Семь нот моей песни

У Чимина болела спина. Он сорвал ее еще несколько дней назад, доводя до совершенства связку прыжков для сольного танца на ближайшее выступление. И, конечно же, он никому об этом не говорил. Просто в какой-то момент, потянувшись за чашкой с дальней полки, он вскрикнул и кулем осел на пол. Тэ так и застал его там же, скорчившегося от боли и баюкивающего отшибленный при падении локоть. Он то пройдет, ну, максимум - синяк будет. А вот с поясницей дела обстояли гораздо хуже. Перенапрягшись, мышцы так и не хотели расслабляться. Они были жесткими и будто деревянными, давили на позвоночник, пережимая чувствительные нервные окончания, из-за чего простреливало вверх до лопаток и вниз до паха. Как оказалось, не помогали ни расслабляющие ванны со специальными средствами, ни спортивные лосьоны, коих в общежитии семерых парней-танцоров было хоть отбавляй. Боль просто то усиливалась, нарастая и жаля острыми иглами, то затихала на жалкие часы, которых все равно не хватало для восстановления организма. И сейчас, боль достигла пика. Тэхён аккуратно перетащил Чимина на диван в гостиную и направился за телефоном в свою комнату, попутно выискивая глазами Чонгука. - Посиди с Минни. - Что случилось? - Не знаю, но двигаться он почти не может, - Тэ схватил с комода телефон и принялся искать номер в телефонной книге. - Я с менеджером свяжусь, пусть врач подъедет. Скорее всего опять уколы колоть будут. Гук сел рядом с распластавшимся по всему дивану Чимином. Тот лежал на животе, немного подогнув под себя левую ногу и жмурился. - Сильно? - Гук задрал кофту, проводя по спине ладонью: кожа была горячая, а мышцы напряжены. - Зачем опять? Ты же знаешь, что бывает, когда ты забываешь останавливаться во время. - Мне нужно было закончить, - голос тихий, в подушку. - Ты же понимаешь, что подставляешь так не только себя, но и нас всех. А если ты не сможешь тренироваться, выступать? - Ты заговорил, как Хосок? Вот только его не надо копировать, тебе не идет. Стиль не тот. - Не ёрничай. Это глупо. - А ты не учи меня. Я лучше тебя знаю, что мне можно, а что не... - И как? - шлепок по ягодице заглушился протяжным стоном боли. - Всё знаешь, умник? Забыл уже, как после концертов воскресали? Забыл, как тебя откачивали пару раз? - Кто бы говорил... - Я помню. И стараюсь не делать. - Я тоже стараюсь... - голос мягче. - Но не всегда могу... Чонкук хмурится и хочет еще что-то сказать в ответ, но в комнате появляется Тэхён-хён. - Я связался с Удок-хёном. Они направят к нам врача. Надо посмотреть что как. Вряд ли в госпиталь повезут... - Тэ присаживается на пол возле дивана и аккуратно упирается головой в бедро Чимина. - Я сказал, что ты не рассчитал силу в прыжке и случайно неудачно приземлился... Я не стал говорить, что... опять... - хён вздыхает и смотрит на Чонгука. - Нами же тебе голову оторвет иначе... - Я знаю, Тэтэ, спасибо, - маленькая ладонь зарывается в густые волосы, гладит, благодаря. - А почему вчера не болело? - Чонгук хмурит брови, вспоминая довольно активный предыдущий уикенд хёна с друзьями и вчерашний их совместный вечер в комнате с Ви. - Болело... Просто обезболивающие еще работали. У меня оставались в баночке с прошлого растяжения, вот я и... - Идиот! - Тэхён отталкивается от дивана, вставая на ноги. - Вот какого хрена ты молчал?! Чонгук даже не влезает в этот спор. Это бесполезно. То, как говорить Чимину не переусердствовать в доведении до совершенства себя и то, как говорить Тэхён-и не волноваться за всех, пропуская все через себя. Гук их понимает, понимает всё. Потому что и сам такой, потому что сам был в этой шкуре и знает, как легко сорваться. Он так же ничего не говорит, когда в разгаре спора открывается входная дверь и впускает Юнги-хёна, уставшего, с синяками под глазами от явного недосыпа. Его объемная куртка закрывает половину бедер и собирается складками у лямок рюкзака за спиной. Он хмуро смотрит на разгорающуюся в гостиной словесную перепалку и настороженно переводит взгляд на неестественное положение тела Чимина, с ходу понимая, что тот опять травмировался. - Чимин... Пак слишком резко оборачивается, из-за чего тело прошивает новой волной боли, и он жмурится, проглатывая не до конца сорвавшийся стон. - Уйдите, - не требование, но совет, который лучше бы исполнить. - Вот только не надо со своими нравоучениями сейчас! - Тэ подходит близко, почти вплотную, смотрит в глаза. - Я думаю, мы сами разберемся. - Разобрался уже, видел я твое разбирательство вчера! - Юнги смотрит хмуро, скидывает одежду, обувь, оставляя в коридоре, и идет в гостиную. - Он снова перетренировался? - Да, - Чонгук кивает, гладя поясницу Чимина. - Шуга, я тебя прошу, не сейчас вот... - голос Тэхёна тихий, но твердый. - Я не идиот... - Юнги становится