Путь Дона Марио

Находясь на передовой ты в первую очередь меняешься внутренне. Понятно, что война стесывает внешний лоск и лишний жирок, щедро покрывает тебя грязью, потом, и кровью — своей и чужой, но это в основном наносное, отмыть солдатика, сводить к парикмахеру и — вуаля, совершенно другой человек, довоенный типаж, молодой и красивый. Ну, если только глаза, являясь зеркалом души, выдадут груз пережитого, и то, что возраст не в полной мере отражает состояние прошедшего мясорубку Великой войны. Я повидал на передовой и за линией врага многое, случалось мне и прерывать телесное бытие людей, как на расстоянии, не видя лиц и стреляя в силуэт, так и тыкая заточенной железкой в противно податливое тело. Пришлось повидать и безумцев, несущих с собой оторванную взрывом голову товарища, и говорящих с ней. И циничных ублюдков, и сентиментальных романтиков, и просто жадную сволочь, греющую руки в неразберихе сражений, тут уж кому война, а кому мать родна. Но, у всех, я думаю, есть в глубине души уголок, в котором живет иллюзия о мире вне войны, о ждущей солдата родне, любимой, о возвращении домой, в тот островок спокойствия в этом безумном мире, в котором ты был счастлив до попадания в этот холодный ад окопов. Я попал в этот мир, не принеся с собой ничего, кроме своей личности, а воспоминания реципиента были не очень радужными. И вот, прочтя письмо, я понял, что мой мирок в глубине души, освещаемый нежным теплом и уютом моей ласковой Солен, исчез. Скупые строчки, прозвучавшие голосом ее отца, уведомляли о начале и ходе тяжелого заболевания, неизвестного местной науке. По ряду упомянутых симптомов я пришел к выводу, что это та самая эпидемия гриппа, известная нам как «испанка». И, как вы поняли, Солен была отнюдь не единственной заболевшей, медучреждения уже переполнены пациентами, и шансы на выздоровление, и так мизерные, уменьшаются с ростом нагрузки на медиков, которые так же заболевают и выходят из строя. Солен, моя малышка, просто сгорела за несколько дней, проведенных в бреду на больничной койке. Ее отец, указав на подробности оплаты затрат, связанных с похоронами, просил меня, при возможности, проследить за установкой заказанного им для любимой дочери памятника. Установка надгробья была возможна не ранее чем через год, когда грунт слежится, а по косвенным оговоркам я понял, что он тоже подцепил эту заразу, и понимает, что окончание работ встретит лежа рядом с дочерью на семейном участке кладбища. Положив письмо во внутренний карман верхней одежды, я, немного дрожащими руками, вытащил фляжку с вискарем, и, в несколько глотков, переместил в свой желудок ее содержимое. Мерзкий вкус теплого спиртного, упавшего в пустой желудок, и борьба с рвотным рефлексом, желавшего избавиться от отравы организма, на время отвлекло меня от печальных новостей, и помогло внутренне собраться. — Плохие новости, друг? Ты как, держишься? — поинтересовался, внимательно смотревший на меня Тим. Неопределенно пожав плечами, я внезапно вспомнил о странных деформациях на поверхности конверта, которым не придал значения при получении письма, и которые явственно говорили о том, что его содержимое известно не только мне и отправителю. Возможно это ушлые работники почты выискивали пересылаемые на фронт солдатам купюры, всякое бывает, но я уверен, и ставлю сто к одному, что на этих интересующихся была надета военная форма. Понятно, что при моем роде деятельности мне обеспечено внимание не только цензоров, но и лиц, несущих контрразведывательные функции. И я уверен, что Тим прекрасно осведомлен о том, какие новости я получил, и теперь внимательно отслеживает мою реакцию, пытаясь понять степень морального удара и потери работоспособности мною. Не дождешься, зло подумал я, стиснув зубы. Тим оценил мой внешний вид, и приступил к инструктажу. До меня было доведено, что завтра, после дня, отведенного на отдых, мы, все вместе, отправимся сопровождать Джона в парижскую клинику. «Все вместе» означает, что с нами выдвигаются и Сальваторе с Анджело. Алкоголь, начавший растекаться по телу приятным теплом, заглушавшим острое лезвие утраты Солен, одновременно и возвращал меня в реальность, и рассеивал концентрацию внимания. Я не мог позволить себе превратиться в пускающую слюни и сопли амебу, ведь, как я понимал с помощью послезнания, на меня были завязаны значимые моменты зарождения будущего разведывательного монстра армейской разведки. Но и позволить казенной машине запросто метать меня как щепку, не отдав последнюю дань памяти людям, которые стали здесь моей семьей, я так же не мог. Собравшись и медленно выдохнув, я, повернулся к настороженно посмотревшему на меня