Всё обязательно заживёт

            Союзу снился новый кошмар, в котором его преследовал жуткий, давящий на мозг звон в ушах. При каждом вздохе звон становился лишь сильнее, вводя СССР в состояние дикой паники. Он не мог ощущать происходящее вокруг трезво, и чувства от «реальности» казались ему настолько пугающими и жуткими, что исхудавшее тело начинало невольно трясти, будто мужчина находился в переполненном вагоне поезда, что сильно покачивался на скрипящих рельсах, набирая большую скорость. Сердце заколотилось, пот струями покатился с горячего лба — Союзу не удавалось контролировать своё тело. Колотило от неистового кошмара. Хотелось кричать и бороться, лишь бы сбежать из оков ужаса.       После пробуждения оказалось, что это был лишь звонок в дверь. Кто-то очень долго стоял у двери и названивал. Надо же, кошмар исказил всё восприятие. Союз томно что-то промычал, прижимая руку ко лбу, и постарался выползти из постели. Кажется, ноги его не подводят, ходить можно. Но стоило ему лишь встать, как перед глазами всё почернело. Желудок сильно сжался от боли, а голова будто сейчас упадёт с плеч. Совету стало ещё хуже. Оперевшись рукой о стену, он медленно поковылял к входной двери. Незнакомец и правда был весьма настойчив, раз уже полчаса стоит под чужой дверью. Но разве это не дети? На мгновение СССР подумал, что они потеряли ключи, поэтому никак не могли попасть в квартиру. У его сыновей были дополнительные занятия после уроков, поэтому они приходили домой куда позже, чем обычные школьники. Он потерял счёт времени, ведь из-за болезни не мог даже взять телефон или посмотреть на часы.       Почёсывая щетину на подбородке, Рейх не переставал думать. Может Союз и правда на работе? Паранойя разъедала мозг, но немец не уставал надеяться и ждать. И, кажется, его надежды не были напрасны. Услышав, как в дверной скважине поворачивается ключ, он встрепенулся. Союз дома — камень упал с души. Дверь открылась с тихим скрипом, словно неохотно представляла гостю хозяина квартиры, такого измученного и слабого.       — Сов.. — хотел было сказать Рейх, как на его глазах Союз потерял равновесие, а в чужом взгляде опять потемнело. Ноги подкосились и совсем его не слушались, стали ватными, совсем не держали хозяина.       Внезапно русский стал падать. И он упал бы, ударившись виском об дверной косяк, если бы не Рейх, обладавший быстрой реакцией. Сумка с ягодами выпала из его рук. Он спешно подхватил его на руки, оглядывая чужое тело с явным беспокойством. Союз был мокрым и уставшим. Мельком ариец заметил, как со лба омеги скатилась капля холодного пота. Горячий лоб, порозовевшие от жара щёки, хриплое дыхание. Неужели заболел? Понимая, что медлить не стоит, нацист быстрым шагом направился в его спальню, стараясь нести Союза как можно бережнее. Он не позволит навредить своему сокровищу снова.       Рейх аккуратно положил его на кровать, после чего тяжело выдохнул и направился в прихожую, дабы закрыть дверь.       — На простуду не похоже. — немец прекрасно понимал, что Союз не слышит его, но продолжал говорить. В привычку вошло иногда разговаривать с самим собой вслух. Это хоть и немного, но успокаивало.       Что ж, аптечка выручила Рейха и в этот раз. Нашатырный спирт оказался под рукой в нужное время. Но он не решался. Союз, слегка жмурившись, лежал, немного посапывая, а грудь его еле-заметно вздымалась от тяжёлого дыхания. Совсем утомился. До чего же он был мил сейчас. Взъерошенные волнистые волосы, как ветви ивы, раскиданы на подушке. Чёрная мятая футболка, что лишь немного облегала тело. Тонкие запястья, которых так хотелось коснуться. И потрескавшиеся губы, которые хотелось накрыть своими. Рейх был готов любоваться им вечно, сидеть у его постели и разглядывать это милое лицо часами.       Он неуверенно поднёс кусок ваты, пропитанный нашатыркой, к его лицу. Совет начал сильно жмуриться, отворачивая голову в разные стороны, после чего резко распахнул глаза и разразился громким кашлем. Он ошарашенно смотрел на немца, не понимая, что происходит. Нацист помог ему приподняться с кровати, приобняв чужую спину, дабы социалист нормально откашлялся и пришёл в себя.       — Привет. — шёпотом сказал Рейх, поглаживая его руку.       — Рей, что произошло? Почему ты здесь..? — продолжая немного покачиваться, хрипло произнёс Союз и посмотрел ему в лицо.       — Как чувствовал, что что-то произошло, поэтому и приехал к тебе. — Рейх слабо улыбнулся, — Ты заболел? — уже немного взволнованно сказал он.       — Как видишь. — Сов постепенно начинал вспоминать, что случилось, почему он заболел и по какой причине практически в истерике выбежал на улицу, в дождь. Обида не хотела отпускать его.       — Но каким образом?       — А тебе какая разница? — голос становился грубым и мрачным, а хриплость лишь подливала масла в огонь.       — Большая разница. Думаешь, я просто так приехал сюда? — мужчина помрачнел вслед за ним, — Говори, что случилось. — Рейх серьёзно уставился на него, сокращая расстояние между их лицами.       — Не хочу. — русский нервно сжал пальцами простыню, отвернувшись в сторону.       Но ариец не отступал. Прожигая его взором голубых глаз, он словно давил на него, стараясь выпытать желанный ответ. Он не отстанет, пока не получит своё. И, кажется, Совет уже об этом догадывался. Неловко взглотнув, он нехотя продолжил:       — Мне не хотелось терпеть твои крики, я был зол. Мне нужно было куда-то это выплеснуть. Но я не позволил бы себе истерить при детях. Я ушёл на улицу, хотел успокоиться. Как видишь, не получилось. — Рейх без лишних слов понял, о чём он говорил. Чувство вины вернулось снова, и он расстроенно посмотрел на друга, — Началась гроза, я не успел дойти до дома вовремя.. и промок до нитки. — он посчитал нужным не объяснять ситуацию далее — по глазам было видно, что немец и так всё понял. СССР удручённо смотрел в пол, и медленно лёг обратно на кровать, закутываясь. Рейх тяжело выдохнул, покачав головой:       — Ты и правда дурак. — невольно вырвалось у немца. Но разве можно так рисковать своим здоровьем из-за конфликта? Союз долго хмурился, с презрением смотря на немца, после чего выпалил:       — Уходи. — будто с отвращением к собеседнику прохрипел Сов. Зажмурившись, он выглядел более озлобленным, отчего даже Рейх поёжился.       Нацист опешил, не зная, что отвечать. Союз без единого намёка на поблажку прогонял его, даже не желая разговаривать. Его друг теперь был сам на себя не похож.       — ..Что?       — Уходи. Если пришел снова мотать мне нервы, то просто.. — Союза бросило в дрожь, он не смог продолжить. Его рука сразу легла на горячий лоб. Голова раскалывалась всё больше. Он прошипел от колкой боли, сильно стискивая зубы. На голове, как на тяжёлом камне будто разрастались сквозные трещины, что сильно били по мозгам и восприятию. Омерзительные ощущения и слишком много неприятностей. И, временами кажется, что когда умрёшь, все проблемы перестанут быть таковыми. — Уходи вон. Не хочу больше слушать твои нотации. — Совет с трудом перевернулся на бок, укладываясь лицом к стене, прожигая взглядом узор на тусклых обоях. Глаза слезились то ли от слов Рейха, то ли от болезни. Он мысленно молил всех богов, чтобы это всё поскорее кончилось. Он устал мучиться.       Рейх теперь был в замешательстве. И опять он позволил себе много лишнего. Как низко и грубо. Он обидел близкого человека, в очередной раз ступая на те же грабли. Неужели трудно усвоить урок с первого раза? Немец сильно волновался за него. Да, пусть его слова больше похожи на упрёки, чем на заботу, но его добрые намерения по-прежнему оставались таковыми.       Он нарушил тишину утробным вздохом — Совет спиной почувствовал, как к нему приближаются. Рейх обнял его, прижимая к себе так крепко, что у омеги хрустнули рёбра. Обнимал его, как что-то жизненно важное, дорогое и нужное. Сокровище. Сокровище, которое он никому и ни за что не отдаст. Ариец зажмурился, прикасаясь к чужому плечу, другой рукой аккуратно оглаживая его лоб. Веснушчатые щёки вспыхнули алым румянцем. Союз прикрыл глаза, наконец почувствовав родное тепло рядом.       — Я не могу тебя тут оставить. Не могу и не хочу. — Совет удивлённо вскинул брови, но Рейх не видел его эмоций. — Ты не брал трубку всё утро, знаешь, как я волновался за тебя? — мягко произнёс Рейх ему на ухо, вжимаясь в чужую спину ещё сильнее. — И я так не хочу, чтобы с тобой что-то ещё случилось, понимаешь?       Союз неуверенно повернулся к немцу всем телом, пряча лицо в его шее, и так же крепко его обнял. Было настолько приятно, что он уже и позабыл о том, что болеет и еле-еле стоит на ногах.       — Мне было так больно, когда ты кричал на меня. — сжимая в пальцах его пальто, СССР продолжил, — Очень больно.       — Союз.. прости меня, молю. Я не хотел, чтобы всё вышло именно так. Я просто сильно переживал. — он погладил друга по голове, настолько нежно и аккуратно, что Сов начинал понемногу обмякать в его руках. — Мне очень стыдно.       