Переспи со мной

       Вожделение — это то, что Вилланель страстно желает и стремится удовлетворить даже во вред себе. Одно из худших качеств, ведь оно действует через воображение, а оно у Вилланель весьма богатое. Перед тем, как заснуть, я много думаю о нашем сексе, это всё ещё не любовь. Смесь её плотских желаний и грубости, и как бы я не хотела это остановить, участвую охотно. Это захватывает и затягивает меня, стыд и мораль гаснут во мне, она медленно, но верно тушит во мне всё светлое. Звучали громкие слова, я назвала её ошибкой, странно, я никогда не задумываюсь, как могут ранить мои слова, а сама при этом всегда остро реагирую на сказанное в мою сторону. Я привыкла считать, что она непробиваемая, и что она заслуживает всех жестоких слов в мире! Но я всё чаще вижу, что реакция на слова есть, что её может что-то задевать, что она, как и нормальный человек, может быть ранена. Всё это прикрыто шутками, резким сарказмом, так она уходит в защиту.        Заснула, так тихо дышит, даже не слышно, и мне грустно, хотела бы я сейчас поговорить о том, что у меня на уме. Мне страшно прижимать её к себе, и лежу неподвижно с того момента, как она сама прижалась спиной к моей груди. Странное ощущение, словно я могу её исцелить таким способом, словно она может впитать в себя мою силу. Тишина, слышно как Мария щёлкнула выключателем в соседней комнате, значит она слышала всё, что здесь происходило. Каждый день сложный, я как обычно без сил под конец, с Вилланель просто, только когда она спит. Я даже не спросила, что ей говорила Хелен, а она не спросила меня, но в целом ситуация выглядит плачевно. Я даже не знаю, от кого именно исходит угроза? Это те, кто собирается за кого-то мстить? Это Хелен? Или опасна сама Вилланель?        Мне снится сон, тревожный и глубокий. Красный коридор клиники, приглушённые звуки посторонних, я вижу Вилланель перед собой. Её лицо кажется ещё более юным, взгляд чистым, улыбка печальной. Я смотрю в её светлые глаза, и она прищуривается, обнимает меня, крепко и надолго. В конце коридора вспыхивает зарево, подобно закату в пустыне или степи, от чего всё становится кроваво-красным.       — Не бойся, — твёрдо просит она, но стон боли следом за словами заставляет меня найти её источник.        Её белоснежная рубашка пропитывается кровью, сливается со стенами, полом и потолком здесь, я хочу кричать, но не могу.       — Оксана?       — Она убила меня.       — Кто? Вилланель?       — Она убила меня, — зарево поглощает нас.        Я просыпаюсь, но в оцепенении и шоке от того, что помню все ощущения из сна. Пугаюсь, что могла бы дёрнуться и навредить Вилланель, но её нет рядом. Из соседней комнаты доносятся голоса, она с Марией. Оказывается, я проспала, завтрак пропущен, Анна уже ждёт. В кабинете мы напряжённо молчим, и её это беспокоит.       — Какая-то ты вялая, Вилланель, хорошо спала?       — Да, нормально, — потирая лоб ответила Вилланель.       — Ты позавтракала?       — Не успела.       — Ужин?       — Ты допрашиваешь меня? Нет, не ужинала.       — Ева?       — Что? Я не могу заставлять её как маленького ребёнка! Ужин был, но ей было не до него!       — Я хотела спросить, что с тобой…       — Извини. Эмм, просто мне приснился плохой сон.       — Почему ты не сказала мне? — встряла Вилланель.       — Потому что ты прохихикала всё утро с Марией!       — Сколько напряжения, его нужно снять, — мягко подчеркнула Анна, отвлекая нас от очередной стычки, — Вилланель, пробуй тянуть колено на себя, а я помогу Еве.        Анна оставила Вилланель и подошла ко мне, встав за спиной. Её уверенные в движениях руки сжали мои плечи, а затем, начали их поглаживать, как бы спрашивая разрешение.       — Расслабься, — просит она, чтобы привести меня в состояние покоя, но она не знает, что я слышу это слово чаще всего в момент, когда Вилланель меня насилует.       — Да, расслабься, Ева, — хмыкает Вилланель, наблюдая за этим.        На зло ей, я действительно расслабляюсь и отдаю себя в руки профессионала. Не знаю, мастерство это или магия, но я буквально чувствую как застоявшаяся кровь забегала по моему телу, как стало приятно горячо в области груди, как появилась лёгкость. Почему Вилланель ещё не бегает после этих прекрасных рук? Её пальцы на шейных позвонках, её пальцы на моей шеи, растирание разогревает мускулатуру и суставы, а затем она приступает к разминанию, и это наслаждение. Когда Анна возвращается к Вилланель, я тихо благодарю. Это немного неловко, словно неприкрытый флирт, это, определённо, задевает Вилланель.        