Тиму, и озвучил свое намерение съездить в Нанси. Затем, не давая перебить и вставить хоть слово, выложил свой козырь — гарантированное нахождение места базирования и подготовки личного состава разведслужбы. По лицу Тима было понятно, что он колеблется, осознавая истинные мотивы, движущие мной, и поэтому я, глядя ему в глаза прямо и уверенно, твердо произнес: «Гарантия — сто процентов». И Тим сломался, утвердительно кивнув головой, и добавив, чтобы я взял с собой и своих итальянских друзей. Аргумент насчет моей безопасности был лишним, я и так собирался просить об их откомандировании со мной. Парни, услышав этот диалог, а также поняв, что я начинал в тех местах свою службу, и везуч настолько, что сумел вырваться невредимым из такой мясорубки, навострили уши и переглянулись. Крученые типы, но возможно это и пригодится мне в дальнейшем. Все же рисковать своей шкурой исключительно за казенную зарплату, не столь большую как у просиживающих роскошные кожаные кресла шишек, дураков немного. Закончив разговор я, захватив с собой Анджело и Сальваторе, отправились на обустройство в выделенную нам солдатскую палатку, а Тим отправился в свою палатку, которая выглядела даже несколько более комфортно, чем палатки у командного состава, не говоря уже про общие солдатские. Наша палатка была полупустой — на другом ее конце виднелось несколько занятых кроватей. Солдаты там спали очень крепко и никак не отреагировали на наше заселение. Я не стал раздеваться, и прямо в форме, завалился на кровать и погрузился в чуткий сон. Утро встретило меня невероятно разговором двух неизвестных солдат, которые в это же время покидали палатку. Один кивнул мне, а затем пропал на улице. Анджело и Сальваторе сладко спали, видя хорошие сны, что было понятно по их лицам. Я же ощущал себя вполне отдохнувшим и готовым к новым свершениям, поэтому спать мне не хотелось совершенно, а значит и им пора вставать. Фактом столь ранней побудки парни были недовольны, но ничего поделать просто не могли, оставаясь моими подчиненными. В этом плане за время, которое я провел в тылу германцев, ничего не изменилось, по крайней мере мне никто никаких новых вводных не доводил. Мы покинули палатку и направились к Тиму, который по всей видимости проснулся и провожал какую-то девицу, выпорхнувшую из его палатки. Я вопросительно приподнял бровь, на что Тим ответил: «Певица, и достаточно неплохая.». Не став развивать тему я, а за мной и неразлучные итальянцы, прошли в просторную палатку, и я сразу же заметил на столе небольшую баночку с надписью: «Таблетки Коки от Барти Боунса». — Вижу у тебя есть интересные таблетки, — сказал я, кивая на баночку. — Да, — ответил Тим. — Это лучшие кокаиновые таблетки, которые можно купить в Вашингтоне. Хочешь? — Пожалуй откажусь, — ответил ему, поднимая руку в останавливающем жесте. — Ну как хочешь, — ухмыльнулся Тим, — мне же больше достанется. А тебе я бы все равно советовал попробовать. Как говорят ученые, — тут он присмотрелся к этикетке и зачитал вслух, — стимулирующие свойства этого препарата отлично служат для укрепления американского национального характера с его инициативностью, энергичностью, неуемной активностью и безграничным оптимизмом. Не знаю, кто это сказал: негодяй или глупец, но как по мне, то лучше держаться от наркотиков подальше — они ничего кроме разрушения не несут. Тоже самое можно сказать и об алкоголе, хотя последний я и употребляю. Право каждого решать, что он хочет принимать, и каждый должен нести ответственность за свой выбор. Хотя, как говорится, наркоман совершает ошибку, а дилер совершает преступление. В этот временной период, как я понял, кокаин считается безопасным и полезным для здоровья, этакий природный стимулятор. Вряд ли кто-то подозревает, что в будущем кокс станет запрещенным веществом, и его хранение, не говоря уже про реализацию, будет стоить тюремного срока. — Я готов, — сказал Тим, и покрутил головой. Он быстро собрал свою сумку и положил ее в стороне. — А вы готовы? — Да, — кивнул ему. — Мои вещи со мной. — Превосходно. Мы покинули палатку Тима и сразу же направились к госпиталю. Там уже было немного людей, и самого разного медицинского персонала. Они забирали тяжело раненных солдат для прохождения полноценного лечения уже в нормальных условиях. По сравнению с тем, что я видел в будущем, условия в госпиталях здесь не очень. Джон уже очнулся, и лежал на носилках, которые тащили два молодых медбрата. Он выглядел несколько удивленным, но когда увидел меня, то радость осветила его лицо. — Марио, — сказал он, немного приподнимаясь на руках, и заметно успокаиваясь. — Джон, — кивнул ему я, а затем добавил, — Не