Пианист

      Саске сделал пару шагов навстречу. Положил руки на плечи Наруто.       — И чего ты так завелся? — проговорил Учиха, едва сжав плечи друга. Хотелось встряхнуть этого Узумаки, чтобы заставить его остыть. — Я же не в другой вуз перевожусь...       — Ты делаешь большую глупость, Саске, — грозно прошипел Наруто, скидывая чужие конечности собственными руками. — Не понимаешь, что творишь! Орочимару... он...       — Ну я же тебя за собой не тяну, — перебил брюнет, ибо слушать эту заезженную пластинку совершенно не хотелось. — Хотя, ты тоже у Какаши. И с тобой он занимается так же, как и со мной — то есть никак.       — Какаши не душит никого занятиями, а дает волю для личностного роста.       — Наруто... — тяжело выдохнул Учиха, мотнув головой — спорить уже не было сил, — Какаши никогда не сделает из нас настоящих пианистов. А знаешь, почему? — черные глаза с холодной сдержанностью глядят в голубые. — Да потому, что всегда будут те, кто лучше нас. Всегда будут те, кто принесет Какаши победу с конкурса, повысив статус Хатаке как педагога. А мы... для него слабаки, Наруто. Что-то типа массовки, а-ля «посмотрите, какой я востребованный педагог, у меня так много учеников».       Наруто ничего не ответил. Лишь недовольно надул губы, фыркнув носом от злобы.       — Учеба у Орочимару много значит для меня, — произнеся это, Саске прикрыл глаза. — Если ты мой настоящий друг, то должен принять мой выбор. Так скажем, это будет нашим тестом на верность. Если не хочешь мириться с моим решением, то проваливай. Сейчас же.       Брюнет открыл глаза, уже с холодным безразличием мазнув по парню напротив. Узумаки же теперь выражал больше напряженную заинтересованность, нежели желание противостоять и воевать, как до этого. И все его эмоции читались в голубых глазах и... живой мимике.       — Мне грустно, — внезапно изрек Наруто, от чего Саске едва удивленно повел бровью.       Блондин дальше молчал, словно не стараясь продолжать. Словно.       — От чего? — спросил Учиха, не меняя ни выражения лица, ни своей ледяной интонации: вообще, он не хотел произносить этого, но все-таки ляпнул, проклиная теперь самого себя.       — Да группа наша разваливается, — пробубнил Узумаки, — мы ведь все втроем на абитуре познакомились — а сейчас Сакура от Какаши тоже переводится. Доучивается эти последние недели и все. Ну ты-то этого не знаешь, тебя вон сколько не было в Академии...       — А она-то куда? — каркнул Саске, едва ли сдерживая удивленную усмешку — слишком очевидно, что блондин никуда уходить сейчас не собирается, что не провалил тест на дружбу, и всей этой беседой пытается увильнуть от явных действий, показывающих, что он... хочет остаться.       — К Цунаде.       — В смысле к Цунаде? — странный гогот вырвался из утробы Учихи. — Она же арфистка...       — Сакура сказала, что рояль у нее уже в печенках. Что она будет переводится на арфу, ведь в музыкальной школе она училось и на фортепиано, и на арфе.       — Цунаде — ректор, — подытожил Саске, а странная улыбка все не сходила с его лица, — ей некогда заниматься Харуной. У Цунаде и так дел по горло.       Блондинистая голова упала на грудь — Наруто в который раз тяжело выдохнул:       — Я же говорю, Саске... что главное не душить никого занятиями, а дать волю для личностного роста.       — Главное, чтобы с тобой занимались. И ты не переубедишь меня, Узумаки, — Саске резко двинулся к выходу из туалета. — И чтобы Орочимару взял меня к себе, мне нужно сдать сессию без долгов. Так что завтра репетируем наш ансамбль. До посинения.       Едва ли замер на самом выходе. Не оборачиваясь, добавил:       — Ты же не хочешь быть отчисленным, Наруто?