***
Утром Анна находит для меня штаны и толстовку с надписью WUU, я принимаю горячий душ, здесь не так плохо, не помешало бы заняться камином и прогреть дом. Нужно спуститься вниз, но я застываю возле мятой кровати. Сажусь на край, долго наблюдаю за безмятежным сном Вилланель, тень сдвинулась, солнце осветило её лицо, она отвернулась. — Хочешь помочь мне с завтраком? — тихо спрашивает Анна, поднявшись к нам. За готовкой мы ведём себя неловко, для этого есть множество причин: вчерашние ночные разговоры под алкоголь были весьма откровенные, плюс Анна как бы заложница, мы сюда не на выходные приехали, а ещё, мы спали все вместе. — Расслабься, всё наладится, — говорит Анна, взбивая желтки в миске. — Не проси меня расслабиться, это невозможно под таким давлением. — Ты сама хочешь под ним быть. — Хочу быть с ней, а не всё то, что происходит. — Ты вчера мне много рассказала, не хочу, чтобы теперь тебе было неловко из-за этого. Я поняла, что это история о той, что ничего не чувствует, и той, что принимает всё слишком близко к сердцу. Но вы с этим разберётесь. Как думаешь, стоит жарить блинчики на неё? Или она продолжит свою голодную забастовку? — Она съест, готовь. Пора бы её разбудить, слишком много сна, будет голова болеть. — Она вообще дышала? — Это не смешно, Анна. Я поднимаюсь наверх и первым делом подношу ладонь к её носу, дыхание касается моей ладони. — Ещё жива, — стонет Вилланель, открыв глаза. — Дам тебе время проснуться. — Я давно не сплю. Просто лежала. — Спустишься к завтраку? Или принести сюда? — Я… — Такого ответа нет, — перебиваю я, опережая её отказ, — Ты позавтракаешь, тебе нужны силы. Я принесу тебе. — Ты купила мне щётку? — Да, всё в ванной, — я указала на дверь. — И туалет там же? — Да. Когда я возвращаюсь с подносом, Вилланель уже нет в постели, она вышагивает из ванной комнаты, опираясь на косяк. — Тебе помочь? — я рада видеть её на ногах, но боль на её лице говорит о том, что для этого сложно. — Нет. — Как себя чувствуешь? — Паршиво. Не допрашивай меня. Вилланель погружается в угрюмую отстранённость. Я хотела оставить её одну, но что-то удержало меня на месте. Она неохотно поела, я предложила вновь свою помощь. В ванной мы почистили зубы, стоять она стала куда увереннее. Можно сказать, что обстоятельства поторапливают её восстановление. — Посмотри на меня, — прошу я, Вилланель поворачивается лицом ко мне, и я осторожно удаляю пластырь с её лба, — Теперь умоемся. — Не нужно со мной как с ребёнком, Ева. — А как ты хочешь? — Хочу оказаться на коленях. — Что? Нет, Вилланель, давай без этого. — Не хочешь меня? Так и скажи: то, что от меня осталось, тебя не заводит. Ты предпочитаешь спать с другой. — С Анной? Не начинай, мы легли вместе, чтобы не тревожить тебя. — Ева, я не слепа. Теперь, имея возможность сравнивать, я вижу, насколько иначе ты относишься ко мне. Мои слова в штыки, других ты слушаешь. Со мной ты никогда не вела душевные беседы на кухне с алкоголем. Она зовёт тебя помочь, и ты соглашаешься. Ты не обсуждала со мной детство как с ней. — Что я могу сказать… Ты часто притворяешься, что спишь… — А ты жаждешь нормальной жизни, как только меня нет рядом! — Так, в чём я тут виновата? — В том, что ты не хочешь жить так со мной. Я проснулась, и ты даже не поцеловала меня. Ты не хочешь близости. — Это не так. Я очень часто отношусь к тебе мягко и проявляю чувства. Извини, если не бросаюсь на тебя с поцелуями и не заставляю трахаться в любом состоянии. — Мне хочется близости, прямо сейчас, — вздыхает она, касаясь кончиком носа моей щеки. — Ты боишься, что без секса я совсем неконтролируема тобой? — Если говорить о страхах, мне кажется, или тебе по-прежнему очень странно заниматься сексом со мной? — Да, это так. — Ну, мы столько раз им уже занимались, что твоя лицензия на гетеросексуальность отозвана. Окей, с этим