Пианист

      Мацураси, поправив мягкий пурпурный шарф на своих плечах и горле — все в его внешнем виде говорило о недавней тяжелой болезни, — окинул ленивым взглядом помещение учебного класса: большое пространство, немногочисленные парты, два почти что самых дорогих рояля Академии и одиноко стоящая в углу арфа.       — Наилучший класс себе отбахал, да, Учиха? — надменно улыбнулся Хидан, глядя на то, как Итачи ставит романс на нотную подставку клавишного инструмента.       Действительно, эту аудиторию выдавали не всем студентам Академии. Только тем, кому можно доверять.       — Взял класс, какой был свободен, — тускло отозвался пианист.       — Ладно, я пошел, — каркнул Саске, поднявшись со своего пуфа.       Именно это действие заставило обратить чужое внимание на младшего Учиху.       — А это что за пидорас? — пепельноволосый тенор имел пародоксальное свойство совмещать в себе высокое искусство и быдловатую низменность. — Твой любовник, а, Итачи?       — Что ты сказал?! — встрепенулся Саске, нахмурив брови и в мгновение ока оказавшись возле вокалиста.       — Это младший брат Итачи — Саске, — Сасори отозвался совершенно внезапно. — Если бы ты, Хидан, позавчера был на собрании ЗОПИСМ, то не задавал бы сейчас глупых вопросов и не тратил бы мое время на ненужный треп. Я пришел сюда слушать свой романс, а не твои петушиные изречения.       — Я болел, — торжественно процедил Мацураси, словно не замечая терпкой фразы композитора. — Я и сейчас неважно себя чувствую. Пришел лишь потому, что пообещал Яхико — надо репетировать, — взгляд, наконец, упал на Саске. И тенор позволил себе прикоснуться указательным пальцем к учиховскому плечу, в брезгливом движении оттолкнув брюнета. — Не дыши на меня, сопляк.       — Слышь, утырок! — рявкнул Учиха, сжимая кулаки и стискивая зубы.       — Саске, — твердым голосом позвал Итачи.       Итачи знал, что пререкаться с Хиданом нет никакого смысла. Этот тенор всегда был таким, и уже ничто его не исправит: поэтому, если уж и не принять Мацураси таким, какой он есть, то хотя бы нужно смириться с его нравом.       — Лучше послушай своего братца, мелюзга, — хищно осклабился пепельноволосый, — и подбирай выражения. Ты хоть знаешь, кто мой отец?       — Да мне похер, что за хрыщ! — мрачно улыбнулся Учиха.       — Саске! — Итачи.       Итачи слишком хорошо знал, кто был отец...       Мацураси Джашин, нефтяной магнат, что отгрохал на учебу родного сына слишком много денег. С подобными людьми, как этот Джашин или же его сын, стоило держаться учтиво или хотя бы на расстоянии. Ведь никогда не знаешь, каким образом они могут употребить свои связи и деньги. Вернее, на что: таким персонам подвластно многое... если не все.       А Саске не делал ни того, ни другого.       — Тогда скоро тебе похер не будет, — улыбка Хидана казалась какой-то убийственной. Но младший Учиха ее не замечал... или просто игнорировал.       Итачи резко поднялся со своего места. Схватившись за плечо брата, потянул того на себя:       — Успокойся, Саске, — требовательно заглянул в черные злые глаза.       — Отвали, Итачи, — сипло; Саске дернулся, чудным образом вырываясь из хватки старшего. — Эта мразь за все ответит!       Итачи ничего не успел сделать. Все произошло слишком быстро.       Саске двинулся, занося кулак, который... Который тут же попал в корпус Мацураси.       Хидана согнуло пополам лишь на мгновение: он ни то похрипел, ни то прокричал. Но сразу выпрямился, рванул вперед на Саске, теперь уже в свою очередь занося кулак.       Это должен был быть удар в голову. Прицельный, точный.       Итачи сам не осознавал, что побудило его устремиться вперед. Шагнуть перед Саске, заслонив его собой...       И... как ожидалось, удар пришелся прямо в голову — Итачи ощутил безумную резкую боль. В глазах зарябило.       Тело в неконтролируемом движении отшатнуло в бок, ноги подкосились.       Еще одна боль — грубая, резкая — в районе затылка.       И тишина... пустошь.