стоит волноваться, тебя транспортируют в Париж, где предоставят лучшую помощь. — Спасибо, что вытащил меня, — поблагодарил Джон, а затем посмотрел на свою перемотанную ногу. — Жаль, что я не смогу тебе больше помогать в поле. — Не дрейфь, — положил я ему руку на плечо и сжал. — Я тебя не брошу, это уж точно. — Спасибо, — кивнул мой товарищ. Может быть он и молод, но это не значит, что не понимает: в современном обществе стать калекой — это черная метка. На работу скорее всего никуда не примут, а значит не будет и денег, чтобы получить хорошее образование и достойно зарабатывать. Калеки невероятно быстро становятся зависимыми от руки помогающего, будь это государство или какие-то благотворительные фонды. Я не собираюсь позволять такому случиться, не чужие люди. Да и вообще, когда он восстановится, то почему бы мне не сконструировать простой протез для него… Раненных на машинах отвезли к ближайшей линии железнодорожного сообщения, к станции в Амьене, который некоторое время назад находился в большой опасности. Но, судя по всему, нападение было отбито и сейчас войска союзников давят на германцев, откидывая их обратно и возвращая все потерянные земли. Нас без проблем пустили в машину к уже немолодому водителю, который всю дорогу непрерывно курил сигареты. Не знаю, сколько он скуривает за день, но, судя по всему, очень много, если уж за время дороги скурил не меньше десятка. На поезд раненных загрузили достаточно быстро. Кроме нас здесь были еще и множество других машин с раненными из других полевых госпиталей. Все они тоже отправляли раненных в Париж. Там пострадавшие получат направления в госпитали в более безопасные части страны. После лечения кого-то вернут в строй, а кого-то оставят в запасе, чтобы помогать военному ведомству в тылу. Раненых, с самыми тяжелыми случаями, отправят по домам, они свое отвоевали. Путь до Парижа был длинным и, я бы даже сказал, выматывающим. Меня, бесило все: Тим бесил тем, что весь путь просидел на кокаине, Анджело и Сальваторе своей бесконечной игрой в карты и куревом. Другие солдаты тоже курили не стесняясь, заполняя весь вагон клубами дыма. Где-то вдалеке стонали раненные, стукали колеса, деревья мелькали за окном, мир вокруг был наполнен множеством звуков, которые мне абсолютно не нравились. Выдохнув, я вытащил фляжку с виски, немного отпил и меня отпустило. Окружение уже не так сильно давило, и я, встряхнувшись, решил присоединиться к парням в их карточной игре. Несколько раздач я привыкал к их манере игры, а после, как говорится, пошла жара. Во всех партиях я не просто выигрывал, а уничтожал партнеров. Все дело в том, что парни привыкли мухлевать, и не предполагали столкнуться с таким игроком, как я, а следовательно, не могли перестроиться психологически, да и мои новые способности давали мне неоспоримое преимущество. Но поскольку мы играли на интерес, и корову никто не проиграл, то Анджело и Сальваторе не особо расстроились. Если бы игра шла на деньги, то я бы уже давно обчистил их карманы. По прибытии в Париж, раненными, прямо на вокзале, сразу же занялась достаточно большая бригада медиков. Кого-то определяли в повозки и отвозили на другие вокзалы, чтобы эвакуировать в другой регион, кого-то просто переносили на другие поезда, для местных перевозок, а некоторых увезли в парижские больницы, как и Джона, за которым последовали и мы. Госпиталь, в который попал Джон, был невероятно богатым, это был известный «Госпиталь Ларибуазьер». Здание сразу же привлекало взгляд своими основательными каменными стенами, красивыми статуями и привлекательными фасадами. Медицинский персонал сразу же забрал Джона на первичное обследование. Доктор, который будет им заниматься, должен понимать, с чем будет работать. Хотя процедура первичного приема и обследования отличалась от привычной мне. — Мы позаботимся о нем, — на французском сказала пухлая немолодая медсестра, с умными глазами. — Не стоит волноваться. — Спасибо, — ответил я ей на французском. Медицинский персонал практически не общался на английском, так, пара человек, и это могло бы быть проблемой, если бы я не знал французский язык. Общение пошло очень просто, все медики оказались приятными в общении людьми, война еще не успела оставить на них свой скорбный отпечаток. Когда Тим уверился, что все будет сделано по высшему разряду, то выписал чек на внушительную сумму. Администратор, который занимался бухгалтерией, быстро проверил чек, а затем довольно кивнул. А вот это было неожиданно, если честно. Мне казалось, что у Тима не настолько много власти. Если у него есть контроль над бюджетом, который был выделен на программу, то все становится еще более