вполне можно согласиться. Мне пока сложно принять новую себя, ту, что предпочитает нежную кожу без щетины, плотные мячики грудей, вместо широкой волосатой площадки груди Нико, тайны и загадки между ног, вместо эрегированного члена, с которым всегда было просто. Знаю точно одно, моё влечение не искусственное, я ощущаю это, когда смотрю на неё, когда касаюсь её, когда думаю только о ней. Я наклоняю голову и целую её в шею, пульс под моими губами подпрыгивает и дёргается. Горло вздрагивает от проглоченной слюны, я поднимаюсь языком к подбородку. — Неплохо, Ева, иди ко мне, — она увлекает меня в продолжительный поцелуй, который прерывается стуком в дверь. — Можешь войти, Анна, — разрешаю я, а Вилланель скрипит зубами от злости. — Мы просто чистили зубы. — Нет, мы хотели заняться сексом, уже начали, спасибо, что всё испортила. — О, извините, я не думала, что в таком состоянии вы можете быть заняты этим, — она улыбнулась грустно и неловко, — Хотела предложить поменять повязку, это важно делать вовремя. И, выпей эти таблетки. — Мне лучше выйти, — подчёркиваю я, здесь достаточно тесно, и я не хочу смотреть на это. — Нет, Ева, останься, — просит Вилланель, и на этот раз без вопросов принимает таблетки. Я помогаю ей снять верх, она без стеснения остаётся перед нами топлес, если бы мы сейчас играли в игру, не пялься на грудь, то проиграли бы обе. Вилланель устала стоять и заводит руки назад, чтобы опираться на тумбочку. Я возбуждаюсь сильнее, это не запоздалый эффект от поцелуя, просто сейчас, сложно никак не реагировать на её напряжённые мышцы. Она собирает шрамы по левую сторону тела, словно каждый раз кто-то промахивается, попадая мимо сердца. Кто-то… Даже я. На её торсе много родинок, такие крошечные, тёмные, манящие, словно сама её природа, её сущность, уже отметила, куда следует прижаться губами. Предстоящая процедура не из приятных, Анна обрабатывает руки, мы переглядываемся, почему всё такое наэлектризованное? Вилланель вначале стойко терпит боль, рана выглядит ужасно, но Анна говорит, что она чистая и всё должно начать заживать. — Вот чёрт! Это слишком! — вскрикивает Вилланель, схватив меня за плечо. — Что? Что ты сделала? — спрашиваю я нервно Анну. — Ещё немного потерпи, я заканчиваю. Анна наклеивает новую повязку и задевает тыльной стороной руки грудь Вилланель, словно специально. Их взгляды заискрили. — Если хочешь меня облапать, спроси разрешение у Евы, — дрянная улыбочка появляется на лице Вилланель. — Ты меня не интересуешь, — хмыкает Анна закончив. — А Ева? Жар с моего лица так и не спал, так что, не было заметно, что этот вопрос сделал со мной. — Вернёшь её в постель, не нужно столько нагрузки, — Анна игнорирует её вопрос и разговаривает со мной, я пытаюсь адекватно реагировать на слова, киваю, — Я сделаю ей массаж позже. Оставив нас наедине, я минуту смотрю в пол, пусть хоть что-то об этом скажет, я взорвусь! — Хочешь её? Я не выдерживаю и заряжаю ей пощечину. Адреналин покалывает кончики пальцев, тело бросает в холодный пот. Глупо было надеяться, что она это стерпит. Схватив меня за горло, она направляет меня к унитазу, заставляет сесть, забирается сверху, устраиваясь на моих коленях, сжимает горло сильнее. — Забавно, на что ты всегда рассчитываешь, когда дерзишь мне или сопротивляешься? Вчера, перед сном, я чувствовала себя смелой, всесильной, ответственной за её состояние, за контроль в этом доме, а сегодня она размазывает меня. Она одновременно может быть жестокой, гадкой, холодной и правой, что раздражает меня, действительно, на что я рассчитывала? Её щека покраснела, а у меня останутся следы на шее. Грубо забирается ко мне в штаны и бельё, её пальцы ощущают мягкость и обильную влагу между моих ног. Я знаю, что она сейчас выбирает фразу поострее, хочет ввернуть её в меня как можно больнее. — Течёшь от грубости? Хочешь