Хидана.       Сердце Саске ушло в пятки… Страшно. Страшно и больно осознавать, что причиной всего этого является он сам.       — Я ждал… — черные глаза Итачи внезапно замерли, устремясь куда-то мимо правого плеча младшего, когда между парнями оставалось пара метров.       И старший резко двинулся вперед, заключая брата в объятия.       — …я знал, что ты придешь, — улыбчиво прошептал Итачи, опустив подбородок на чужое плечо.       Больно. Слишком больно ощущать все эти чувства, и Саске грубо пихает пианиста, едва ли сам отходя на шаг назад:       — Какого хера, Итачи?! — прорычал он, понимая, что не в состоянии более душить чувство причастности к произошедшему, к трагедии. Однако вместо каких-либо слов поддержки: — Кто тебя вообще просил вмешиваться?!       — Саске... — тихо, непонимающие. И черные глаза вновь шастают по тьме, где-то впереди себя.       — Кто тебя вообще просил вмешиваться в разборки?!       «Если бы он не вмешался, то...» — Саске сжал кулаки.       — Я хотел...       «...уберечь тебя...»       — Да мне срать, что ты хотел, Итачи! — может быть... если оттолкнуть, то получится спасти от... подобного в дальнейшем? Ведь беспомощный старший брат никогда не угомонится со своей заботой.       Саске правда хотелось обезопасить, спасти Итачи... «дурака-старшего-брата», что, не умея драться, так беспечно вмешался во все то, что Саске хотел разрулить сам. Своими силами. Ведь он действительно мог. По крайней мере, так считал.       — А знаешь, что?! — младший гордо вздернул подбородок, ловя чужое скромное движение вперед — Итачи едва ли движется, идя на чужой голос так, чтобы брат попал в поле его видимости. — Мне плевать на тебя и на все то, что ты там хотел! Мне ничего от тебя не нужно! Каждый из нас сам по себе!       — Саске!..       Но Саске уже ничего не слышал: пулей вылетел из палаты.       Остановился позже, когда, свернув за угол длинного коридора, тяжело прильнул плечом к стене: в груди больно пульсировало. И непонятно, сердце ли это или чувство вины за случившееся. За все случившееся.       За то, что спровоцировал Хидана... хоть и ощущал каким-то шестым чувством, что брат постарается защитить...       За то, что не приходил все это время, хотя Итачи так ждал...       За то, что бросил его сейчас. Заставил нервничать, хотя... черт, старшему этого никак нельзя...       За то... что...

так и не сказал о предателе — о Шисуи...

Забыл. Растерялся.