Переспи со мной

       Переодеваюсь возле красной оттоманки, может, мне и спать сегодня на ней придётся? Вещей я взяла немного, и даже не собираюсь вынимать их из сумки. За стенкой разговор на повышенных тонах, но мне ничего не разобрать, Вилланель намного тише, Мария не сдерживается. Я боюсь услышать выстрел, а он вполне может прозвучать, и её изысканное тело вынесут отсюда два бугая, что подпирают стену за дверью. Долгожданная тишина, Мария проходит мимо меня, пытаясь спрятать слёзы, вытирая нос, и прямиком к окну. Возможно, мы бы отлично поняли и поладили друг с другом, если бы могли поговорить.       — Insoportable. Diablo, — выдавила она из себя, открыв окно, тут перевод не требовался, я оглянулась на пустой проём.        Я не собираюсь обходить на цыпочках суть проблемы, здесь я должна взять всё под контроль. Если её любовь — это потакание собственным прихотям, то я должна это изменить. Я должна заявить о себе, я тут, я тоже живая, и мне так часто больно из-за нас! Если любовь вообще есть… Мне неловко за признание, восприняла ли она это всерьёз? Любить означает помогать, слушать, делиться теплом, но это не означает, что я должна демонстрировать свои избыточные эмоции. Нужно придержать слёзы, на время распрощаться с гневом, перестать быть жертвой, её жертвой. А теперь, пора решиться, я вхожу в эту дверь или сбегаю. Я столько раз чувствовала себя абсолютно беспомощной из-за неё, трудно перестроить себя. Единственный доступный язык, что она в силах понять — отдаться, но теперь это невозможно, а значит, нам нужен другой язык. Я захожу.       — Нет! Оставьте все меня! — весьма ожидаемая реакция от неё, я подхожу ближе.       — Сейчас принесут ужин, ты должна будешь что-нибудь съесть, — спокойным голосом сообщаю я.       — Я ничего не хочу! Уходи! Ну же! — требует она и пытается привстать.        Ей больно, и эта боль невероятно красиво выглядит на её лице. Сцепленные зубы, сведённые к переносице густые брови, выпирающие на скулах желваки, закрытые веки.       — Осторожнее, слишком резко, я тебе помогу.        Стоило мне наклониться, в желании поправить за её спиной подушку, придержать за плечо, как её рука выхватила с края кровати пистолет. Чёрный, блестящий, с длинным глушителем, что воткнулся мне прямо в центр грудной клетки. Её глаза широко распахнуты, адреналин подскочил, добавив им блеска, её радует, что она ещё способна быть угрозой. Я опускаюсь на колени плавно, не поддаюсь страху, уверяю себя, что Вилланель не выстрелит, это явно не тот самый момент. За что меня убивать? За предложенный ужин? Как же она боится! Как же её пугает слабость. Я буду смелой за неё, я буду безумной, как она. Я помню ту встречу, когда она, на расстоянии, направила на меня пистолет, как поцеловала его дуло, и была устрашающей, но я стояла и знала, она мне не навредит. Может, и она это вспомнит, я прикасаюсь губами к холодной стали, затем к её бледным костяшкам пальцев, что его сжимают. Накрываю её руку своей, провожу языком по вздувшимся венам на запястье, и Вилланель разжимает руку, добровольно отдаёт пистолет мне. Я засовываю его между матрацем и крайней спинкой кровати, победить оказалось так легко.       — Поцелуй меня, — просит неуверенно она.        Губы предательницы, изменщицы, тирана, с них срывается столько злобы и гадости, но это мои любимые губы, о которых я думаю, о которых я мечтаю. Вилланель не двигается, смотрит в потолок, я привстаю, упираюсь локтями в постель и целую её. Поцелуй сбоку, когда носы не мешают, когда мягкость губ поглощает и можно их всасывать, заводит до предела. Моментально приливший к лицу жар, и столкновение языков, мои пальцы касаются её шеи, чувствуют вибрацию её стона. Рука словно заряжается этой вибрацией и следует вдоль по телу, проводит по груди, ныряет под одеяло. Я хочу владеть ей, как она мной! Тугая резинка штанов, бельё, мои пальцы на горячей плоти, а язык отталкивается от зубов. Мы сжимаем губы, обеим сложно это чувствовать. Сердце пульсирует в такт тому, как всё пульсирует между ног. Провожу языком по верхней кромке её губ, набираю больше воздуха и слышу это:       — Ева, — внутри меня что-то скатывается на край обрыва.        