Пианист

      — ...А вообще, знаешь, что? Это все не важно, — Шисуи скользнул взглядом по отвернувшемуся силуэту. Нотки странной грусти появились в его голосе. — Я тоже могу сказать, что тебе не понять меня: ведь твой отец не получал травмы, твой отец не прикован к кровати, твой отец в здравом рассудке...       Тебе не понять всего этого. Но вместо того, чтобы заявлять, что лучший друг не способен понять моих чувств, я... прекрасно осознаю, что ты можешь понять меня, все мои переживания и... мое смирение с неизбежным.       Бледная рука скрипача скользнула в шуршащий пакет, достав большой красивый апельсин.       — Я бы посоветовал тебе, Итачи, попытаться поразмышлять так же, как и я, — Шисуи поддел ногтем яркую кожуру цитруса, ощущая как его яркий запах наполняет воздух. — Ай, — парень едва шикнул, когда оранжевый плод соком брызнул в глаз. Брюнет тут же провел по собственному оку тыльной стороной запястья — стало немного лучше. Скрипач продолжил счищать кожицу апельсина, и тишина вновь заполнила окружающее пространство, пока, не закончив с цитрусом, Шисуи не поднялся на ноги.       Он неспешно обходил кровать Итачи, наблюдая за реакцией напарника: от звуков чужого движения и шагов пианист встрепенулся, мотнул головой, и его черные, почти до конца слепые глаза стали быстро метаться из стороны в сторону.       «Ясно. Значит, Итачи не видит дальше двух метров...»       — Шисуи, — внезапно тихо и как-то тревожно изрек парень.       — Я здесь, — струнник плавно шагнул вперед, оказавшись, наконец, в метре от друга. Наклонился, заглядывая в чужое обеспокоенное бледное лицо — взгляд Итачи резко замер, устремясь куда-то мимо, но скрипач понял, что только из такого положения глаз, брюнет может его увидеть.       Шисуи протянул уже разделенные им апельсиновые дольки и аккуратно вложил их в руки ничего не подозревающего пианиста — Итачи странно наклонил голову, пытаясь разглядеть, что в его ладонях. Хотя по царившему в помещении запаху, он уже обо всем догадался ранее.       — Я понял, — изрек Шисуи, и Итачи вновь поднял глаза на парня, — я все понял. — пианист, кажется, все-таки увидел, как внезапно светло и искренне улыбнулся напарник. — Я дорог тебе не меньше Саске. Именно поэтому ты не захотел ввязывать меня во все это. Не захотел подставлять мою жизнь опасности. Решил разрулить все сам... ведь знаешь, что если я буду драться, то буду делать это насмерть.       А ты... ты просто слишком сильно любишь меня и не можешь допустить этого.