интересным. Мы покинули госпиталь и отправились в штаб американской армии, который находился в Париже. Шансы встретить кого-то из высшего командования там невероятно малы, так как все они предпочитают быть на фронте, поближе к передовой. А в парижском штабе сидит различный персонал, который нужен для административных дел, и работы с корреспонденцией из Штатов. Внутрь мы не попали, так как Тим не хотел светить нас перед местными сотрудниками. — Когда вернетесь, — проговорил он перед самым расставанием, — то сразу же отправляйтесь сюда. Я тоже попытаюсь найти место для себя, через административные возможности штабных. И да, постарайтесь не привлекать внимание к себе. — Хорошо, — кивнул согласно я. — До встречи. Мы все получили карманные деньги от Тима. Этих денег было достаточно на месяц нормальной, сытной жизни, где-нибудь в селе под Нью-Йорком. Для Анджело и Сальваторе это были большие деньги, за которые они собирались держаться всеми силами. Остаток дня и время до следующего утра мы провели в арендованной на сутки небольшой квартирке. Отмылись, привели себя в порядок, а затем переоделись в чистую гражданскую одежду. Расхаживать в военной форме не лучшее решение на данный момент, слишком уж она бросается в глаза. Утром мы отправились на вокзал. — Босс, — обратился ко мне Анджело, когда мы ожидали поезд, что будет отправляться в сторону Нанси. — Так тебя зовут Марио? — Да, — кивнул ему я. Сальваторе стоял рядом и заинтересованно прислушивался. Сейчас мы более-менее сливались с толпой, так как оружие пришлось сдать. Но это значит, что его у нас нет, у каждого есть пистолет и нож. — Позвольте представиться — Марио Скварчалупи. — Ты итальянец? — поинтересовался Сальваторе. Все это было сказано на итальянском языке, который я уже очень давно не слышал. До меня даже сразу и не дошло, на каком языке он это сказал. — Да, — ответил ему тоже на итальянском. — Но я считаю себя американцем. — А откуда конкретно из Италии? — поинтересовался в свой черед Анджело. — Мы оба из Сицилии, провинция Кальтаниссетта. — Да? — удивился я, припоминая географию Сицилии. Эта провинция находится на юге острова и граничит на севере с провинцией Палермо, на востоке с провинциями Катания, Рагуза и Энна, а на западе Агридженто. Больше ничего такого я особенно и не помню. — Я тоже из Сицилии, — ответил им. — Но из другой провинции. Из Палермо. — О! — вскрикнул Анджело. — Так мы почти что земляки! За время разговора он стал жестикулировать руками намного энергичней, как будто оказался дома, при должном навыке любой бы сумел узнать в нем итальянца. Но пока, люди просто с легким удивлением смотрели на экспрессивного молодого парня. Сальваторе тоже смотрел с большим интересом и даже каким-то уважением. — Ты из Нью Йорка? — поинтересовался сразу Анджело, взяв инициативу разговора на себя. Весь разговор проходил на итальянском, с примесью одного из сицилийских диалектов, благо я его понимал. — Из какого района? — Я жил некоторое время в этом городе, — ответил ему. — Но потом пришлось переехать в Филадельфию. — Молодые люди, — обратилась пожилая француженка с какой-то невероятно странной шляпой. — Не могли бы вы разговаривать потише? — Извините, мадам, — ответил я. Разговор утих, а затем стало совершенно не до него, так как пришло время посадки на поезд. Наши билеты проверили, и только потом пустили внутрь. Местные французы быстро занимали места, не особенно обращая внимание на нас. Хотя, я иногда чувствовал заинтересованные взгляды женщин на себе. Анджело и Сальваторе пытались расспрашивать меня о разном, так как теперь я был для них не просто начальником, а еще и соотечественником. Это уже было что-то. — Так как вы попали сюда? — поинтересовался у них. Мы разговаривали на итальянском. Никто понять нас не мог. — Мы были начинающими членами в одной компании в Нью-Йорке, — ответил спокойно Сальваторе. — Занимались честными делами, охраной обычных предприятий от различных угроз. Но так случилось, что один прилавок с выпечкой сгорел, вместе со всем домом и людьми, которые жили в том доме. В этом поджоге обвинили нас. — А вы невиновны? — поинтересовался у них, уже примерно понимая, почему они оказались здесь. — Конечно нет, — проговорил Анджело. — Мы точно не виноваты! Нас подставили. — И кто же вас подставил? — поинтересовался. — Наши товарищи из компании, — ответил Сальваторе. — Но чего еще можно было ожидать от этих людей, которые не позволяют честным работягам зарабатывать. Чертов Вакарелли со своей Ассоциацией Докеров! — О, вы работали с профсоюзом? — поинтересовался у них. — На профсоюз, — поправил меня Анджело. — Но да, было дело. — И каково это, работать