В ходе их сеанса я поймала себя на мысли, что наблюдение приносит удовольствие, участие не обязательно. И почему мне этого достаточно, а Вилланель вчера не справилась? Даже если я подкреплю наблюдение фантазией, я смогу держать себя в руках.        Со спины Вилланель почти сошли все гематомы, эти желтовато-зелёные следы стали ещё бледнее. Невозможно представить, удар какой силы она перенесла и как это было страшно. Не хочу, чтобы мне это вновь приснилось, отвлекаю себя разговором с Анной. Она не против совмещать работу с беседой, обычно с ней говорит пациент, но наш пациент безмолвен. Вилланель особенно тихая, а не вялая, вероятно, она продумывает план, и до нас ей дела нет. Когда они закончили, и я берусь помочь Вилланель с джемпером, Анна рядом.       — Серьёзное было ранение, — отмечает она, увидев шрам.       — Так и чувства были возвышенные, — отвечает Вилланель, и я смотрю на неё с просьбой заткнуться.       — Чувства? Тебя пырнул купидон? — Анна улыбнулась и поморщилась одновременно.       — Это сделала Ева.       — Она шутит! — тут же вмешалась я.       — С чего бы мне шутить о таком, Ева? У неё такой же шрам чуть выше правой лопатки. Похоже, обмен кольцами это не наша тема.        Я вылетела из кабинета, Вилланель кричала мне вслед, чтобы я остановилась, чтобы подождала её, на меня все смотрели, но мой гнев нёс меня прочь. В палате я хватаю сигареты и выхожу на балкон, мне кажется, я могу здесь спрятаться. Позади меня дверь отъезжает в сторону.       — Ева, зайди в палату. Я не могу подъехать к тебе, тут грёбаная ступенька!       — Вот и отлично, видеть тебя не хочу!       — Да чего ты так разозлилась? Ева!        Я игнорирую её, сама способна понять, что натворила. Оставалось пару затяжек, как неожиданно, Вилланель ударила меня по рукам и сигарета вместе с пачкой улетели вниз, я испуганно посмотрела на неё, она со злостью схватила меня за плечо.       — Не игнорируй меня!       — Пусти!       — Мне пришлось встать!       — Это ненадолго.       — Тебе лучше не злить меня!       — Мне? А тебе можно? Считаешь, Анне нужно знать, что мы натворили? Думаешь, она поймет? Не ожидала, что ты будешь разбалтывать о таком! Ты специально меня выводишь, только всё налаживается и ты тут же все портишь! Мы переспали, а ты все равно лезешь к Марии, меня это достало! И все твои капризы тоже! Мне плохо от того, что я забочусь о тебе, а ты этого не ценишь! Когда я подыхала в больнице от твоей пули, со мной никто не занимался, меня никто не поддерживал, была только я и четыре больничные стены с паршивой едой и еле сносным персоналом. Ты же имеешь здесь всё! Думаешь, я забыла всё дерьмо, что ты сделала? Думаешь, прощу тебя за всё из-за того, как ты страдаешь? Меня все это достало!       — Всё сказала? — её властный голос, вызывает спазмы в моей груди и внизу живота, я дрожу после всего сказанного.       — Сбросишь меня отсюда?        На долю секунды я вижу, что для неё это отличная идея, что не только меня достали все эти разбирательства, что они ни к чему нас не приводят. Избавиться от меня было бы допустимым решением.       — Что тебе снилось? — она вдруг решила проигнорировать мой вопрос и задать свой.       — Это тут причем?       — Ты не в себе. Ты не в порядке, а сон стал спусковым крючком, так, что?       — Ты! Мне снилась ты, твоя рубашка была пропитана кровью.       — Кошмары со мной? Тебе они снятся из-за страха потерять меня. Ты же не хочешь меня потерять, Ева?       — У меня был шанс сделать это, но я здесь, нашла тебя и пытаюсь поставить на ноги! Ты для меня такого не делала. Ты решила забыть, ничего не узнавала про меня, поженилась, и ничего тебя не мучило!       — Когда ты меня пырнула, то тоже не искала.       — Это не так, я обзванивала все больницы, описывала тебя и твою рану, я искала, но тебя нигде не было!       — И что бы ты сделала тогда? Если бы нашла? Тоже заботилась?       — Вернись в кресло, — я тоже пропущу её вопросы мимо ушей, понравится ей это?       — Не указывай мне, что делать! Я стою перед тобой, чтобы всё это услышать. Услышать, как ты меня ненавидишь, услышать правду, а не то, что ты пытаешься создать в этой палате.       — Что я создаю?       — Дом! Любовь, заботу, что-то, чего у меня никогда не было, и ты хочешь контролировать меня этим!       — Вовсе нет! Это нормальные вещи, Вилланель. Так поступают люди! Возбуждение, страсть, удовольствие это ещё не любовь! Забота и жертвы, вот, что главное. Но ты не воспринимаешь это. Тебе всё равно, что я рискую жизнью, нахожусь здесь с тобой, отложив в сторону всю злость и обиду на тебя! У тебя полно стрел с ядовитыми наконечниками, и ты каждый день пускаешь в меня по одной!       — Я тут пытаюсь выжить, Ева! Это твой выбор застрять здесь со мной. Не сострадание тебя сюда привело, ты увидела возможность взять надо мной верх и перевоспитать меня! Скажи, что бы было, если бы я не разбилась? Если бы вернулась в тот день на яхту?       — Не знаю!       — Говори правду, ты бы не захотела остаться со мной. Вырывалась бы до последнего, а я бы не отпускала, всё бы плохо закончилось. Что, если ты обречена на плохой конец?       — Отпусти меня, мне больно, и я хочу вернуться в палату.       — Боишься меня?       — Едва ли ты меня пугаешь, но самое время остановить этот разговор. Ты знаешь, к чему он может привести.       — Оставишь меня? Я же тебе сказала, что застрелюсь.       — Ты не навредишь себе любимой.       — Я могу всё, что мне терять? Я никому не нужна.       — Ты нужна мне!       — Ты говоришь много слов, Ева, и все они о том, как ты меня ненавидишь.       — Поступки громче слов, ты прекрасно видишь, что я для тебя делаю!       — Мне это надоело, все эти разговоры о том, как обречены наши отношения. С чего ты взяла, что я должна всё это слушать? Что ты решаешь: быть или не быть нам?       — Если решать будешь ты, то мы не уйдём дальше постели.       — А зачем нам куда-то идти, Ева?        Вилланель ослабляет хватку, поднимает другую руку и тёплой ладонью проводит по моему лицу, указательный палец обводит мочку уха, ныряет за неё, надавливает на углубление, раскрытая ладонь остаётся греть мою щёку, большим пальцем она поглаживает мой висок. Под её взглядом стало уютнее, привычнее видеть в них желание, чем пустоту. Она увлажняет свои губы языком и прижимается ими к моим губам, я оказываюсь зажата между поцелуем и заграждением, за спиной ничего. Ветер играется с моими волосами, она играется с моими губами.       — Твои губы горькие, ненавижу сигареты, — выдаёт она и целует меня в шею.        Я откидываю голову назад, волосы словно тянут вниз. Вилланель проводит пальцами по моему горлу и заменяет их на губы, я моментально завожусь. В моём белье уже влажно, моё дыхание почти сбито, руки цепляются за парапет. Сквозь туман вожделения, я пытаюсь следить за передвижением её рук, одной она властно сжимает мою грудь, другой ныряет под джемпер снизу, оставляет её на пояснице. Я пытаюсь опустить подбородок, прекратить её жадные поцелуи в шею, и замечаю человека на другом балконе, примерно два пролёта вверх, и он смотрит на нас!       — Вилланель, перестань, не тут, — от моих слов она ускорилась, рука с поясницы нырнула под резинку штанов и проскользнула вперёд, тут же проникая в бельё.       — Тебе нравится? — в её голосе присутствует злорадство, я молчу, — А так? — пальцы двигаются под лобок и сжимают его.       — На нас смотрят, прекрати.       — Я не буду тебя раздевать.       — Он видит, что ты со мной делаешь.       — Пусть пришлёт презент в нашу палату за такое шоу.        После слов, Вилланель ухватилась за мой затылок, притянула к своим губам, и стоило нам начать поцелуй, как пальцы по влажному проскользнули в меня. Я не сдержала стон, ноги чуть не подкосились, я сильнее сжала парапет, сильнее ощутила пустоту лопатками. Она могла бы обернуться и что-то крикнуть наблюдателю, могла бы разрешить переместиться в палату, могла бы остановиться, но ничего из перечисленного не произошло. Ей было наплевать, что мы стали объектом для чьей-то фантазии, что этот человек смотрит на нас и мыслит грязно. Все мои слова сейчас падают вниз, всё подхватывается ветром и затирается, всё в пустую. Есть только она и её желания. Есть её длинные пальцы, что, после быстрых фрикций, слегка сгибаются во мне и ищут ту самую точку, есть её влажные, горячие губы, что ненавидят привкус сигарет, но всё равно жадно целуют, есть звенящая пустота вокруг нас. Она хочет, чтобы я быстрее кончила, ведь так долго стоять на ногах ей попросту тяжело, поэтому она находит нужную точку, поэтому она решает взорвать меня без прелюдии. Всё происходит быстро, ведь все собравшиеся факторы играют ей на руку. Я кончила, едва мы всё это начали.       — Хочу почистить зубы и помыть руки, — холодно говорит она, и, развернувшись, делает шаг за шагом, оставляя меня.        