быть трахнутой на унитазе? Или тебя так радовало, как меня касалась Анна? Ева… Выдыхая моё имя, она убирает цепкие пальцы с моей шеи и облизывает её, пальцы плотно входят в меня, я кусаю губы, это слишком хорошо. Унизительно, но чертовски сладко. Нравственные колебания отступают, когда в голову ударяет похоть. Синдром коврика перед дверью, можно перетерпеть, скрипя зубами, когда она так хочет своего. — Наслаждайся, пока можешь, — выпаливаю я в её губы. Не всё в её руках, и она прекрасно это знает, о чём свидетельствует её задумавшийся взгляд, пульсирующая вена на лбу, и затем жадные губы, что впиваются в мой рот. Она трахает меня быстро, даже остервенело, я не впускаю её язык, глушу в себе стоны, и оргазм мой такой же сдержанный, а может, его совсем не было, я просто вздрогнула, от того, как она глубоко ввела пальцы, и уткнулась в её плечо. Желая тут же отвлечь от себя, я начала целовать её ключицы, и она вынула руку из моего белья, этими же пальцами подняла мою голову за подбородок, чтобы я смотрела в её глаза. — Ты ведь кончила? — На самом деле тебя это не волнует. Я касаюсь большим пальцем её губ, оттягиваю вниз нижнюю, он становится влажным, и я касаюсь им её соска. Ласки пальцами смоченными слюной сменяются моим языком, трогаю только ореолы, едва касаясь сосков. Пальцы по спирали движутся от края груди к центру, Вилланель елозит на мне, поглаживает мой затылок. Я собираюсь пососать один налившийся бугорок, и всё же довести себя до оргазма, Вилланель стонет от моих губ, а я касаюсь себя. После Вилланель там полнейший беспорядок, горячо и влажно, плоть реагирует остро, я сжимаю свой клитор, и проецирую это же пальцами на её груди. Когда я зажимаю сосок груди и слабо сдавливаю, Вилланель видит, что я делаю, и стонет громче. — Тебе не хватило? Ты обманула меня, Ева. Не хочу прерываться, в глазах уже темнеет, вот-вот я кончу, тело приготовилось к этому! — Остановись, — требует она и вытягивает мою руку, я открываю глаза и вижу всю её злость во взгляде, в том, как она смотрит на меня. Без слов, она поднимается, терпит боль, тянет меня за собой, я с трудом встаю, она прижимает меня к двери, сдёргивает с меня штаны, встаёт передо мной на колени, и мне приходится отдаться ей. Это запредельно, слишком остро, теперь нет сомнений, оргазм получен, мне за него стыдно, слишком громкий, слишком открытый. Я сползаю вниз, Вилланель целует меня, её губы в моём секрете, лицо жаркое, дыхание слишком горячее, она так старалась, всё, чтобы превосходить меня. — Ненавижу тебя, — произношу я уставшими губами, как только она их освобождает от себя. — Прости. В меня всегда сначала летит кнут, а затем эти ничего не значащие для неё извинения. Так поступают тираны, и я чётко понимаю сейчас, что, когда она окрепнет, всё будет именно так, через насилие, потому что это то, что она понимает, и то, чего она хочет. Я не собираюсь бороться с её отношением ко мне, к жизни, к сексу, мне не разорвать её дружбу со смертью, мне не сделать из неё покладистую, понимающую партнёршу. Мне хочется понять, как с этим уживаться. Как не рыдать в подушку, не смотреть в потолок, не ощущать боль от сказанных слов? — Уйди от меня, тебе нужно лежать, иди и лежи! — Тебе же понравилось, Ева? Я молча встаю, одеваюсь и выхожу из ванной, мои ноги быстро перебирают ступеньки, я думаю выскользнуть из дома, сбежать, не знаю насколько, вперёд, подальше отсюда. У порога меня ловит Анна. — Эй! Всё в порядке? — обеспокоенно, спрашивает она, я терплю в себе весь взрыв, она касается меня, — Постой, что случилось? Не могу найти слов, случилось всё, что только могло случиться! Взрыв происходит и мне так стыдно, что я обнимаю Анну, заплакав, а она и не думала отталкивать и загружать вопросами, просто прижала к себе посильнее и начала укачивать в своих объятиях. — Хочу уйти, — от всхлипов больно