Время — песок

— Значит, нам понадобится свинец. Пять тысяч тонн свинца, — сказал Пикалов после того, как Легасов долго и пространно объяснял химические процессы в реакторе, сначала всему взводу Пикалова и Щербине, затем, когда взвод был отправлен по делам, — еще раз Пикалову и Щербине. Борису очень нравилось работать с Пикаловым. Тот был максимально корректен — и максимально конкретен. Борис это начал особенно высоко ценить, когда, после многих часов, проведенных на ногах, совершенно переставал соображать от недосыпа и усталости. — Все, что нужно, будет здесь к вечеру, — ответил Борис, делая пометки в записной книжке — памяти своей он уже не доверял. Пикалов коротко кивнул и удалился. Борис подул на страницу, чтобы чернила быстрее высохли — пользовался, по старинке, перьевой ручкой. Поток людей и требований иссяк, они остались в штабе вдвоем с Легасовым. Тот после бурного выступления сидел поникший, словно вместе с произнесенными словами и все силы его покинули. — Ну а тебе я чем могу помочь, боль моя? — подумал Борис. По тому, как Легасов удивленно вскинул голову и уставился на него через очки, стало понятно, что сказал он это вслух. Не собирался, но сказал. Вероятно, усталость и недосып окончательно брали своё. Молчание повисло, как грозовое облако. Уйти и притвориться, что ничего не было? Как такое вообще могло сорваться у него с языка? — Чем могу быть полезен вам, Валерий Алексеевич, пока меня не доканала моя головная боль? — выкрутился наконец Борис. Легасов по-прежнему смотрел недоверчиво, но теперь во взгляде промелькнуло сочувствие. — Вас мучают головные боли? — Да, периодически, — солгал Борис. — Это из-за той контузии? — Разумеется, — пробормотал Борис. Он понятия не имел, откуда о его контузии узнал Легасов. Удерживать внимание становилось все труднее. — Если ничего не требуется срочно, я пойду, поговорю с Москвой, — он поднялся, и его шатнуло. — Вас проводить? — обеспокоенно предложил Легасов, тоже вставая. — Нет-нет, я сам, — отказался Борис. Снова нахлынуло то чувство, как давеча, защемило в груди, и он знал уже, знал наверное, что виной всему Валерий и что нужно держаться от него как можно дальше, для своего же блага. В дверях он обернулся — Легасов смотрел на него, и Борису на миг показалось, что тот знает, чувствует его боль, что догадался о его тайне. Когда через несколько часов он обнаружил себя за столом в переговорном пункте, где все-таки отключился после разговора с Москвой, уронив голову на скрещенные руки, он уже не был уверен, что тот разговор с Легасовым в штабе ему не приснился.