Русский отпрянул от него, разглядывая лишь голубые глаза. Тёплая, счастливая улыбка расползлась по лицу.       — Извинения принимаются. — социалист ласково погладил его шею, фыркнув. Рейх готов был задушить его объятиями ещё раз, но стерпел. С минутами прошло сжигающее чувство обиды, и СССР начал понемногу приходить в себя, устаканивая все мысли в голове.                                     ***       — Ангина. — немного грустно вынес вердикт немец, — Ну, что ж, будем тебя лечить. — он бережно накрыл Союза тёплым одеялом, пока на тумбочке в это время дымился горячий чай.       Русский немного покашлял и одобрительно кивнул. Горло по-прежнему саднило. Тонкие перебинтованные руки подрагивали от озноба, но всё-таки сумели взять кружку с приятным напитком. Повязки на руках где-то в глубине души напрягали немца, и Рейх по-прежнему о них молчал, как и о его повязке. Не хотелось лезть не в своё дело. Сейчас важно другое — насколько быстро Союз поправится, ведь с таким хлипким иммунитетом трудно вернуться в строй как минимум за неделю.       Теперь СССР, полностью окружённый его заботой, мило кутался в тёплом одеяле, прижимаясь щёкой к бархатной подушке. Ему ещё никогда не было так уютно в своём же доме. Дабы не терять времени впустую, Рейх сразу дал социалисту нужные лекарства, после предложив что-нибудь почитать.       — Достань с полки ту белую книгу, пожалуйста. — указывая пальцем на книжный шкаф, тихо попросил Сов.       Выбор пал на книгу Владимира Набокова — «Лолита». Нацист редко читал романы, но это произведение, кажется, уже заинтересовало его даже обложкой.       — Любишь нечто нестандартное? — огладив шершавую обложку книги большим пальцем, с любопытством спросил русский и расплылся в слабой улыбке.       — Да, пожалуй. — усмехнулся немец.       Рейх присел вплотную к болеющему, уже намереваясь открыть первую страницу, как вдруг подскочил на месте. Совет непонимающе поднял взгляд на него.       — Я кое-что принёс тебе. — встав с постели, уже спокойно произнёс ариец. Он положил книгу социалисту на колени и пропал в прихожей. По шуршаниям стало понятно, что Рейх что-то искал в сумке. — Закрой глаза. — Союз, улыбнувшись, послушно закрыл лицо ладонями, стараясь не поддаваться искушению и не подглядывать. Стало слишком уж интересно. Слева от парня что-то вновь зашуршало. Нацист коснулся его плеча — теперь трепет гулял по сердцу, как ветер по крышам. СССР не понимал, почему его тело реагировало так, а чувства были сильными, яркими. Когда Рейх убрал руку, Союз, сам не понимая того, немного загрустил. Он не мог понять, почему теперь так нуждается в его прикосновениях. Лишь изредка Совета посещали такие чувства, когда кто-то касался его. Чувства.. они были такими лишь рядом с ним.       — Открывай. — перед собой Совет увидел коробку его любимых лесных ягод. В период осени сладкие дары природы редко поставляют в магазины, но ради русского Рейх нашёл самые спелые и самые вкусные. Ягод было так много, что у Союза от восторга засияли глаза. Ныне в комнате царил запах леса и душистой ежевики. Невообразимо приятно и по-своему успокаивающе.       — Это правда мне..? — парень, не веря своим глазам, продолжал разглядывать коробку, после коснувшись чужой руки.       — Тебе, тебе. — немец снова по-доброму рассмеялся. Голос был таким приятным и искренним, что Союз, кажется, немного покраснел. Покраснел что от его действий, что от голоса. Его присутствие рядом действительно лечило. — Тебе нравится?       — Спрашиваешь ещё. Нравится конечно. — несмотря на хрип, голос Союза становился нежным и ласковым. Было очень приятно получить от немца такой подарок и осознать, что даже такую незначительную вещь про него Рейх помнил. Русский отложил коробку ягод на тумбочку, после чего потянулся к другу, — Спасибо тебе. — шептал он, обнимая его шею.       Альфа промолчал, лишь прижимая ближе к себе. Тёплые объятия, кажется, были лучше тысячи слов. И Рейх понимал это.       