Я набралась смелости и взглянула вверх, наблюдатель исчез, ещё бы, шоу окончено! Я выхожу вслед за Вилланель, она садится в кресло, направляется в ванную комнату, я за ней. Как бы меня не задевало её желание отмыться от меня, я понимаю её негативное отношение к сигаретам. Как и в прошлый раз, Вилланель встаёт, мы вместе чистим зубы, когда я закончила, наши взгляды в зеркале встречаются. В этот момент мы словно понимаем, что заслуживаем друг друга. Оргазм был прекрасен — говорят за меня мои глаза. Мне понравилось, как ты мне отдалась — говорят за неё глаза с блеском. Я встаю за её спиной, она, с пеной у рта и работающей щёткой, улыбается мне, одна её бровь приподнимается. Я задираю на ней джемпер, осторожно касаясь спины, я этого ещё не делала, это не руки Анны, это мои руки, и они также безопасны. Мы теряем зрительный контакт, потому что я опускаюсь и прижимаюсь губами к её позвонкам, к каждому, вниз до копчика. Приспускаю с неё штаны и слышу, как она выключила жужжащую щётку. Я провела языком по обеим ямочкам на её пояснице, пока она споласкивала рот. Я укусила её за очаровательную задницу и выпрямилась. Вилланель прижала полотенце к своим губам и тут же его откинула, её брови насупились, глаза вмиг потемнели, я грубо спустила с неё штаны, и задрав джемпер на животе, продемонстрировала куда направляется моя рука. Я отплачу ей тем же, но на этот раз без зрителей. Мы сами будем зрителями, наблюдая за нашим отражением.

***

      — Не думай, что из-за этого мы пропустим капельницу, — сообщаю я, поправляя на ней штаны.       — Неужели ты не хочешь в постель? У меня ещё есть силы.       — И они тебе пригодятся для занятия.       — Подожди минуту, я хочу уточнить то, что произошло сейчас, как видишь, не я одна исправляю что-то сексом.       — Ты ничего не исправила.       — Мы отвлеклись, теперь нам намного лучше, разве не так?       — Я подожду, когда ты задумаешься о чём-то кроме секса.       — Будешь ходить обиженной на меня?       — Это хоть раз чем-то мне помогло?       — Не знаю, но я привыкла видеть тебя рассерженной или обиженной на меня, ты редко мне улыбаешься.       — Дай мне повод.        В кабинете помимо нас ещё пару пациентов, мы опоздали на своё время и теперь вынуждены находиться в компании с посторонними людьми. Вилланель придержала свой яд, и медсестра спокойно ввела катетер. Я села рядом, уткнулась в телефон, интересно, что происходит в мире за этими стенами. Успеваю ответить Джеймсу, он ждёт меня на работе, от меня давно нет ни одной статьи. Указательный палец Вилланель скользнул по моей руке, она требует внимания, я не отвлекаюсь, но спазм желания пронзает меня. Как мне не заводиться от малейшего её касания? Я пускаюсь говорить о пустяках:       — В ЕС не исключили вероятности начала торговой войны с Великобританией.       — Скучно, — хмыкнула Вилланель, делая вид, что совсем не контролирует свой блуждающий палец, который уже забрался под резинку рукава.       — Британские СМИ предрекают стране дефицит туалетной бумаги и нижнего белья.       — Вот это лучше! Уже представляю себе войну за туалетную бумагу, это кровопролитие за четырёхслойную! Знаешь, миру лишь бы дать повод.       — Война и так в каждом из нас.       — Мне бы хотелось, чтобы ты не сражалась. Чтобы я увидела белый флаг и мы просто попробовали, не оборачиваясь, не анализируя прошлое, вообще исключили его.       — Разве это не потеря памяти, о которой мы говорили? Ты вроде не хотела, чтобы что-то было стёрто.       — Если бы я жила прошлым, то до сих пор не оправилась бы от детства, что-то нужно забывать, Ева, это полезно.       — Пока наши губы будут касаться шрамов, пока мы будем припоминать это с горечью и желанием задеть, ничего не изменится.       — Извини, не стоило мне говорить Анне о шрамах, это только наше.       — Да, только наше. И здесь говорить нам не стоит, нас подслушивают.       — На нас ещё и смотрят, мы красивая пара, понимаю их желание поглазеть.       — О, заткнись, я почитаю тебе новости.        После ссоры Вилланель ведёт себя покладисто, уступает мне почти во всём, и не только мне. Когда мы вернулись в палату, Мария отвлеклась от работы, а именно этим она вечно занята, уткнувшись в ноутбук, и предложила нам спуститься на обед вниз. С нами пошли оба охранника, и это было весьма напряжённо для меня. Когда люди видят рядом с тобой телохранителя, то пытаются рассмотреть в тебе знаменитость, важную личность, слишком много внимания. Вилланель с Марией ведут беспрерывную беседу, и может показаться, что я тут третий лишний. Может, так и есть, еда остывает, и я вкладываю вилку в руку Вилланель, она отвлекается от трёпа, чтобы посмотреть на меня с удивлением.       — Ешь, потом поговорите.       — Да, мэм.        На десерт у нас чизкейк, я с Марией согласна на обычный кофе, Вилланель просит Фраппе с мороженым, я закатываю глаза убеждённая в том, что тут такого нет, но Мария приносит ей желаемое и получает поцелуй. Пусть в щёку, пусть длинной в пару секунд, но это сжирает меня изнутри. Я тут же представляю их в постели, в период, когда я умирала от пули, как должно быть они горячо кувыркались, раз решили сыграть свадьбу. Я смотрю на Вилланель в упор, пусть хоть один влюблённый взгляд переведёт на Марию и я швырну кофе на пол, поднимусь и уйду.       — Всё в порядке? — спрашивает Вилланель у меня, и её голос остался на волне Испанского.       — Давно нет, — отвечаю я, отпивая кофе.        Рассеянно лизнув ободок кружки, я поставила её дрожащей рукой на стол. Вилланель сделала над собой усилие, чтобы придвинуться ко мне. Мы заняли здесь самое удобное место, с круглым столом и мягкими сидениями, можно было представить, что мы и не в клинике вовсе. Может, поэтому Вилланель так расслабилась? Мне приятно видеть её такой, ещё бы Марии не было с нами, но она здесь, и Вилланель говорит с ней, а мне достаётся её рука. Поглаживание внутренней стороны моего бедра, это как знак того, что она ощущает себя комфортно, что я удовлетворяю её физически, что близость между нами только растёт. Пусть она и говорит сейчас с Марией, мыслями она со мной, она моя. Я обхватываю её за шею, притягивая к себе и целую в щёку. Это объятие такое щемящее для меня, словно мы самая настоящая пара, мы вместе и не можем удержать себя в руках. Вилланель поглаживает мой локоть, прижимается лбом к моим губам, и я целую его вокруг пластыря.       — Тебе нужно отдохнуть перед занятием с Анной, — шепчу я ей на ухо, ещё раз целуя.       — Хорошо, сейчас пойдём.        Мы возвращаемся в палату, Мария садится за ноутбук, я провожаю Вилланель до кровати, она уже сама может перебраться из кресла на постель, ей значительно лучше, и я наконец-то позволяю засчитать этот успех себе.       — Полежишь со мной?       — Да, могу, — соглашаюсь я.       — Такой я тебе нравлюсь? — спрашивает Вилланель задумчиво, рассматривая потолок.       — Я знаю, что ты можешь сыграть что угодно, но рядом с тобой по-прежнему много триггеров. Ты спусковой крючок, ты запускаешь все мои переживания, что были травматическими.       — Но ведь бывает такое, что ты о них не думаешь? Неужели, когда ты смотришь на меня, то видишь только боль?       — Нет, конечно, нет. Я часто забываюсь, иногда с тобой так хорошо, что даже бесит, — я рассмеялась, ведь это действительно обо мне.        В палате тихо, слышно как Мария ударяет по кнопкам ноутбука, слышно как мы дышим. Ощущалось напряжение, словно должен состояться разговор, может, она хочет о чём-то меня спросить? Поэтому я сказала:       — Что?       — Эмм, давай включим фильм, — предложила Вилланель, но это явно не то, что она хотела сказать.       — Лучше полежим в тишине и отдохнём, а может…        Мои слова словно были на поверхности, поговорить об угрозе стоило, но почему-то они предприняли попытку всплыть, и тут же пошли на дно. Вместо этого, я перемахнула ногу через Вилланель и, уместившись над ней, начала её целовать. Мне не нужен сейчас разговор или секс, я хочу целовать её и наслаждаться этим. Между нами ещё не было такого, медленное движение губ, ровное дыхание, интимный обмен, мой язык касается её языка. Всё это так страшно потерять, сон, приснившийся мне ночью, только сейчас начал обрастать паникой. Я сжала её губы крепко и застыла, уголки моих глаз закололо от слёз. И во всём этом мы обе услышали тихий хлопок и шипение. Я выпустил губы, чтобы увидеть глаза Вилланель, она поднесла палец к моим губам, чтобы не было ни звука, хлопок повторился. Что-то тяжелое, еле слышно ударилось о дверь.       — На пол, — выдавила Вилланель, толкая меня.        