грудь. — Хорошо, успокойся и возвращайся, ладно? Не оставляй меня надолго одну со своей сумасшедшей. Её слова звучат для меня оскорбительно. Моя сумасшедшая? Нет! Я не хочу отвечать за всё то, что она творит, она не моя, это собственность самой преисподней, и то её оттуда выставили! По ней сразу видно, что она даже дьяволу не нужна! Я честно пробовала всё. В моей голове есть безумная идея, дойти до соседей, попросить телефон, набрать номер Каролин, его я помню по памяти, и договориться о сделке. Мне всё равно, какой стороне это будет интересно, мне нужна безопасность, а они получат Вилланель. Я знаю, где лежит один пистолет, что был вчера в моих руках, найду второй, и она будет безоружна. Я не спотыкаюсь, твёрдая походка приводит меня к дому соседей, но на подъездной лужайке нет машины, вокруг тишина. Я сажусь на ступеньки у крыльца, сжимаю свою голову, будто она и так не сжата обручем боли, и заставляю себя отпустить. Просто отпустить всё произошедшее. Мне вернуться? Не терпеть, а просто выплеснуть всё это на неё? Я буду много жестикулировать, она будет смотреть на меня исподлобья с желанием убить. К чёрту ту самую, невероятную связь, о чём мы только думаем, играя так жестоко! Нет, бесполезно объяснять ей, вести диалог, она никогда не поймёт моих чувств и того, что делает меня мной, эти хитросплетения переживаний ей не уловить. Возвращаюсь в дом, убеждаю Анну, что всё в норме, я в норме. Вилланель поднялась сегодня ночью в спальню, и при ней вряд ли был пистолет, я нахожу его в диване, прячу за пазуху. Карта, ключи от машины. — Мне нужен телефон, не говори Вилланель, куда я уехала, хорошо? Хочешь, поехали со мной, ты свободна, ты вовсе не обязана терпеть нас. — Поезжай, я сделаю ей массаж и мы займёмся зарядкой, я присмотрю за ней. За неё говорит клятва Гиппократу? Она не может бросить пациента? Она не знает Вилланель, и это незнание может её погубить. Я иду к озеру и выкидываю оба пистолета, те тяжело падают в воду и навсегда остаются на дне. Мне легче, по крайней мере, она больше никого не застрелит. Несмотря на повороты, я стремительно повышаю передачи, сцепление с дорогой, скорость, это отрезвляет, всё внимание на то, чтобы не угробить себя, и это отвлекает от остального. Я добираюсь до ближайшего города, покупаю телефон, оформляю связь, я почти совершаю звонок…***
Поздний вечер, я останавливаюсь у дома, быть где угодно, но не здесь, стало моим спасением. На улице всё так же мрачно, тени пугающе нависают со всех сторон, но на противоположном берегу озера дом сверкает как рождественская гирлянда, оттуда доносится громкая музыка, слышны крики и смех. В нашем доме тепло, с порога я понимаю, что Анна не только прибралась, но и развела огонь в камине, приготовила ужин, я это всё пропустила, чувствую вину. — Я волновалась за тебя, — тихо говорит она, приближаясь ко мне. — Хотела побыть одна, мы остались без связи, не удалось предупредить. Это в первый и последний раз, прости. Вилланель, там? — спросила я, указывая взглядом на второй этаж. — Не совсем. Она у соседей. — Что? На той вечеринке? — Я сказала ей, что это сейчас не для неё, но она меня послала. И раз тебя нет, остановить в одиночку я её не смогла. — Она еле на ногах стоит, но вечеринка не проблема? Боже, просто, за что мне это! — Она очень разозлилась на тебя. Ты уехала, ничего не сказав, и она не нашла пистолет. — Я её верну. — Ей наскучит и она вернётся, ты выделила время для себя, дай и ей побыть одной. — Ты не понимаешь, она может что-то натворить. Никто не в безопасности рядом с ней. Вокруг озера деревянный настил, и я долго иду по нему, сколько же в Вилланель сил и упорства, уйти так далеко! Музыка всё ближе, я уже различаю текст, дом буквально пульсирует, кажется, когда я зайду в него, то просто ослепну. На улице, перед домом у озера, горит костёр, языки пламени