на профсоюз? — спросил я. Мы продолжали разговор о профсоюзах, но сейчас я слушал в вполуха. Нужно понять, врут они или нет. Если не врут, и они действительно не преступники, то все будет идти своим чередом. Они никаким образом не смогут быть мне полезными. Если же группа, к которой они принадлежали, является бандитской, то вырисовывается вкусная картинка. У них есть, какие-никакие, связи с преступным миром, и это можно будет использовать для заработка. Такие разговоры продолжались весь путь. Некоторую часть пути я провел во сне, так как не собирался оставлять возможность отдохнуть. И пусть, мне не нужен был сейчас отдых, это мне совершенно не мешало подрыхнуть. Под вечер перед глазами появилась надпись: Поздравляем. Вы исполнили задание и отразили нападение германцев. Награда: бронзовый кейс (награда была уменьшена, так как степень Вашего участия в отражении нападения была не очень высокой). Ну, бронзовый кейс — это тоже неплохо. Недолго раздумывая, я его открыл, ожидая, что же появится в виде награды. Это должна быть какая-то профессия, но вот какая… Не знаю. Перед глазами появился еще текст: Поздравляем. Вы получили профессию: Пианист (бронзовый ранг). Пианист — это человек, который умеет играть на клавишных музыкальных инструментах. На каких-то лучше, на других хуже. У вас есть навыки игры на фортепиано среднего уровня. Эта профессия достаточно интересная, и хотя она никак не сможет мне помочь сейчас, но в будущем почему бы и нет. Должно же быть у меня какое-то хобби, и какое-то развлечение. Почему бы и не игра на фортепиано? Мы останавливались в разных городах, но никогда на долгое время. Приехали мы в нужную точку примерно под утро. Сейчас, большинство прибывающих на фронт были редкие солдаты, а также медики. Пассажиры поменялись за это время. Ночь была достаточно теплой и светлой. Тьму разгоняло уличное освещение. Это значит, что город не ожидает налета германских самолетов. Мы направились в сторону знакомой мне таверны, но та оказалась закрытой и, как бы я не стучал в дверь, никто не открывал. Это меня немного насторожило, но я не стал пробираться внутрь, лучше дождаться утра. Анджело и Сальваторе все это время молчали, ожидая продолжения. — Возвращаемся. Мы вернулись на станцию. Там была небольшая забегаловка, которая работала круглосуточно и обслуживала всех, кто оставался на местном «вокзале». Некоторые люди пытались немного отоспаться, другие тихо перешептывались. Все пытались сохранять хоть какое-то подобие тишины. Мы заказали себе немного еды и после этого тоже отправились отдыхать. Хотя, отдыхать отправились Анджело и Сальваторе, которым этот отдых был нужен. Я же ощущал себя достаточно бодрым, чтобы не спать. Да и за вещами нужно присмотреть. Рассвет встречал уже с пятой чашкой чая. Больше ничего не заказывал, так как есть не хотелось. Разбудил Анджело и Сальваторе. Те проснулись, выпили чай, привели себя в порядок, и мы отправились к таверне. Таверна была закрытой, что несколько нетипично для этого здания. Я еще немного подергал ручку, в попытке открыть дверь и пройти внутрь. Мы медленно обошли здание, и я заметил, что место для мусора было пустым. Судя по всему, последний раз им воспользовались более недели назад. Очень странно. Я думал, что, хотя бы Жак будет здесь. Мы вновь вышли на улицу и привлекли внимание невероятно старой женщины, которая куда-то медленно шла, помогая себе палкой. На другой руке у нее была корзина с какими-то фруктами. — Доброе утро, — поздоровался с ней я. — Извините, но меня кое-что интересует. Эта старая женщина сможет ответить мне, что же случилось с таверной. Она точно должна это знать, так как сплетни в таких маленьких городках расходятся невероятно быстро, а затем обрастают самыми страшными дополнениями. — Пресвятая Жанна! — вскрикнула она. — Что же ты меня так пугаешь, чертов юноша. — Извините, — еще раз сказал я. — Вы знаете, почему эта таверна закрыта? В последний раз, когда я ее посещал, там была очень вкусная еда. — А ты не знаешь? — поинтересовалась она несколько ворчливым тоном. — Я только прибыл, — ответил ей. — Что случилось, спрашиваешь. Что случилось… тьфу, — сплюнула она, а затем продолжила. — Померли все. Что малышка Солен, что ее отец Жак. А все это из-за американцев, которые привезли с собой непонятную хворь. Мой прадед еще воевал в Америке, и вот как они ответили! Привезли хворь. Я продолжил ожидать. — А почему ты спрашиваешь? — внезапно поинтересовалась старуха. — Хочешь руки наложить на их собственность? А? — Да нет, — отрицательно помотал головой я. — Просто, Солен и Жак были моими знакомыми. — Если хочешь проститься, то они на кладбище, — сказала