Они оставили друг друга в уютной тишине. Она совсем не резала слух, не давила, лишь успокаивала. Рейх наконец пристроился рядом с Советом, который с волчьим аппетитом уже во всю уплетал спелые ягоды. Нацист открыл пролог книги, придерживая её за переплёт. Он терпеливо ждал, пока Сов вдоволь насладится его подарком, наестся. Было приятно наблюдать за тем, когда твоему близкому человеку по-настоящему хорошо. И ненароком испытываешь счастье сам, потому что искренне любишь. Русский отложил коробку в сторону, укладываясь поудобнее. Рейх опять закутал его, словно заплетал в кокон, отчего тот немного поёрзал и прижался к другу. Они начали читать вслух:       — Лолита, свет моей жизни, огонь моих чресел. — неловко начал социалист, но, раскрепостившись после первого слова, продолжил более уверенно. Посаженный голос не останавливал его.       — Грех мой, душа моя. — немец, однако, произнёс это по-особенному. Казалось бы, первый раз пробегается глазами по строчкам, а уже так проникся ими. Заветные слова, что помогли Рейху открыть в себе новое осознание — должно быть, он с первых строк понял, кого ему будут напоминать подобные описания. И о ком он будет думать, читая книгу. В его сердце не было места для мерзкого и гнилого, в отличие от главного героя романа — ариец уже расцветал, стоило ему только увидеть, услышать Союза.       — Ло-ли-та: кончик языка совершает путь в три шажка вниз по нёбу, чтобы на третьем толкнуться о зубы. Ло. Ли. Та. — ровным тоном дополнил Сов. Он уже читал это, но читал так давно, что впечатления от книги уже подавно рассыпались в его памяти, подобно бисеру. Было приятно вспомнить старые эмоции.       Потом читали молча, листая страницы одну за другой. Так часто касались друг друга, что у обоих сердце билось барабанным боем. Не могли выбрать, кто же всё-таки будет ручаться за перелистывание страничек — касались их шершавых крёв одновременно. Одна рука накрывала другую, потом та накрывала первую, словно их пальцы были готовы сплестись воедино подобно корням большого дуба.       Руки немца представляли из себя идол. Идол власти и красоты в едином обличии — должно быть, они просто созданы для работы в кабинете на главной должности, для замысловатого и необычного хобби, для того, чтобы оберегать и хранить. Обратная сторона медали — по рукам нациста и не скажешь, что он воплощение, а не лесной хищник. Тонкие пястья натягивали на себя кожу, когти на кончиках пальцев были чёрными и острыми — кажется, один миг, и они порвут на лоскуты даже самую плотную ткань, что уж говорить про человеческую кожу.       В отличие от Рейха, руки русского были куда меньше и тоньше. Такие аккуратные, изысканные и красивые, но всё время холодные. На них всегда были чёрные перчатки без пальцев, что делало столь божественные руки ещё краше. Перчатки — одна из отличительных черт, что отпечаталась в голове у альфы. Да, это было волшебно, но он по-прежнему не решался спрашивать: что же именно послужило поводом их но́ски? Такие красивые, но так манят, чтобы их стянули с рук.       Не успели они дойти и до десятой главы, как Союз уснул. Он тихо засопел, ища тепло даже сквозь сон. Рейх, заметив это, тепло улыбнулся и поправил одеяло на его плече. Стараясь не шуметь, отложил книгу в сторону и остался сидеть рядом. Рейх уже не помнил, сколько минут или сколько часов они это читали. Не помнил, сколько времени он сидел рядом с Советом, любуясь его лицом в полумраке. На улице вечерело, а они по-прежнему были одни дома, никто не смел мешать им.       Ариец разглядывал каждую прядь, каждый изгиб, каждую изюминку в его любимом друге и не мог налюбоваться. Он любил его, но был не в состоянии это признать. Не мог позволить себе такое, хотя его оттаявшее сердце говорило об обратном. Новые чувства распускались в нём как цветы в разгар тёплого мая. Союз стал для него чем-то большим, чем простой друг. Рейх старался всячески отрицать это по сей день. Старался, но безрезультатно. Сердцу не прикажешь, а чувства не подавишь.       Немец аккуратно поднял дрожащую руку, пододвигаясь ближе. Рейх, казалось бы, всегда строгий и грубый, теперь трепетал от волнения. Кто бы мог подумать? Длинные пальцы стали ласково гладить чужие волнистые волосы, перебирая шёлковые пряди между собой. Альфа опять дрогнул, стоило ему заметить, как Союз начал жмуриться и тяжело дышать — видимо, ему снился очередной кошмар. Рейх бережно перешёл с длинных прядей на самую макушку, начиная поглаживать Союза по голове. Выражение лица социалиста стало вновь спокойным, а напряжение ушло вместе с солнцем, что в спешке закатилось за горизонт. Нацист защищал его от кошмаров и стресса даже во сне, чему удивился и он сам. И в этот вечер он решил для себя, что более не позволит ему страдать. Рейх улыбнулся вновь, прошептав: — Душа моя..