радом с диваном, смотря вниз на зажмурившегося Чимина. Тот прячет лицо в подушках, но все так же крепко вцепившись в футболку Гука. - Идите… Чонгук встает, напоследок проведя рукой по выступающим позвонкам и уводит за собой о чем-то крепко задумавшегося Ви. Юнги не всегда бывает сонным, вялым и медлительным. Иногда он бывает резким, жестким и слишком взрослым. И слова этого взрослого, а тем более вот такие своеобразные приказы лучше все-таки исполнять. Чонгук знает, что хён сделать ничего плохого не может, об этом и речи нет. А вот поговорить им вдвоем действительно необходимо... *** Вечера в общежитии в выходной день были всегда особенными для Чонгука. Может, потому, что раньше это было большой редкостью, из-за этого они больше ценились, их ждали и пытались сделать максимально комфортными и необычными. Конечно, это получалось не всегда. Во времена трейни и последебютные годы о таком можно было лишь мечтать – проводить дни в безделии. Позже – это были дни для возможности восстановить силы, как и физические, так и моральные, перезарядиться. Потом это был повод улизнуть из дома, встретиться с друзьями, семьей, сделать иллюзию наличия личной жизни, отдельной от дел группы. И лишь потом, эти дни, если они были единичными, ценились, как возможность отдохнуть в кругу семьи – дома в общежитии с ребятами. Сегодня был предпоследний из дарованных компанией выходных дней. Все уже собрались на квартире. Последним приехал Хосок-хён, поминутно жалуясь, что так и не побыл полноценно с семьей из-за прошлых проблем с отъездом. Он полулежал в углу дивана, облокотившись на подлокотник и массируя ступни Чимина, который развалился на всю длину, головой упираясь в живот Тэхёна. Ви был мрачен еще с приезда Юнги. По большей части молчал, сидел либо за книгами в гостиной, либо слушал музыку в наушниках, оперевшись на грудь Чона, иногда просматривая ленты на Виверсе и других социальных платформах. У него до сих пор был «стоп-сигнал» в голове на публикации в сети о группе и себе, еще после первых полноценных хейт-волн в его сторону. Восстановление не прошло даром, и сейчас он мог уже хотя бы без страха открывать твиттер, постить фоточки, но осадок… Просто в какой-то момент интерес и веселье от просмотра пропадал, словно тумблером выключили, и Техён блокировал телефон, отшвыривая его подальше от себя, еще долго потом не заходя в интернет. Он боролся, старался, и у него получалось. Но не всегда… Ви смотрел на Чимина и Шугу, хмурил брови, иногда прислушиваясь к разговору Джин-хёна и Намджун-хёна. Они обсуждали предстоящие фотосъемки, которые должны были начаться на следующей неделе для летнего фотоальбома. Им не говорили о разыгравшейся драме между донсенами. Если те приняли решение не выносить это на обсуждение, то, видимо, и тема была закрыта. Но вот след от кофе на стене в комнате Джина и Шуги говорил совсем о другом. Кто это сделал так - и осталось тайной: дверь была заперта, а Тэ так и не решился вмешаться в их ругань. Просто стоял под дверью, пока его не увел Гук. Правда, и крики за закрытыми дверьми не длились долго. Но ни вечером, ни ночью, никто так и не вышел. Чимин появился лишь на следующий день – сосредоточенный и молчаливый, в растянутой черной футболке Юнги с принтом чеширского кота на спине и осколками бежевой кружки в руках. Хоть футболка была официально Шуги, но носил её только Пак. Иногда, накатывающие волны непонимания и бессилия убивали. Гук не знал, что с этим делать и как исправить. Самым лучшим, пожалуй, была нейтральная позиция, но разве, бездействие, порой, не хуже хоть какого-то ответа? Он открыл блокнот в телефоне и снова углубился в скачущие перед глазами слова, с упрямо не складывающимися в рифмы строчками. Какой детали не хватало? Настрой? Чонгук уже давно научился переключать себя на нужную «волну», в зависимости от обстоятельств. Долгие уроки актерского мастерства, психологии, постоянное нахождение перед сотнями видеокамер и фотоаппаратов приучили быть в тонусе и нужном настроении двадцать четыре на семь. Но сейчас необходимо было не просто словить нужный настрой, погрузившись в него с головой. Не хватало связующих звеньев, нот, звучания. Как потерянных деталей одного большого паззла. Музыка в голове словно шла с дефектной записью. Урывками и подстертыми окончаниями. Где же было то, что объединит эти отрывки в одно прекрасное, что станет красивым и полноценным?.. Чон обвел глазами комнату. Что-то беспокоило Хоби. Этого серьезного, умного и такого теплого хёна. Который мог, обняв, дать исцеление. Как моральное, так и, казалось, физическое. Он был для всей своеобразной батарейкой, от которой «подзаряжались» все мемберы. Он давал силы двигаться дальше, не останавливаться. Даже если их не было, чтобы идти вперед, ты