женщина. — А мне нужно идти. Если что, то заходи в булочную Мильена. Ты привлекательный молодой человек, а моя внучка как раз на выданье. Она умеет отлично готовить, убирать и присматривать за детьми. — Спасибо большое, — ответил ей. — Я подумаю над этим. — Ну смотри, многое упускаешь. Старуха медленно отправились по своим делам. Улыбка же с моего лица пропала. Новости, которые я услышал, принесли печаль в мое сердце. — О чем вы разговаривали? — поинтересовался Сальваторе. — О владельцах этой таверны, — сказал ему. — Просто я их знал. — И что она сказал? — продолжил парень. — Да ничего такого, — покачал головой. — Пошли. Мы направились на местное кладбище. Сейчас там добавилось несколько новых могил. Мы ходили мимо них, пока не дошли до небольшой оградки. Я остановился, внимательно глядя на текст, который был написан на кресте. Это было обращение Жака к Солен, а также даты ее рождения и смерти. Вторая могила, около Солен, была могилой самого Жака. Если бы я прибыл три дня назад, то успел бы на похороны. А так, грустно все это. Как-то неожиданно закончилась жизнь этих прекрасных людей. Только сейчас я могу осознать, что Солен была мне глубоко симпатична. Выдохнув, я поправил собственную одежду, и направился назад, к Анджело и Сальваторе, которые не решились заходить сюда. — Идем обратно, — сказал им. — Скорей всего, ничего поделать мы здесь больше не сможем. Парни только промолчали. Мы вернулись в город и сразу же направились к небольшому постоялому дому. Это было трехэтажное здание, с небольшими дверьми. На крыше находилась стрелковая позиция, но сейчас в ней не было ничего, что могло бы стрелять. Возможно, в будущем, если германцы сумеют прорваться, то что-то стреляющее там и появится. Анджело и Сальваторе отправились прогуляться по городку. Я выделил каждому некоторую сумму денег, которую они смогут потратить на свои нужды. Сам же занялся сбором информации на предмет выкупа таверны, которая принадлежала когда-то Жаку. Общение с местными было достаточно спокойным, хотя на меня и смотрели с подозрением. Многие совершенно не понимали, что же я хочу от них, и почему желаю прикупить эту таверну. Солдаты, которые были вокруг, тоже интересовались этим, но объяснение, что я был знаком с Жаком и Солен, снимали все вопросы. Когда я объяснял, что знаком с умершими владельцами таверны, то отношение ко мне несколько менялось, и люди становились более приветливыми. Ответы на заинтересовавшие меня вопросы я нашел, но они меня не радовали. Жак продал таверну городу для того, чтобы купить небольшой памятник для Солен, и чтобы потом уехать отсюда. Но он не успел, и все деньги остались здесь, и были реквизированы на городские нужды. В общем, ничего получить с этого я не смогу. Звучит достаточно по-свински, но что есть, то есть. Вечером парни вернулись жутко довольными. Могу только догадываться на что они деньги потратили. Ночь мы провели в этом постоялом доме, чтобы с самого утра сесть на поезд, который направляется обратно в Париж. С нами было несколько французских солдат, которым не особенно интересна была наша компания. — Когда мы вернемся, — начал говорить я, — то нас будет ожидать достаточно много работы. — Ну это и понятно, — протянул Анджело. — Можно, я все-таки поинтересуюсь. Меня этот вопрос достаточно сильно волнует. — Спрашивай, — кивнул ему. — На кладбище были твои друзья? — поинтересовался он. — Да, — честно сказал ему. — Тогда… Не успел он закончить свой вопрос, как раздался грохот. Поезд задрожал, а затем весь мир пошел кувырком. Вагон полетел куда-то в сторону, и я едва сумел удержаться рукой за кресло. Сальваторе и Анджело полетели в другую сторону и достаточно болезненно ударились о стенку. Раздались крики боли, стоны и мольбы о помощи. Дым начал заполнять весь вагон, заставляя думать и двигаться невероятно быстро. Отпустив кресло, я стал на ноги. Пистолет так и просился прыгнуть мне в руку, но я сдерживал себя. Пока не время его использовать, так как мне совершенно неизвестно, что же происходит. Анджело и Сальваторе пережили эту аварию без особенных ранений. Возможно, только мелкие порезы от разбившегося стекла и других вещей. Французские солдаты были в более плачевном состоянии. Один неудачно упал и свернул себе шею. Другой лежал с ногой, вывернутой под неестественным углом. Третий истекал кровью, так как стекло перерезало ему горло. Но дальше началось то, что меня заставило действовать быстро. Внутри поезда, в отдаленных вагонах проявились звуки активной стрельбы и даже несколько гранатных взрывов, которые немного сотрясли вагон. — Двигаемся, — приказал я итальянцам. Пистолеты уже были в наших руках. Французы были