В её глазах не было страха, наоборот, пустота и холод, каждая секунда имела вес. Я слышала, как дверь открылась, ещё один хлопок, и я на полу, за кроватью, а рука Вилланель, крепко обхватив пистолет, убирает предохранитель. В комнате хлопок слышно лучше, свист, звук затвора, я не успеваю даже помолиться, тяжёлое тело падает в проёме. Страха нет, есть звенящий момент, в котором всё плывёт. Я слышу, как Вилланель пробирается по кровати к её низу, я хочу вскочить, схватить её и никуда не пускать. Моё тело меня не слушается, я буквально заставляю себя подняться и выглянуть из-под укрытия. Ещё один хлопок, я вижу, как Вилланель перешагивает через труп и скрывается в другой комнате. Я вскакиваю, бегу в эту комнату. Меня чуть не выворачивает от вида дыры в голове мужчины, кровь уже стекает по его лбу, я зажимаю рот рукавом. Вилланель вытряхивает содержимое сумки Марии. Я отворачиваюсь от ещё одного трупа и вижу на полу двух наших охранников. Они убили их и затащили сюда, хотели и нас убить! Мария! Я бросаю взгляд на стол, за которым она работала, и вижу лишь волосы, она словно устала и легла на свои руки. Из затылка вытекает кровь, и брызги крови на портьерах позади неё ещё даже не впитались.       — Боже, — пискнула я, Вилланель подняла на мне взгляд, в её руке звякнули ключи.       — Не смотри.       — Вилланель, она…       — Мертва. Мы ничем не поможем. Идём.       — Что? Куда? Нет!        Шок начал перерастать в панику, я совсем не понимаю, что дальше делать, здесь нечем дышать, словно свежая кровь пятерых пропитала и заполнила здесь всё. Мне очень хочется освободить желудок, а ещё получить по голове и отключиться.       — Ева, не вздумай! — словно читая мои мысли, Вилланель подходит ко мне, хватает за плечи и грубо трясёт, — Ты нужна мне, вот, возьми.        Вилланель засовывает в карман моих штанов наши паспорта.       — Я не могу, они убили Марию!       — И нас убьют, нужно убираться отсюда. Слушай. Слушай меня внимательно, Ева! — ещё раз встряхнув меня, Вилланель морщится от боли, — Ева, я взяла ключи от машины, пойду вперёд и проверю, есть ли здесь кто-то ещё, буду ждать вас на парковке. Ты… Ева, ты слушаешь?       — Да, — растерянно, кивнула я.       — Ты, пойдёшь прямо сейчас за Анной. Она нужна мне.       — Что? Зачем! Она будет в опасности с нами!        Вилланель отпустила мои плечи, подошла к одному из телохранителей, и выдернула пистолет из кобуры. Всё случилось так быстро, что они даже не успели воспользоваться ими. Поднимается она уже с трудом, и проблема не только в спине, она поворачивается, и я вижу расползающееся пятно крови на её джемпере.       — Вилланель! Ты что, ранена? Боже, ты ранена!       — Ничего серьёзного, Ева, нужно уходить, возьми пистолет. Бери! Заставь Анну пойти с тобой!       — Но как я…        Мои вопросы были неуместны, Вилланель открыла дверь, и, зажав рану, пошла вперёд, я вышла следом на дрожащих ногах, пряча пистолет за пазухой. Мы расстались коротким взглядом, она кивнула мне и пошла к лифту, я направилась к кабинету Анны. Постучавшись, я вошла.       — Ева? У меня сеанс, что-то случилось? — на скамье лежал мужчина, лицом вниз, у Анны был спокойный вид, но, рассмотрев меня, она насторожилась, — Что-то с Вилланель?       — Да, пойдём со мной.        Анна сделала несколько шагов ко мне и что-то её остановило.       — Ева, если что-то случилось, сообщи на пост, ей окажут помощь, я не могу бросить пациента.       — Тебе придётся, — ответила я, и как бы мне не хотелось этого делать, я вынула пистолет и направила на неё.       — Ева…       — Не бойся, просто, пойдём со мной.        Я вывела Анну из клиники, мы дошли до парковки, Вилланель стояла у машины, держась за неё. Увидев меня, она из последних сил открыла водительскую дверь.       — Анна, ты за рулём, — приказала она, — Ева, сядешь рядом и не убирай пистолет, забери у неё рюкзак.        Вилланель забралась назад, тут же легла, стиснув пальцами обивку. Я не выстрелю, даже если Анна на меня накинется, но держу пистолет в руке, направив на неё.       — Что чёрт возьми происходит! — взрывается Анна, выезжая с парковки.       — За нами…       — Молчи, Ева! Тебе не нужно ничего знать, Анна, просто отвези нас в безопасное место.       — Например?       — Где ты сможешь зашить меня, где можно остаться на пару дней.       — Ты что, ранена?       — Не серьёзно, по ребру прошла на вылет.       — Ева, у меня в рюкзаке есть пачка салфеток, дай ей, пусть приложит все.        Я нахожу их и вынимаю из упаковки, Вилланель протягивает окровавленную руку.       — Ты говорила, что живёшь далеко отсюда, мы можем поехать туда? — спрашиваю я и удивляюсь тому, что ещё что-то соображаю.       — Нет, к Анне нельзя, её будут искать.       — У меня есть место, бабушкин дом у озера, путь неблизкий, сколько ты вытерпишь?       — Час…       — Этого мало, нужно будет остановиться, доберёмся до города, я куплю всё необходимое.        