Она сжимает мою руку бёдрами, и я останавливаюсь. Это явное предостережение, моему сердцу больно сбавлять обороты, в теле что-то защемило.       — Прости меня, — шепчу я.       — Я не готова к этому, кончить будет очень больно, — что-то падает с этого обрыва.       — Да-да, я понимаю, прости.        Убираю руку, прячу своё лицо, уткнувшись в её бок, мои губы пылают, и что на меня нашло? Она запускает пальцы в мои волосы, потирает мягкими подушечками кожу головы, главное - не заплакать. Мы определились с зоной боли.       — Почему она ещё здесь? — спрашиваю я, легко задавать неудобные вопросы не в глаза, у меня много подобных.       — Тебя волнует это больше, чем пистолет? Мне не извиняться? Ты не напугана?       — Я привыкла к твоим угрозам. Хватит.       — Твой голос вновь плавится от гнева. Тебе меня жаль, но ты всё ещё зла, верно?       — Это сейчас неважно. Я хочу, чтобы мы остались одни.       — Ты ляжешь спать со мной, а она в соседней комнате.       — Нет, ты не будешь разводить здесь свой гарем. Выбери.       — Ева, — её пальцы остановились.       — Ты скрывала её от меня.       — Думаешь, где-то там, я всё это время жила в счастливой семье, с женой и детишками, а к тебе я так, для развлечения приходила?       — Кто тебя знает…       — Ты меня знаешь. Всё это было фарсом и развлечением на один день, свадьба без клятв, всё, чтобы забыть тебя.       — Ты сейчас врёшь мне. Раз это развлечение, зачем вы оформили всё законно?       — Мне понравилась её фамилия. Сантьяго.       — Ты рушишь мои попытки подавить злость, ты вновь злишь меня! Я очень устала за сегодня.       — Она ничего для меня не значит, но она под моим контролем, и поэтому я терпимо отношусь к её заботе обо мне.       — Но теперь я о тебе позабочусь!       — Я не хочу.       — Я не буду считать тебя слабой, чего ты боишься?       — Я буду считать так! Каждый раз, когда ты будешь что-то для меня делать, я буду такой!       — Знаешь, мне плевать, я уже здесь, хочешь ты этого или нет, — подняв лицо, я вижу её ярость в глазах, — Скоро ужин, настройся на приём пищи.       — Позови Марию.       — Ты попрощаешься с ней?       — Нет, я хочу в уборную, она поможет мне подняться.       — Я могу.       — Нет! Ты не знаешь как.       — Могу я остаться и посмотреть? Я научусь.       — Это унизительно для меня, Ева, я хочу, чтобы ты ушла.        Я вышла, окликнула Марию и указала взмахом руки в сторону Вилланель. Та, совсем забыв о слезах, бросилась к ней.        Вилланель вот-вот начнёт скрежетать зубами от злости, но я стою в дверном проёме и наблюдаю за тем, как Мария бережно помогает ей перебраться с кровати в кресло. Это больно, но Вилланель терпит, её сильные руки, что совсем недавно могли только убивать и насиловать, теперь заботятся о своём теле.       — Доставляет удовольствие, видеть меня такой?       — Во мне нет ехидства, Вилланель.       — Жалко меня? Сердце сжимается от такого?       — У меня нет иммунитета к эмоциям как у тебя, все они во мне плещутся, и я готова разрыдаться каждую минуту от того, что я пережила за последние две недели, и как устала. Ты можешь оставаться непрошибаемой, но мои чувства ты будешь видеть. Да, мне тебя жаль, и боль, которую ты испытываешь, я хочу поделить на двоих. А твоё упрямство и эгоистичность, как всегда всё портят! Я прекрасно вижу, как ты нуждаешься во мне!       — Тебе стоит проверить зрение.       — А тебе стоит, не быть такой сукой!       — Ого, Ева! Становишься смелее. Покину вас, там мне помощь не нужна.        Мария выдержала на мне долгий взгляд, она хочет вытеснить меня, и я её понимаю. До меня им было нормально, Вилланель подпускала к себе, и та о ней заботилась в горе и в радости, так?        К нам постучались, мужчина в белоснежном кителе закатил тележку. Несколько блюд накрыто клошем, подача как в ресторане, вряд ли там больничное желе или отварное мясо. От чего тут можно отказываться? Я голодна, я ела в последний раз вчера, ещё дома, сомнительный буррито. Мария взбивает подушки Вилланель, рассчитывая, что она поест, достаёт поднос, откидывает в сторону одеяло.       — Нет, я не буду, — тут же заявляет Вилланель, появившись в комнате, — Нет! No, no voy a cenar! Lo entiendes?       — Никто тебя не заставляет, успокойся. Я поем, ладно? Я голодна, и я съем что угодно.       — Me duele, quiero acostarme.       — Что ты ей сказала?       — Что мне больно, и я хочу лечь.       — Попроси её оставить нас после этого.       — Вы обе можете идти, вместе с едой.       — Не хочешь, чтобы я посидела с тобой?       — От твоего сочувствия мне тошно.       — Мы не будем говорить о твоём состоянии, хочешь, помолчим?       — Ты им пропитана, оно в твоих глазах.        Мария помогает Вилланель перебраться на кровать, в целом я запомнила как нужно придерживать, и чем именно помогать. Они о чем-то говорят, Мария ласково проводит ладонью по её лицу, кивает и уходит.       — Как нежно, вы отличная пара.       — Приятно, что ты ревнуешь.       — Ты вызываешь эту ревность специально.       — Она останется здесь ещё на несколько дней.       — Хочешь, чтобы мы перегрызли друг другу глотки?       — Я бы посмотрела. И поставила бы на тебя, кстати. Хочешь остаться? Тогда вы поладите, даже без знания языка, начнёте друг друга понимать. Может, и на другом уровне. Она тебе нравится?       — Что? О чем ты думаешь вообще!       — О маленьком представлении. Мне так плохо, Ева, а вы могли бы развлечься для меня.       — Я ни за что не дотронусь до женщины!       — А как же я?       — Ты, это другое.       — Ого, Ева, здесь мы можем погрязнуть.       — Я собираюсь поесть.        Присев на край кровати, я открываю для себя блюда, приборы лежат завёрнутые в красивую салфетку, запах бесподобный, всё это напомните наш последний ужин, особенно креветки.       — Уверяю, это знак! — моя первая улыбка за последние дни, даже скулы сводит с непривычки.       — Что? Креветки?       — Ты кормила меня ими и вот, моя очередь.       — У меня нет аппетита.       — Если ты хорошо поешь, я останусь с тобой посмотреть фильм. Помню, в твоей квартире, в Париже, ты именно этого и хотела, представляя нормальную жизнь.       — Но жизнь нихрена не такая, а я почти овощ!       — Эй! Прекрати, и не думай так! Всё поправимо!       — От оптимизма меня тоже воротит.        Я прищёлкнула языком, закатив глаза, это же Вилланель, легко точно не будет! Я могу сравнить её сейчас с крайне капризным ребёнком, чуть что-то не так, сразу истерика! Нервы на пределе, моя усталость, моя растерянность. Я заправляю салфетку за ворот её кофты, она удивлена, не рассчитывала, что я буду настаивать? Она будет есть!       — Это место создано для таких избалованных как ты. Я могу позволить себе такой ужин только по праздникам. Почему ты отказываешься есть?       — Нет аппетита.       — Какие-то препараты? Или из-за малой подвижности?       — Ты такая наблюдательная, Ева, — сквозь зубы, выдавила она.       — Знаешь, я иду на большие уступки тебе, находясь здесь, может, и ты что-то сделаешь для меня?       — Например?       — Например, поделим этот отличный кусок сёмги на двоих, рыба, тебе сейчас очень полезно её есть.        Убрав навязчивость и слова, я начала есть сама и направлять периодически вилку в её сторону. Да, вот оно, моё безумие! Заботиться о той, что изводила меня, что стреляла в меня, что убивала психологически! Интересно, ей бы понравилось, если бы после креветок, я бы напилась, а затем изнасиловала её, с уверенностью, что она именно этого и хочет! Злость, нужно тушить её в себе. Вероятно, лучше быть пьяными, когда мы ближе друг к другу, чтобы понимать нас, но теперь такой возможности нет. После нескольких креветок и половины стейка, Вилланель мотает головой в отказе от продолжения и срывает с себя салфетку. Я отворачиваюсь, чтобы поесть спокойно, сижу к ней полубоком и ощущаю, как она наблюдает, как что-то нарастает, и хочет вскочить с места. Её ладонь плавно накрыла мою руку и начала поглаживать. Что это? Порой поглаживание рук это сигнал к большей близости. Может, она показывает, что скучала? Проявляет симпатию? Или это потребность в успокоении? Всё это примеры действий обычного человека, для Вилланель это может означать что-то своё.       — Что ты делаешь? — интересуюсь я, — Зачем это?       — Проверяю, настоящая ли ты, — я так и думала, что-то своё, одобрительно хмыкаю, — Эти две недели, было много боли и бреда, обезболивающие действовали по-разному. Ночи такие тяжёлые, и тебе не представить, сколько раз я ловила фантом тебя на себе. Знаешь, у многих людей есть любимые или родители, те, чьи тёплые, заботливые руки могут поддержать. У меня никогда никого не было, и мне это не было нужно, но не знаю, из-за сильной травмы или со мной что-то не так, но я думала о твоих руках.       — Вилланель…       — Что? Думаешь, неправда? Я тебе лью сладкую ложь в уши для собственной выгоды? Ты знаешь, я не хочу тебя здесь видеть, быть такой перед тобой, лучше бы ты осталась фантазией.        Вилланель резко перевела взгляд на дверной проём, я обернулась и увидела Марию, та бросилась прочь, застучали каблуки, хлопнула дверь.       — Она вернётся, — безразличие в её голосе, или это мнимость?       — Будешь нас двоих здесь мучать?       — Это её выбор, я не держу. Тебя я тоже не держу, а раз вы здесь добровольно, стоит ли винить меня?       — Твоё состояние не должно оправдывать твоё отвратительное поведение.       — Ограничение — это клеймо, оно поставлено на мне. Оно прожигает, давит, правит мной, а с твоим появлением стало лишь хуже. Скверное поведение? Я ненавижу всё и всех!       — Словно до этого было не так… Уйми свой голод, перестань думать о том, чего ты сейчас не можешь. Секс? Ты из-за него такая? Хочешь повалить меня на эту кровать и грубо трахать? — я отдёрнула руку, её прикосновение стало обжигать, я ощутила, что она вот-вот схватит меня, и предотвратила это.       — Секс между нами это обладание, тебе тоже это нравилось, Ева, иначе ты бы не связывала мои руки тогда. Ты соврёшь, если скажешь, что не хочешь этого!       — Если подумать, мы в уникальной ситуации, покажем друг другу чего мы стоим без секса. Кто ты, если не врываешься в мою жизнь, чтобы поиметь и получить удовлетворение от своей крайней порочности. Кто я, если не тело, что ты хочешь иметь.       — Мне это не нравится.       — Ещё бы, — усмехнулась я, — Если бы твоя травма была иной, ты бы развлекалась здесь с Марией. Может, тебе всё равно с кем, Хелен могла бы быть тут. Был бы другой сценарий, другая реакция от меня, но принимая во внимание твоё состояние, её нахождение здесь, и всю эту ситуацию, я готова отложить злость на тебя за то, что уже произошло, и дать нам шанс. Давай поймём, что нам нужно друг от друга, если исключить секс.       — А если, ничего?       — Тогда ты встанешь на ноги, окрепнешь, мы вернёмся каждая на свои места в наших жизнях, и, может, ты будешь врываться в мою, время от времени, только за сексом, но не более, потому что я не поверю ничему иному.       — Я похожа на ту, которой не хватает в жизни испытаний?       — Сама выбирай, как себя вести, но только не пытайся меня обмануть, я чувствую, когда ты лжёшь. Будь собой, и я буду собой, мы просто понаблюдаем, что из этого выйдет.       — Мы стары для клятвы на мизинцах?       — Что? Нет! В любом возрасте! — согласилась я, скрепляя мизинец с её, — Я пойду в ту комнату, полежу немного, столько всего, я сильно вымотана.       — Ты можешь лечь здесь.        Я подумала о том, что глаз с неё не смогу спустить, буду лежать и таращиться, и это не похоже на отдых, а я действительно почти на нуле. Мотаю головой, поднимаюсь.       — Ты меня любишь, — я обернулась, удивившись, что это не вопрос, — Любишь, и это понятно без твоих слов. А знаешь почему? Ты тут же надела эту отвратную комбинацию, в которой здесь все ходят словно армия клонов, ты моментально выбрала мою сторону, тогда как Марии не хватило мозгов понять это даже по прошествии двух недель! Она так и ходит в элитных брендах, чем бесит меня!       — Почему ты не скажешь ей?       — Зачем? Если она не чувствует, что для меня лучше, то просто не мой человек, разве не так?       — Откуда ты берёшь всё это? О чувствах?       — Фильмы, книги, не думай, что я не пытаюсь понять вас, нормальных людей.       — Учту на будущее, что какие-то слова могут вовсе не принадлежать тебе, а быть вычитанными из книги или позаимствованы у крайне романтичных героев блокбастеров.       — Тебя всегда расстраивало то, что я могу чего-то не чувствовать. Сплошное разочарование, верно?       — С этим можно жить, — заключила я, покинув её комнату.