без оружия, так что ничем они нам помочь не могут. Тащить раненного в такой ситуации, не самая лучшая идея. Обмотал руку чьей-то курткой, разбил окно и аккуратно выскользнул на улицу. Прижимаясь к стенке осмотрел пространство. Сразу стало понятно, что ситуация не сахар. Поезд окружило, на машинах, несколько групп людей, которые были вооружены винтовками. Несколько боевиков выводили людей из вагонов, и ставили на колени, рядами. Другие боевиков вытаскивали какие-то ценности у всех пленных, и складировали добытое в грузовой машине. — Что будем делать? –тихо поинтересовался Анджело, который тоже сумел выглянуть и оценить ситуацию. — Думаю, — ответил ему. Боевики действовали невероятно жестко, все кто сопротивлялся — получал пулю в голову. Судя по звукам выстрелов, внутри вагонов они добивали раненых. Несколько налетчиков вытащили из машины пулемет и начали его собирать за спинами пленных, которые ничего не видели, да и не могли они что-либо предпринять. — Нужно убираться отсюда, — сказал я Анджело и Сальваторе. — И как можно скорей. Я услышал тихие шаги, и сразу же понял, что к нам кто-то приближается. Мы отошли немного за угол, так что если что-то случится, то мы сможем действовать. В моей руке появился нож, который был готов к своей привычной работе с мягкой плотью. Тень мы увидели первым делом. Еще сильнее вжимаясь в стенку, мы ожидали появления боевика, который в этот момент беспечно приближался к нам. Он не успел ничего сделать, как я рванул его на себя, а второй рукой засадил нож прямо ему в сердце. Отпустив хват, я, освободившейся рукой, жестко перекрыл рот бандиту, не позволяя выскользнуть ни звуку. После медленно опустил еще теплый труп на землю и начал быстро собирать трофеи, заполучив таким образом винтовку с патронами и гранату. Остальной хабар меня не особенно интересовал. Проверил оружие и понял, что патрон уже в патроннике. Дальше произошло то, чего я и ожидал. — Огонь, — резкий окрик на французском, и пулемет начал стрелять. — Черт, — тихо выругался Анджело, уже понимая, что происходит. Да и Сальваторе тоже уже начал догадываться. Спустя десяток секунд выстрелы прекратились и окружающее пространство нарыла условная тишина после грохота очередей. Уверен, что сейчас налетчики собираются, чтобы скрыться, и непременно начнут искать своего пропавшего подельника. Я аккуратно выглянул, выставив перед собой ствол оружия и начал целиться. Моей мишенью стал мужчина, который был одет в старую потрепанную шинель, чем сразу отличался от других боевиков, одетых кто во что горазд. Сделав вдох и задержав дыхание, я совместил мушку с целиком в районе его головы, и выстрелил. Тяжелая пуля разнесла его черепную коробку, плеснув содержимым на стоящих рядом боевиков, которые ошарашенно замерли, дав мне возможность спокойно подстрелить водителя одной из машин. А потом началась суматоха и беспорядочная пальба в нашем направлении, впрочем, безуспешная. Анджело и Сальваторе в ответ стреляли из пистолетов, создавая видимость плотности огня и большого количества нападающих, я же бил прицельно и, за несколько секунд, записал на свой счет еще три живых мишени, перешедших в разряд остывающих мешков с мясом. Опустошив магазин, я вытащил гранату, активировал ее и метнул в сторону противников. Под аккомпанемент взрыва я перезарядил свою винтовку и вновь открыл результативный огонь. — Уходим! — раздался крик на французском языке. Моторы нескольких машин заревели и стали стремительно удаляться, выглянув я увидел уезжающие машины с награбленным добром, и посланным в дорогу гостинцем переломил в пояснице одного из налетчиков, безжизненным кулем рухнувшего на дорогу. Короткими перебежками мы втроем приблизились к месту бойни гражданских. Еще не улегся дым от выхлопов машин, как нам стало понятно, что засаду нападавшие не оставили. Анджело и Сальваторе держали свои пистолеты готовыми к стрельбе, я также был готов открыть огонь из своей винтовки. Нам открылось страшное зрелище расстрела: месиво из трупов, дыры от пуль в стенах поезда и запах крови. Боевики расстреляли всех пленных, хотя, если честно, то я не понимаю, зачем нужна такая жестокость. Нападавшие, насколько я понял, обычные гражданские, а не солдаты или диверсанты противника. Уверен, что когда об их безумной выходке узнают власти и население, то на беспредельных бандитов будут охотиться словно на бешеных животных. Сальваторе бурно стошнило. Анджело держался, но по нему было видно, что ему неприятно смотреть на все это. И его понять можно. — Можете отойти, — сказал им. — Я возьму машину, и мы отправимся к ближайшему городу. — Да, хорошо, — сказал Сальваторе и сразу же пропал за