щекочут нервы зрителям, в основном подростки, с банками пива, в обнимку со своей половинкой. Хорошо, что никто не обращает на меня внимания, я прохожу в дом. Тут не всё так скромно как на улице, многие позволяют себе сосаться у стенки, две девушки устроили танцы на столе, здесь есть что-то кроме алкоголя, и я надеюсь, Вилланель это не пробовала. Я нахожу её за пианино, она поглаживает ногу девушки, что стоит рядом с ней, в безобразно короткой юбке. Я ударяю по нескольким клавишам одновременно, напугав их. — Что за хрень! — вскрикивает девчонка, — Это что, твоя мамаша? — Хуже. Иди, проветрись, — посылает её Вилланель. — Найдёшь меня? Ты обещала, — девчонка облизнулась, прыгая перед Вилланель. — Обязательно, иди. — И что ты обещала ей? — строго спрашиваю я, провожаю ту взглядом. — Ты не хочешь знать. — Пойдём отсюда. — Нет, тут весело, и пиво халявное. — Я почти уверена в том, что тебе нельзя мешать алкоголь с тем, что ты принимаешь. — Ты пришла сюда зудеть? — Забрать тебя, пожалуйста, пойдём. — У меня вопрос, ты будешь сбегать после каждого секса со мной? Неужели так плохо? — Давай не будем говорить об этом здесь? — Поддерживаю, поднимемся наверх. — Нужно вернуться в свой дом. — У нас нет своего дома, Ева, мы везде гости. Идём со мной. Вилланель поднимается и берёт меня за руку. Для той, что неделю назад была почти прикована к койке и инвалидному креслу, она отлично передвигается, а пуля, что прошла по касательной, вовсе её не беспокоит. Конечно, я не знаю, что она при этом терпит, в любом случае она это не показывает. Когда Вилланель ведёт куда-то за руку за собой, стоит насторожиться. Она пропускает вперёд, словно знает этот дом, и мы оказываемся в кабинете, свет фонарей с улицы создаёт здесь приятный полумрак, но всё различимо. И массивный стол, и шкафы с книгами, картина с замком на стене, позади меня в двери проворачивается ключ. — Попалась, — улыбается Вилланель, показывая его в своей руке. — Что мы здесь делаем? — Ты же хотела узнать, что не терпелось сделать той девчонке, кстати, она дочь хозяина этого дома. Устроить вечеринку в загородном доме в тайне от родителей, чтобы тебя непременно поимели, и потом влетело за ущерб от отца, ох уж этот подростковый максимализм! — Ты ещё не восстановилась, тебе здесь точно не место. — Пару бутылок пива, обезболивающее, что дала Анна, и таблеточка экстази от сладкой девочки, отличный рецепт, мне лучше, спасибо за беспокойство. — Понятно, ты не в себе сейчас. — Зачем сразу так пугаться? Я чувствую себя намного лучше, всё отлично, Ева, иди ко мне. Подойди, — требовательно произносит она. Мы друг напротив друга, она позволяет себе погладить меня по лицу, а я рассмотреть её глаза, расширенные зрачки гипнотизируют, она действительно обдолбалась наркотой, и кто виноват? Если бы я не сбежала, если бы осталась рядом! — Пошли домой, Вилланель, пожалуйста, — мой голос дрожит, и она дёргает один уголок рта в ухмылке. — Обязательно пойдём, но сначала ты потрогаешь это… Взяв мою руку за запястье, она направила её к низу, прижала ниже пояса и я почувствовала что-то жёсткое, сжала это и удивлённо уставилась на неё. — Та девчонка весь вечер кружила вокруг меня, сделала подарок, расписывала, как это будет, она готовилась к ночи со мной. — И если бы я не пришла? — Меня не интересуют малолетки, я планировала вернуться с этим в дом и как следует наказать тебя за твоё отсутствие. — Ты на всех действуешь токсично. — Или они на меня. Неважно. Этот день был безумно скучный без тебя, Анна причинила мне много боли, её методики очень агрессивны. — Но это помогает тебе. — Согласна. Только я устала терпеть боль, устала быть брошенной тобой, этот дом манил меня, и здесь мне лучше, и тебе станет лучше, доверься мне. Вилланель открывает маленький пакетик, в нём всего одна, красная таблетка, в виде символа Супермена, она