Мы обе ухватились за здравомыслящую Анну, ещё бы, она не видела пять трупов с зияющими отверстиями в головах, она не была на волоске от смерти. Всё, чего ей следует бояться, это вышедшую из строя Вилланель и меня с пистолетом, который я устала держать и просто положила на колено. Я без понятия, как правильно похищать людей и как давить при этом. Анна за всю дорогу несколько раз бросает взгляд на меня, сочувственно сдвигая брови, это происходит, когда Вилланель стонет от боли. Я не выношу этого, мне хочется заткнуть уши, мне хочется выпрыгнуть из машины на ходу! Мы останавливаемся уже на выезде из города, тут минимаркет и аптека. Вилланель протягивает мне карту, крови стало ещё больше.       — По ней не отследят, пин-код 4752, расплачивайтесь только ей! — я забираю карту и в замешательстве, не знаю куда деть пистолет, — Оставь, — злобно, выдыхает Вилланель, — А ты! Без глупостей. И купите мне леденцов, меня укачало.       — Тебя тошнит от потери крови, терпи, — бросила Анна и, покопавшись в своём рюкзаке, нашла ручку с рецептурными бланками.        Анна шла впереди, я быстрым шагом следовала за ней. Аптечный запах и яркий люминесцентный свет привели меня в чувства. Нас взялся обслуживать неторопливый мужчина средних лет, забив в компьютер всё перечисленное Анной, он распечатал бланк и ушёл.       — Итак, раз Вилланель не собирается мне что-то говорить, скажи ты, что произошло? С вами всегда была охрана, разве не так?       — Они ничем не помогли.       — В неё стреляли, кто чёрт возьми эта девчонка!       — Ей двадцать шесть!       — Мне показалась она очень незрелой, а возраст и зрелость разные вещи.       — Ты её не знаешь, она умнее нас двоих вместе взятых.       — Поэтому подвергает нас опасности?       — Послушай, извини нас, что мы втягиваем тебя в это. И… Я не могу тебе угрожать, как бы этого не хотела она, я не буду этого делать. Но, я тебя очень прошу, помоги нам. Я не знаю, что делать с ней, она сама не знает, раз потребовала взять тебя с нами! Я уверена, что эта карта почти безлимитная, я могу снять для тебя любую сумму.       — Но ты не можешь гарантировать, что я останусь живой?       — Мы не тронем тебя. А если место, тот дом у озера, окажется безопасным, и о нём никто не знает, то нас не найдут. Я уверена, Вилланель отпустит тебя как только ты поможешь.       — Мне верить тебе?        Мужчина вышел со всеми медикаментами и наборами, ещё раз проверил рецептурные бланки и протянул терминал для оплаты. Мне хотелось бы сказать Анне правду, я мало что решаю, мои слова, это мои предположения о том, как всё должно быть в такой ситуации, и если Вилланель решит просто убить её, как свидетеля, меня она спрашивать не станет. Я оставляю этот вопрос без ответа, с надеждой, что за эти дни Анна поняла, что я за человек, и сама решит верить мне или нет. Мы заходим в минимаркет, Анна берёт у прилавка несколько маленьких бутылок Johnnie Walker и леденцы, я ввожу код.        Когда мы выходили, я представила на пару секунд, что машины просто нет, её угнали, вместе с Вилланель на заднем сидении и всеми проблемами, что она привнесла в мою жизнь. Это так похоже на ту мысль, когда я увидела её впервые в палате и хотела просто придушить подушкой. Похоже, я так остервенело люблю эту сумасшедшую, что сама схожу с ума.       — Выпей сколько сможешь, — говорит Анна, передав Вилланель алкоголь.        Мы проезжаем пару миль, сворачиваем с дороги в карман. Анна пододвигает сидение вплотную к рулю, чтобы сзади было больше места, я повторяю за ней. Она собирается зашить рану прямо на обочине, в машине, это безумие!       — Мне плохо, я пройдусь.       — Нет, ты нужна мне сзади, — отрезает Анна, — Будешь ассистировать мне.       — Не могу, столько крови и она стонет, я не могу!       — В постели она тоже стонет, разве ты не привыкла? Просто не смотри на рану, подавай мне то, что я буду просить у тебя, и держи её, чтобы не дергалась.       — Ты сможешь, Ева, — простонала Вилланель, — Иди ко мне, не бойся.        Я вышла из машины, чтобы перебраться назад, меня трясёт, это мне стоило выпить. Мы обрабатываем руки антисептиком несколько раз, Анна села на её бёдра, я подложила ногу под её голову. Вытирая пот с её лба, я хочу, чтобы она закрыла глаза, но она всё хочет контролировать, она следит за каждым движением Анны. С рецептурными бланками у неё получилось купить всё необходимое, мне кажется, даже то, что она ей вколола, сильно помогло. Стежки были медленными и аккуратными, новый шрам будет очень похож на тот, что оставила на её теле я. Впитывая её боль в себя, я начинаю забывать, кто действительно во всём повинен, и виню себя. До нашей встречи Вилланель не получала никаких ран, и только со мной она начала обзаводиться ими, словно какой-то коллекцией. Я её слабость, и это стало настолько очевидно, что я не сдержала слёз.       — Вот этого не надо, — отреагировала Анна на мой всхлип.       — Прости. Моя нервная система уже просто не выдерживает.       — Я почти закончила, наша девочка очень терпелива, огнестрельное ранение ей даётся лучше, чем зарядка по утрам.       — Я не девочка!       — Да-да, зрелая личность, умнее меня, мудрее Евы. Только, совесть отсутствует, может, и от сердца ничего не осталось.       — Я могу убить тебя за эти слова.       — А я могу усыпить тебя на пару дней, хочешь выспаться?       — Тебе лучше продолжить относиться ко мне как к своему пациенту.       — Вне клиники я не буду с тобой нянчиться.       — В твоих интересах быстрее залечить мою рану и поставить меня на ноги, тогда мы с Евой уберёмся из твоей жизни.       — У тебя появилась мотивация? Не наблюдала её на прошлой неделе. Мотивируй себя лучше, тебе будет сложно выкарабкаться из состояния зависимости от кого-то.       — Ты слышала, что все трупы на Эвересте это когда-то хорошо мотивированные люди? Не буду с этим перегибать.        Я опять всхлипнула и они обе замолчали. Через десять минут мы были в пути, Вилланель заснула сама, и мы начали тихий разговор, чтобы отвлечься. Анна рассказывала мне как проводила детство в этом домике у озера, и к концу пути я уже представляла себе это место. Взамен я рассказала о своём детстве, и это было странно, вспоминать начало, будто мы сейчас в конце нашего жизненного пути. Как только машина остановилась и двигатель облегчённо заглох, Вилланель проснулась и мы отвели её в дом. Она опиралась на нас двоих и сдерживала стоны в себе. Уложив её на диван, я осмотрелась. Тут всё было из дерева, камин выложенный по центру гостиной казался огромным, Анна ушла разбираться с электричеством, мы остались вдвоём.       — Ева, это всё можно пережить, если пройдёт достаточное количество времени.       — Время? Им ты хочешь меня успокоить?       — Скажи как.       — Я не знаю. Сколько можно всё переворачивать в моей жизни? Я только начала привыкать к клинике, только я почувствовала, что, быть может, ты можешь быть нормальной, как всё моментально перевернулось. И Мария… Тебе как всегда плевать на всех, кроме себя!       — Твою боль я тоже чувствую.       — Если бы ты её чувствовала, она бы тебя добила.       — Ева…        Я вышла из дома. Мне хочется напиться, и когда Анна подходит ко мне, выдёргивая из оцепенения, я предлагаю ей съездить за продуктами. Мы оставляем Вилланель в доме, одну, и просто уезжаем. Несколько миль до большого универмага, мы даже берём тележку. Этот день кажется настолько длинным, что каждый час как отдельные сутки. Темнеет, люди вальяжно ходят между рядами, у каждого свои цели, свои планы на неделю, что и когда готовить, мы кидаем в тележку всё, что нам нравится.       — Знаешь, тебе необязательно возвращаться вместе со мной, если хочешь, бери машину и уезжай, я дойду до дома, — неожиданно, предложив это Анне между стеллажами с соком и сладостями, я машинально взяла несколько пачек Oreo и положила в тележку.       — Знаешь, тебе тоже необязательно возвращаться туда.        Я застыла на ней взглядом. Её предложение звучало безумнее моего. У меня есть карта, с которой я могу снять деньги, есть паспорт, который лежит в кармане, есть паспорт Вилланель, без которого она никуда не улетит. Брошенная в каком-то запрятанном доме, чёрт знает где, она не скоро сможет отправиться на поиски меня. И всё же…       — Тебе есть от чего бежать, а я не убегу от себя.       — Что за бред! Ты в опасности с ней! Она издевается над тобой! Даже не выставила свою жену, когда ты приехала! А шрам на твоей спине, о котором говорила Вилланель, он правда есть? Это тебе нужно бежать, а не мне!       — Знаешь, она, может, и моложе джемперов в моём гардеробе, невероятно упряма и чересчур эгоистична, но я её люблю. Я не зря стерпела столько дерьма и выживала, чтобы бросить её сейчас в лесу.       — Дом со всеми удобствами, она выживет, — тихо подчеркнула Анна.       — Когда я была без неё, то поняла, что совсем не умею жить, так что, мне некуда возвращаться.       — Тогда и я тебя не брошу.