оставался уверен, что именно Хосок будет тем, кто, если потребуется, сам потащит тебя на своей спине дальше. Только вперед. И только единицы знали, как на самом деле тяжело бывает держать ту самую веселую улыбку на губах, пока внутри тебя бомбы взрываются и трещит огромными разрывами сердце от нервного, физического и психологического истощения за годы выматывающей работы айдола… Ведь и батарейкам надо от чего то заряжаться… Гук хотел бы закрыть своего такого невероятно доброго хёна собой ото всех невзгод, идти всегда рядом и по возможности ограждать ото всех бед мира, как и каждого из своей семьи… Семьи, которая стала уже давно его родной и самой близкой. И той, за которую он жизнь отдаст. Скорее всего, дело было в том, что привыкшие почти всегда обсуждать вместе свои проблемы в общей компании, в этот раз младшие пустили их на самотек, «замолчав» инцидент между Чимином и Шугой. А Хосок-хен, отвечающий за младших перед Намджуном, чувствовал неуверенность в правильности этого поступка. Но сейчас уже делать было что-либо поздно… Ви кинул взгляд на Гука, снова перевел его на Чимина и нахмурился. Он тоже переживал. Гораздо больше Хоби. Но с эти тоже придется разбираться позже. А пока… Чонгук вспоминал… Тэхён же всю ночь пролежал в его комнате. Ему совсем не хотелось оставаться одному после такой эмоциональной дисгармонии в доме и коллективе. Он очень резко реагировал на смену настроения у ребят, проецируя на себе. Он помнил, как в свое время доставал массу проблем Намджуну и всем остальным из-за особенностей своего характера… своих особенностей. Он правда верил в какой-то промежуток времени, что тянет всех вниз и говорил, что было бы лучше всем без него, что и проблем других не было, если бы не было его… Сейчас эти волны накатывают на Ви редко, только когда он становится резко психологически уязвимым. Хёны всегда стараются оградить его от этого… Тэ лежал на широкой кровати, выгнутой спиной упираясь в бедро Чонгука. Одеяло сползло к щиколоткам, и Чону постоянно хотелось накрыть плечи, которые покрывались мурашками из-за прохладного воздуха с окна. Но он знал, что уже через пять минут, оно снова будет сброшено. Ким говорил, что Гук всегда очень горячий, словно печка. С ним тепло и комфортно. Чонгук лишь подтягивал немного одеяло, гладил вьющиеся отросшие волосы и так и не мог заснуть. Он вспоминал, как Хосок позапрошлой ночью тоже грелся об него, закинув одну ногу на бедро Чона и обвив руками левое плечо. Он дышал медленно и размеренно. От него пахло чонгуковским гелем для душа с запахом ванили и яблочным шампунем. Приятно и по-домашнему уютно. От Чимина пахло древесными нотами и кожей. Странное сочетание. Оно не всегда нравилось Чонгуку, слишком конкретные запахи, слишком насыщенные. Но запах кожи был приятен. Он смешивался с естественным запахом тела Пака, создавая прекрасный дуэт. Ви нравилось утыкаться носов в запястья Минни или в районе шеи – там запах был более сильным. От Тэ ночью пахло шоколадом. Он знал, что Гук очень восприимчив к запахам, поэтому старался не перебарщивать с туалетной водой, пока находился в общежитии. Ви был, пожалуй, еще более контактным, чем Чимин… Ему было необходимо почувствовать в прямом смысле человека, чтобы удостоверится, что он здесь. Это не паранойя, это скорее потребность мозга в подтверждении информации от глаз и слуха. Странно и забавно, но такая изюминка присуще многим кинестетикам. Чонгук слушал музыку в больших наушниках. Что-то тягучее, немного на грани, обволакивающее. Кажется, подборка называлась «побыть одному». Это как раз было то, что необходимо. Его мысли все еще разбегались испуганными солнечными зайчиками в сознании, но уже не на столько боялись света, чтобы исчезнуть безвозвратно. Взгляд устремлен на темные силуэты за окном в свете фонарей, а в мозгу снова соединялись цепочками слова его песни. Те, что очень долго тревожат его разум и птицами трепещут в сердце. Глупое сердце… Оно замирает и стучит так тихо, будто боится, что разбудит внутри то тлеющее, что, разгораясь, сжигая, может превратить в пепел и сердце и все вокруг… Это так заманчиво… Не волноваться больше, не жалеть, не ждать и не думать. Вспыхнув, опалить яркими всполохами, разметать искры, словно фейерверки. И чувства, как цветные капли. Их можно прочитать. Они стихами, рифмами, строками звучат в голове, бьются в душе и горят в сердце. Глупом, глупом сердце, которое когда-нибудь устанет гореть, превратившись в пепел… Гук поворачивает голову и осторожно гладит темные немного вьющиеся волосы, заставляя мерцающие угли внутри хоть немного утихнуть, а не жечь в такт движениям ладони. Но это так сложно… А пока, он закрывает глаза и растворяется в музыке. Рядом был Техён и его тепло, которое грело Чонгука изнутри.