кладёт её на язык, и, обняв меня, предлагает её забрать. Она предлагает мне наркотик! Но если не заберу я, она примет его сама, а ей явно достаточно. Обхватив её губы своими, я разжимаю зубы, она кладёт таблетку мне под язык, поцелуй на удивление спокойный. — Хорошо? — спрашивает Вилланель, с желанием получить от меня одобрение, я киваю, — Не бойся новых ощущений, ты со мной, тут безопасно. — Я знаю, что ты хочешь сделать со мной. — И ты ведь не против? Давай, выбирай место. Я ощущаю какое-то особенное тепло в теле, не от возбуждения, новое, охватывающее, от этого становится так радостно. Я ни с чем не перепутаю радость, её так мало в моей жизни, это желание улыбаться, это лёгкость, я в безопасности, со своим любимым, токсичным человеком, и он только мой! Кто в мире может похвастаться этим? Меня любит и хочет гремучая смесь опасности, привлекательности, озорства и сексуальности. Боже, Вилланель всегда сексуальна, спящая, с макияжем и без, в дорогих шмотках или бомжеватых, избитая или идеальная, под алкоголем, под наркотиками, агрессивная, или мягкая как котёнок. Любая. Я целую её и ощущаю нарастающий восторг в груди. — Я тебя люблю, — произношу я, переключаясь на её шею. — Отлично, но я не спрашивала, — смеётся она, и я вожу языком по вибрациям её горла. Странно, мне казалось, она спросила. Становится жарко и душно, мы подходим к столу, точнее, она меня к нему толкает. Сбрасываю всё с поверхности на пол, снимаю с себя штаны и бельё, усаживаюсь, развожу колени в стороны. — Ну, наконец-то ты поддалась. Вилланель развязно целует меня, таблетка уже растворилась и я ощущаю её эффект, эта волна бодрости и самоуверенности, обострение ощущений. Каждый её поцелуй как взрыв. Я трогаю себя между ног, там всё готово к её визиту, я быстро потекла, если не остановлюсь, то кончу от своих же пальцев. Вилланель приспускает штаны, в её руке упаковка с презервативом, она рвёт её зубами, я глажу её шею с желанием притянуть к себе. — Сейчас, Ева, потерпи, — просит она, облизывая губы, натягивая презерватив на страпон. То, как она разгладила его, это движение кулаком по скользкому латексу возбудило меня до предела, я заёрзала на месте, сдвинулась к краю. Сворачиваю толстовку на талии, чтобы она могла видеть, как я буду растягиваться вокруг игрушки, как буду течь и принимать её в себя. — Только я не могу быстро, Ева, и не хватайся за меня сильно. — Да-да, — подтверждаю я, что всё поняла. Вилланель надавливает, придерживая, без какой-либо резкости или жестокости, так внимательна к процессу, так сосредоточена. Она обесценивает все половые акты с Нико одним разом, это просто не может сравниться, я такого раньше не чувствовала. Всё во мне застывает на пике наслаждения, оно впитывается в каждую молекулу моего тела, даже страшно, что если станет ещё лучше? Смогу ли я перенести все эти новые ощущения? Снимаю с себя толстовку, остаюсь перед ней обнажённой, и её глаза, обжигая меня, осматривают, наслаждаются, восхищаются мной. На меня никто и никогда так не смотрел. Мне кажется, то, что мы приняли, замедляет время, движения медленные, в них вся инерция наших тел. Я поглаживаю её напряжённые ягодицы, сжимаю, поднимаюсь к копчику, я хочу потрогать её поясницу, место недоступное мне в последнее время. Я прошу её разговаривать со мной, что угодно, мне важен её голос сейчас, и она говорит о том, как ощущает на себе страпон, словно он настоящий. Она понимает, как он заполняет меня, этот эротический образ я запомню навсегда. Вилланель спокойна, движения поступательные, уверенные, она прикасается к моей груди. Я не замечала, как покалывало мои соски, пока она не избавила меня от этого, сжимая их. Я выпускаю стон, мне действительно запредельно хорошо, неожиданно для самой себя, я прошу меня заткнуть. Вилланель прижимает свою твёрдую ладонь к моим губам и какое-то время