***

       Я пролежала без сна пару часов, потому что меня преследует множество мыслей. К тому же здесь не так спокойно, как мне показалось сначала. Не могу назвать это место палатой, скорее, номером, но не стоит забывать, что это клиника. Тут есть персонал, что справляется о состоянии, есть те, кто занимается уборкой, все они входили и быстро покидали это место, вероятно, Вилланель всех прогоняла. Кроме Марии. Она задержалась, я лежала за стенкой и пылала от зависти и ревности. Она говорит с ней, у них словно свой язык, обсуждают меня? Позже я слышу, что Вилланель поднялась, были стоны, и эти стоны боли довели меня до слёз, я уткнулась в подушку, пытаясь их остановить. Звук электрической зубной щётки, звук воды, я поднимаюсь, заснуть у меня не выйдет.        Решив изучить клинику, я прошлась по длинным коридорам, читая таблички на кабинетах, здесь даже мёртвого воскресят. Библиотека оказалась небольшой, но само её наличие впечатлило, общая комната отдыха представляла из себя зал с плазмой, диванами и уютными кресло-грушами на полу. Вечером многие покинули свои палаты и общались, люди с различными травмами, но стимулом - избавиться от них. Что не так с Вилланель? Почему она хочет терпеть всю боль. Моё внимание привлекает барная стойка в углу зала, оказалось, здесь можно налить себе кофе и другие напитки. Похитив кружку, я выбираю себе место в кресле напротив окна, уже темнеет, но территория освещается мягким светом, с парковки уезжают машины, кто-то не спеша прогуливается.       — Ева, а я вас как раз разыскиваю! — Глория была слегка полновата, с милыми ямочками на щеках, в глазах добро и самоотдача, вероятно, она давно посвятила себя этому месту, и оно очень подходит ей.       — Хорошо, что я не пряталась.       — Как вы? Вам комфортно? — опять это слово, от которого передёргивает.       — Мне следует привыкнуть, пока всё странно.       — Я искала вас, чтобы отдать расписание Вилланель с завтрашнего дня. Тут все процедуры, что нужно пройти, строго в отведённое время.       — Боже, здесь даже капельница есть, как я её на это уговорю? — список показался мне невыполнимым, начиная с раннего подъёма.       — Она что-нибудь поела с вами?       — Да, немного.       — Вот видите, всё сдвинулось, вы отлично на неё влияете.       — О, дайте нам время… Обычно мы действуем друг на друга разрушительно, не знаю, как мы справимся с восстановлением.       — Будьте терпеливы, помните о конечном результате.        Её слова, с добрым посылом, пробежались мурашками по моей спине, ведь я знаю, чем всё у нас обычно заканчивается. Что, в конечном результате, одна из нас истекает кровью. Я ещё раз пробежалась глазами по списку, это настоящая полоса препятствий.        Глория беседовала со мной, пока её не позвали, я осталась одна и поняла, что немного успокоилась, да, мне лучше. Помимо всего отрицательного, нужно отметить то, что я нашла Вилланель, она жива, я могу быть рядом. Кофе не бодрит, сейчас я могу уснуть при любом шуме и с любыми мыслями, тороплюсь вернуться в палату. Я не запомнила лица мужчин, что охраняют палату, но они точно сменились. Там, где я пыталась уснуть, теперь Мария, и она читает книгу, мы посмотрели друг на друга и ещё раз оказались в неловкой ситуации, раз не можем ничего сказать. Я нахожу в своей сумке щётку. Вилланель ещё не спит, свет от телевизора мерцает в её глазах, я крадусь мимо.       — Где ты была?       — Я? Эмм, просто исследовала тут всё, попила кофе.       — Ты ляжешь со мной.       — Приказ? — усмехнулась я на её тон.       — Могу все переиграть, мне всё равно, с кем спать.       — Это я знаю.       — Не в этом смысле, Ева!       — Я лягу с тобой, только почищу зубы.        В ванной комнате я осматриваюсь, здесь всё широкое, удобное, приспособленное для коляски, есть поручни. Вместо ванной широкая лейка свисающая с потолка, огороженная стеклом часть стены. Не хочу принимать душ, у меня уже нет на него сил. Возвращаюсь в комнату, планирую лечь спать прямо в костюме, забираюсь под одеяло.       — Тебе будет мешать звук?       — А долго ещё?       — Я плохо сплю ночами, могу и до утра смотреть.       — Мария была рада лечь сегодня там, не так ли?       — Она очень ревнует.       — Понимаю её… Тебе лучше тоже лечь спать, завтра ранний подъём. Глория дала мне расписание, по которому мы с тобой будем жить.       — Ненавижу её, она задолбала меня со своим «Вам комфортно?»       — Это её работа, убедиться в том, что тебе, ну… Да, меня тоже подбешивает.       — Нет, мне некомфортно, я на скорости влетела в заграждение, сломала ребро об руль, сделала сальто на машине, получила всевозможные ушибы, повредила позвоночник, и меня вынимали из искорёженного металла полчаса, я хотела там сдохнуть! А сейчас мне должно быть комфортно?        Она выговорилась, а я просто не ожидала всё это услышать, это стало шоком для меня, и всё, что я смогла, это уткнуться лицом в подушку и расплакаться.       — Ева? — я услышала своё имя, когда слёз не осталось, всхлипы прекратили пронизывать мою грудь и я лежала, прислушиваясь к телепередаче, — Успокоилась?       — Да, — коротко ответила я, приподняв себя.       — Можешь убрать мне одну подушку?        Я поднялась, приподняла её голову за затылок, осторожно убрала подушку в сторону, и опустила её. Мы так близко, что я могу насладиться запахом её шампуня, её волосы такие мягкие, я убираю одну прядь назад.       — Поцелуй на ночь? — спрашивает она, приподняв бровь.       — Давай без этого.        Не знаю, почему я отказала, может, потому, что проревелась только что из-за неё, а она всё это выслушала без попыток успокоить? Она способна жалеть? После моих слов она нажала на выключение и отложила пульт, в палате стало темно. Я долго ворочалась и волновалась, что этим мешаю ей, а потом я думала о том, что она не может быть такой подвижной и как это должно быть невыносимо. Когда мы спали вместе, лишь раз по нормальному, она спала во всевозможных позах, всячески закидывая на меня руки и ноги. Я заставила себя не шевелиться, на самом краю кровати и уснула.        Мне снился сон с её аварией, скрежет металла, хруст стекла, вой сирены, я пыталась растолкать всех спасателей и вынуть её самостоятельно, слышала стон, и прямо во сне я поняла, что всё это нереально, всё, кроме стонов. Резко открыв глаза, я услышала стон в комнате, рядом с собой. Дотянувшись до тумбочки, я включила свет. Вилланель лежала вся в поту, сжимая простынь под собой с такой силой, что костяшки рук были белыми, она сама была белая, с вздувшимися венами на лбу и шее.       — Вилланель? Эй? Что с тобой? — она ничего не ответила мне, даже не отреагировала на моё прикосновение.        Я вскочила с кровати и добежала до Марии, было глупо говорить ей что-то, она же не поймёт, но моя тревога и имя, что одинаково важно для нас обеих, всё объясняет. Мария накидывает халат, я следую за ней. Она садится на кровать, нажимает на кнопку, что расположена прямо на изголовье, и начинает гладить Вилланель по лицу, повторяя:       — Ten paciencia, — это звучало как молитва, монотонная, доводящая до транса.        В комнату зашла медсестра, Мария сама засучила рукав, Вилланель сделали укол, и, кажется, он сразу же подействовал.       — Что с ней такое? — мой голос дрожит, медсестра убирает одеяло в сторону.       — Мы созданы для движения, встаёшь ты, встаёт мир вокруг тебя, — она начинает растирать ноги Вилланель, — Мышцы сводит, и сильнее всего по ночам. Я ввела Толперизон для снижение тонуса мышц, ей легче.       — Я могу помочь?       — Да, возьмите осторожно ногу, приподнимите и растирайте так, как это делаю я.       — Вы знаете Испанский?       — Да, это мой родной язык.       — Можете сказать Марии спасибо от моего лица? Я напугалась, это моя первая ночь, я даже не знала о тревожной кнопке. Я исправлюсь и всему научусь. Ей лучше остаться с Вилланель до утра, я посплю в её кровати.        Девушка кивнула и всё перевела Марии, что перестала гладить лицо Вилланель, и сейчас, поцеловав её лоб, что-то кратко ответила, прожигая меня взглядом, и одно слово в очередной раз не нуждалось в переводе, но всё же, меня волновал контекст.       — Что она сказала? — я заметила, как медсестра напряглась.       — Что она… сама позаботится о своём демоне.       — Она не демон! — громко возразила я, — Скажите ей!       — Извините, мне пора вернуться на пост. Вилланель в порядке, и остаток ночи будет спать спокойно.        Мария накинула на Вилланель одеяло и тут же легла рядом, указывая жестом, что я могу выметаться. Зная, что пистолет так близко лежит, сложно было о нём не подумать.