углом. Анджело последовал за ним. Награбленное боевики сумели увезти с собой, но я сильно об этом не волновался, так как одна машина осталась неповрежденной стоять возле поезда. Похоже, это та самая машина, шофера которой я подстрелил. Поскольку количество пассажиров на обратную дорогу я изрядно уменьшил, действуя ножом и винтовкой, то и авто бросили в суматохе за ненадобностью. Похоже, что — легко пришло, легко и ушло, типичные бандитские манеры. Завел машину и позвал Анджело и Сальваторе. Мы двинулись вперед, следуя вдоль рельсов. Как оказалось, боевики заложили взрывчатку в нескольких местах, а затем взорвали все одновременно. Мы проезжали мимо раскуроченных вагонов, где можно было увидеть трупы. Особенно сильное внимание привлек машинист, который свисал на перилах впереди состава и медленно орошал кровью землю. Темная жидкость стекала по передней стенке, окрашивая черный металл в багровые тона. — Просто ужасно, — проговорил Сальваторе, когда мы немного отъехали. — Это только начало для нас, — ответил ему я. Парни понимали к чему я веду. Французы точно захотят узнать от нас, что и каким образом произошло. Нам придется отвечать честно, так как никому не хочется попасть в тюрьму. Это помешает планам очень многих людей, что вызовет их недовольство, и автоматически выльется в проблемы для меня. Спустя несколько часов мы добрались к небольшому поселку. Машину мы оставили в сторонке, не собираясь въезжать внутрь. Оружие мы тоже оставили в машине. Оно будет только привлекать не нужно внимание. В поселке было тихо. Люди занимались своей работой, не особенно обращая внимание на нескольких чужаков, которые появились. Мы сразу направились к станции. Управляющим станции оказался молодой парень с небольшими усами под носом. Он выглядел несколько удивленным, что к нему кто-то подошел. Охраняло станцию несколько солдат. Нас они проводили не очень дружелюбными взглядами. — Что вам нужно, господа? — поинтересовался управляющий. — Я хочу сказать, что поезд из Нанси не придет, — проговорил я спокойно. — Почему? — удивился француз. — На него произошло нападение, — как можно спокойнее произнес я. — Мы единственные, кто выжили в той бойне. Советую отправить людей, чтобы они проверили все. — Кто напал? — сразу спросил парень. Его поза, да и выражение лица, поменялись на более напряженные. — Не могу сказать, — покачал головой я. — Но это точно были не немцы. Возможно кто-то, кто работает с ними, а может просто какие-то бандиты. — Хорошо, — кивнул тот. — Не хотели бы вы остаться здесь, пока я не отправлю человека проверить ваши слова? — Да, без проблем, — кивнул ему. Анджело и Сальваторе продолжали стоять в сторонке, и молчать. Они ничего не могли добавить или сказать, так как просто не знали французский язык. Хорошо, что я сумел выучить его за это время. — Как вас зовут? — поинтересовался у управляющего станции. — Марсель, — ответил парень. — Подождите несколько секунд. Марсель позвал к себе высокого мужчину, который окидывал нас невероятно подозрительным взглядом. Парень что-то зашептал ему на ухо, надеясь, что мы ничего не услышим. — Бернард, мне нужно чтобы ты с несколькими парнями проверил путь к Нанси, — сказал он. — Мне сказали, что там произошла какая-то серьёзная беда. Сможешь сделать? — Да, без проблем, — сказал тот так же тихо. — Может быть мне взять несколько инженеров, чтобы они могли оценить повреждения, если что-то действительно пошло не так? — Думаю это будет неплохой идеей, — согласился с ним Марсель. — А в это время я задержу их до твоего возвращения. — Понял. Уже отправляюсь. Бернард ушел, оставляя нас с Марселем в кабинете. Парень вернулся за свой стол и некоторое время рассматривал нас. Я услышал, что машина куда-то уехала. Уверен, что увиденное им не понравится. — Расскажите немного о себе, — сказал он. — Меня зовут Марио, и я являюсь солдатом армии США, — сказал ему. — Это мои товарищи, но они не разговаривают на французском. — А Вы вижу его учили? — поинтересовался тот. — Моя девушка француженка, — сказал я, Марсель кивнул. — Ты можешь отправить запрос через жандармерию, в наш штаб, где тебе подтвердят эту информацию. — У вас есть какие-то документы или бумаги? — спросил он. — Конечно, — я кивнул, а затем сказал Анджело и Сальваторе на английском. — Приготовьте документы. Они безмолвно подчинились и передали документы мне. Я же передал их Марселю. Парень внимательно рассматривал каждый, словно хотел найти подделку. Но ничего такого не было, так как это были реальные документы. — Хорошо, я вам верю, — кивнул чиновник. — Но все равно проверить кое-что нужно. — Без проблем, — кивнул ему. — Может быть желаете что-то перекусить?