мои стоны глушатся, резонируют внутри меня. Она берёт меня жёстче, но затем убирает руку, и мы возвращаемся к медленному ритму. Я не злюсь на неё, что заманила меня, что дала мне наркотик, мне это было необходимо, наконец-то я далеко от всех наших проблем, есть только этот пульсирующий кабинет, её толчки во мне. Так много звуков, музыка добирается до нас неразборчивым битом, мои стоны теперь свободны и сливаются с ним, а ещё есть влажный звук и звук её тяжёлого дыхания. Ей сложно? Она устала? Такая нагрузка слишком преждевременна. Я касаюсь её спины, и чувствую под ладонью толпу мурашек. — Ева, ты круче, чем экстази, — слетает с её губ. Мне хочется прижаться к её груди и насовсем остановить время, быть с ней, с такой, какая она сейчас. Самые нечеловеческие условия сделали из неё человека, понимающего и нежного. Я двигаюсь ещё ближе к краю, выпрямляя спину, и приблизившись к её губам, жду от неё поцелуя. — Чего ты хочешь, Ева? — Чтобы ты поцеловала меня. — И всё? — Чтобы продолжала двигаться во мне. — Почему ты то хочешь, то не хочешь этого? Как мне узнать, где черта между насилием и взаимностью? — Никакого насилия никогда не было. — Ты говоришь это специально сейчас. — Поцелуй меня. Вилланель склоняет голову, смотрит в мои глаза, не решаясь им поверить, да, я под наркотиком, не соображаю, что говорю, ей не стоит мне верить. Мы целуемся, я кончаю, но магия не проходит. Вилланель снимает с себя страпон и прячет его в первый ящик стола. — Сюрприз для отца той испорченной девчонки. — Это жестоко, — улыбаюсь я, притягивая Вилланель к себе, — Хочешь, я сделаю что-то для тебя? — Заманчиво, но я очень устала, Ева. Её отказ это что-то инородное, если бы я не знала о её состоянии, решила бы, что она шутит. Мы спускаемся вниз, я сжимаю её руку крепче, звуки меня дезориентируют. На улице нас зовут к костру, Вилланель смотрит на меня. — Я не против посидеть у костра, — говорит спокойно она. — С тобой всё в порядке? Ты какая-то… — Всё отлично, идём! Мы заняли место на большом надувном матрасе, я взяла для нас плед, чтобы укрыться. Запах горящего дерева невероятен, сегодня полнолуние, свет от него сверкает на водной глади озера. Вилланель устраивается на мне, её затылок на моём плече, и я целую её макушку, волосы пахнут шампунем, но это ненадолго, мы пропахнем костром. Я долго смотрю на пламя, мне хочется бросить в него своё прошлое, чтобы оно больше не скоблило мою душу, чтобы не цеплялось в новые события и не отправляло их. Что если бы мы встретились случайно в любом кафе мира? Она бы, конечно, подошла первой, знакомство, флирт, я бы сразу всё поняла, она бы ничего не стала утаивать. Допустим, она была бы среднестатистическим работником офиса, а я бы уже начала бракоразводный процесс с Нико, и мы сбежали бы вдвоем, и, возможно, судьба так же привела бы нас сюда, к этому костру. Я любила бы её всем сердцем, она была бы обычным человеком, и никакой боли, только подумать, только представить такое! — Тебе не холодно? — спрашивает она, словно знает, мои мысли надо разогнать. — Нет, а тебе? — Нет, тебя отпустило? — Даже не знаю, мысли очень странные. — На воздухе быстро выветрится. Мы разговаривали о ерунде, пока она не стала тяжелее, оказалось, что она заснула. Несмотря на гомонящих вокруг нас подростков, долбящей по ушам музыке, и мой голос, она отключилась. Я погрузилась в себя так глубоко, что пламя костра было не только впереди, но и вокруг меня, даже внутри. Когда плед сполз с её плеча, я решила его осторожно поправить и увидела, что у неё оголился бок, вероятно, задралась толстовка, я хотела её отдёрнуть, а она оказалась влажной на ощупь. Я вынула руку на свет от костра, на пальцах блестела тёмно-бордовая кровь. — Вилланель, эй? Я прикоснулась губами ко лбу и он оказался раскалённым. Потормошив её в каком-то секундном страхе, я увидела, как она открыла глаза. — Нам что, уже пора? — Да. У тебя кровь, нужно срочно вернуться к Анне. Идём. — Ещё немного, тут так идеально для нас. — Я буду с тобой, давай, я помогу тебе встать. Вилланель поднимается неохотно, надеюсь, она в состоянии дойти. Я уже ищу глазами кого-нибудь покрепче на случай, если мы никуда не дойдем. Вилланель прижимает ладонь к боку и кивает головой в сторону нашего дома, я предлагаю ей опору, но она отказывается. Мы проходим четверть пути, когда Вилланель останавливается и хватается за ограждение. — Эй, тебе плохо? Осталось немного, — вру я. — Мы не вернёмся в тот дом, пока ты не скажешь мне, что будет дальше. — Не время для вопросов, Вилл! — Вилл? Мило. А когда задавать их? Когда ты думаешь о побеге, когда ты думаешь о нормальной жизни не со мной, когда на нервах, когда ненавидишь меня? Ты сбегаешь, в клинике было так же, целый день заставляешь меня думать, что я брошена, опять и опять! — Ты теряешь кровь, и, похоже, рассудок. Я не буду сейчас ругаться с тобой! — Ты ударила меня, Ева, та пощёчина, а я ведь просто высказала своё наблюдение. — Какое? Что мне нужно что-то от Анны? Что она хочет чего-то от меня? — Я ревную и поэтому идиотка? — Ладно, может, что-то есть. Она милая, она помогает нам! Я хочу относиться к ней тепло в благодарность за жертву. Не я буду зашивать тебя сейчас. — Почему когда я поступаю плохо, ты возводишь это до величайшего греха, а если ты, то так нужно? Насилия никогда не было, была ложь? — Я знала, что ты это запомнишь! — Хочу, чтобы ты признала, Ева, ты не лучше меня. — Сравнивать нас нелепо! — Ты боишься допустить сравнение, потому что боишься нашего сходства? Я убийца и из плохишей, но что насчёт тебя? Ты работала на опасных людей, ты пырнула ножом человека, хоть этот человек и заслуживал, но всё же? Как и тот, что заслуживал удара топором в спину, обстоятельства, защита, и всё же? Не стоит говорить, что, зная о преступлениях, ты их скрываешь, а значит, являешься соучастницей. Ты очень много знаешь, Ева. А каждая минута твоего молчания, сокрытие улик и информации обо мне обходится миру очень дорого, он несёт новые потери. Что насчёт бедной старушки? Мы убили Дашу вместе. А ещё, ты похитила человека. — Ну, всё, достаточно! — Достаточно? Что насчёт Нико и его потери? Ты защищала меня своим молчанием столько раз… Ты участвуешь в преступлениях, Ева, твои руки в крови. Поэтому, прежде чем считать меня тёмной, подумай, не запачкалась ли ты? Как иронично, что на моих руках действительно сейчас кровь, она высохла и стянула кожу. Читать человека нелегко, Вилланель никогда не поддавалась мне, ещё тяжелее, когда читают тебя, ей это удалось, она всё верно подметила. Я подхожу ближе, беру её лицо в свои ладони, её взгляд перестал быть стеклянным, да и меня отпустило. — Я как ты, — от этого признания всё перехватывает, и горло сжимается, не желая больше выдавать звуки, — И мы идём по одному пути, нас могли убить из-за этого. — Но не убили, ты спасла нас. — Это ты их застрелила. — Ты спасла, когда я предложила включить фильм, а ты попросила побыть в тишине. Так мы услышали звук глушителя. — В следующий раз нам может не повезти. — Где оба пистолета, Ева? — Я от них избавилась. — Зачем? — Не хочу, чтобы ты ещё кого-то убила. — Тогда убьют нас. — Кого бы ты ни разозлила, кто бы сейчас не охотился за тобой, 12 тебя защитят, нужно лишь сообщить Хелен где мы. — Тогда тебе нужно будет оставить меня, я не могу рисковать тобой. — Оставить? — Да, на время, я окрепну, начну выполнять заказы для них и мы сможем увидеться. — Ты сейчас что, предлагаешь мне, оставить тебя здесь? — Мне будет проще разобраться во всём без тебя. Подумай над этим, Ева. P.S. Спасибо всем огромное за поддержку! С меня главы с вас хоть пару слов, есть интерес у вас, и мне двигаться вперёд легче :) Спасибо за донат Юлии и Полине!