***

       Утро ни для кого не стало добрым. Я была разбита, не выспалась, остаток ночи я прислушивалась, не станет ли Вилланель опять плохо. Её состояние меня напугало, она будто и не была с нами, переживала всё это в каком-то своём, отдельном мире, что состоит из боли и мучений. Но её пробуждение выглядит ещё мучительнее, она посылает меня дважды, затем просыпается Мария и что-то начинает мне высказывать, явно не понимая, зачем я бужу Вилланель. Я ухожу и возвращаюсь со списком, кидаю ей.        Вилланель отказывается от завтрака и молчит, я хочу остаться с ней наедине как можно быстрее, но у нас ничего не получается, Мария от неё не отходит. И даже когда мы собрались выйти из палаты, она готова была повести Вилланель на процедуры без меня.       — Ты можешь сказать ей, что я справлюсь?       — А ты справишься?       — Ты меня напугала этой ночью, я не знала, что делать, не вини меня за это!       — Извини, что напугала. Кажется, я предупреждала, что тебе здесь не место.       — Я повезу тебя! Скажи ей это!        Мария остаётся в номере, моя маленькая победа. Пусть она помогла ей встать, умыла, причесала, собрала, но дальше я всё возьму на себя! Она не такая беспомощная, как кажется. Один из охранников молча стал нашим сопровождающим. Я стучусь в первый кабинет, нас встречает кареглазая, улыбчивая брюнетка, тут же знакомится с нами, от неё веет энергией, которой в нас нет.       — Меня зовут Анна, и вы в надёжных руках. Так как кое-кто здесь злостный прогульщик, что очень плохо, начнём осторожно. Для начала ряд общеукрепляющих упражнений, а также специальная дыхательная гимнастика. Цель этих занятий состоит в том, чтобы предотвратить ослабление мышц, стимулировать кровообращение и лимфоотток, повысить тонус. В карте пометка, свежая. Сводит мышцы?       — Это выглядело ужасно, — тихо ответила я, а Вилланель промолчала.       — Поработаем с этим, такого быть не должно. Снимаем наш модный наряд, на кушетку я помогу лечь.        Стоило Анне отойти, как Вилланель, схватила меня за руку.       — Увези меня отсюда.       — Что? Да брось, тебе просто сделают массаж, это ты вполне сможешь вытерпеть.       — Я не хочу! Увези меня, иначе я её убью.       — Эй! А ну перестань! — я набралась смелости и сжала её руку в ответ, — Все эти люди здесь хотят одного - помочь тебе, не смей никого трогать, поняла? Скажи мне, тебя что, устраивает твоё состояние? Хочешь навсегда остаться в этой коляске? Приложи усилия, Вилланель!       — Меня всё равно убьют.       — Кто?       — Я не знаю, кто они, Ева, но очень скоро они меня найдут, и лучше тебе не быть рядом.       — Ну как вы, разделись? — Анна увидела, что ничего не изменилось, удивлённо вздёрнув брови.       — Извините, можно нам пару минут?       — Отлучусь на пять, давайте готовьтесь.        Мы обе дождались, когда Анна выйдет, и я точно знала, о чём следует спросить Вилланель.       — Те, из-за кого ты разбилась? Хелен мне сказала, тебя чудом не добили, помешали очевидцы.       — Не лезь в это.       — Считаешь, меня это не касается?       — Ты не должна переживать за меня.       — Не должна, но это мой выбор.       — Увези меня, и я тебе всё расскажу.       — На такой обмен я не согласна. Тебе нужно всё это, пожалуйста, не упрямься, ради меня.       — Тогда выйди, не хочу, чтобы она при тебе всё это делала.       — Как тебе удобнее. Разденешься сама?       — Зачем, она такая знойная, пусть разденет меня.       — Меня такое не задевает, буду за дверью, пофлиртую со знойным мужчиной, что охраняет нас.        На самом деле я встала от него подальше, а Анне объяснила, что присутствовать не буду, она пообещала позвать, как закончит. Это был не час, все два, утомительное ожидание, я прочла всю информацию на стендах по несколько раз. Познакомилась с пациентами, лишний раз поняла, как легко могу найти общий язык со всеми, но не с ней. Когда дверь открылась и выглянула Анна, я рванула к ней.       — Ну как?       — Заходите. Ей нужно полежать в спокойном, расслабленном состоянии минут пятнадцать, и я вас отпущу.       — Это было долго.       — Извините, следовало предупредить вас, вы могли бы провести время где-то ещё.       — Нет, я бы всё равно провела время под дверью, вдруг она бы позвала.       — Можно с вами тихо кое-что обсудить? — её рука плавно легла мне на плечо и мы отошли к окну.        До Вилланель было приличное расстояние, я мельком видела, что она лежит, уставившись в потолок, уже одетая.       — Ева, я задам нескромный вопрос, вы в отношениях?       — Нет. Всё сложно. Я не знаю как отвечать на этот вопрос.       — Учитывая, что за ней две недели следила законная жена, понимаю.       — Это тоже сложно.       — В любом случае вы смогли привести её сюда, а она нет, так что, я считаю, что могу поговорить с вами о дальнейшем плане действий.       — Я слушаю.       — Вилланель очень неохотно выполняет мои просьбы. Я бы советовала обратиться к психологу, на лицо явная депрессия, подавленность, эта авария выбила из неё жизнь, нужно дать ей больше стимула. Занятия должны быть регулярными. Для этого нужны силы, бодрость, желание, а она даже не завтракала.       — Да, всё верно.       — По расписанию у неё капельница, обед, отдых, затем снова занятие, боюсь, она не желает придерживаться графика.       — Да, ей проще вас всех тут убить.       — Убить? Хотя, да, есть в её взгляде что-то опасное.       — К психологу я её точно не затащу.       — Попробуйте сделать что-то для неё приятное или, я не знаю, что-то, чего она хочет. Вы же знаете её, знакомы с её желаниями?       — Ну, она хотела бы меня, но вряд ли это возможно в её состоянии.       — Мы говорим о сексе?       — Боже, извините, это неуместно, — мне стало достаточно стыдно, но Анна вновь погладила меня по плечу.       — Наши тела способны на многое, вы удивитесь, попробовав что-то новое. Не обязательно должно быть много движений, не обязательно громкий финал. Создайте связь, тяните её изо всех сил из этого состояния. Тем, что Вилланель не начала реабилитацию сразу, она себе навредила.       — Вилланель… Она вне всякого понимания, с ней действительно всегда было сложно, а сейчас это стена, непреодолимая, отталкивающая. Я буду делать всё возможное, говорить с ней, но это может наоборот её замкнуть.       — Сегодня мы ещё увидимся, поднимем её, и она сделает несколько шагов. Хочу дать ей понять, что она может ходить, да, больно, да, страшно, но возможно. Это должно подстегнуть её к борьбе.       — Спасибо, вы и меня приободрили. Я только вчера приехала, и узнала обо всё этом пару дней назад, мне бы самой к психологу.       — Здесь они отличные, если хотите, могу назначить вам время.       — Я подумаю.       — Можно вас обнять? Вы большая молодец.        В другом кабинете, Вилланель ставят капельницу, прозрачные трубки, регулятор скорости подачи жидкости, подвешенный флакон, игла, всё просто, она смотрит на это так, будто ей вливают яд. Там витамины, я поинтересовалась. Я хотела погладить её руку, но она против.       — Как тебе Анна? — вопрос звучит резко, понятно, дело не в капельнице.       — Отличный специалист.       — Это ты по её объятиям поняла?       — Нет, по тому, как она чувствует пациента.       — Что она тебе сказала обо мне?       — Мы говорили без твоего присутствия не просто так, понимаешь?       — Говорили? Она флиртовала с тобой!       — Перестань, Вилланель, мы говорили о тебе.       — Ну так, что в итоге обо мне?       — Тебе нужно приложить хоть немного усилий.       — Прикладываю всё, что есть.       — Ты неохотно выполняешь её просьбы.       — Это больно, ты вообще представить себе можешь, как мне больно?       — Не больнее пули в мою спину!       — Больнее ножевого, подаренного тобой!       — Знаешь, что?! И зачем я всё это терплю? У тебя есть жена, которая может обеспечить тебе на всю оставшуюся жизнь в кресле, и ты от неё даже сбежать не сможешь!       — Оставишь меня, и я застрелюсь.       — Вилланель…       — Что? Думаешь, не смогу?       — Ты вроде как сама меня прогоняла.       — Передумала.       — Так, я нужна тебе?        Почему-то я заранее знала, что она не ответит на этот вопрос, так и вышло:       — Хочу вернуться в палату. Долго это ещё будет во мне?       — Схожу спрошу. Хотя, нет. Очевидно, в тебя должно попасть всё, лежи и терпи.       — Не надо так со мной говорить, Ева.       — Я не буду потакать твоим капризам.        Я вовремя стала жёстче, очень легко начать выполнять её приказы и делать так, как хочет она, все здесь этим заняты, и что в итоге? Она манипулятор, я знала об этом всегда! Разве можно отказать этим глазам? Надутым губам и голосу? Она способна убедить любого. Мне и самой хочется сдаться. Позволить ей лежать, голодать, и всё, что придёт в её голову. Она просит у медсестры детский пластырь, та улыбаясь, повинуется. Может, это неплохо, что в ней ещё есть это озорство, этот ребенок. Может, мне следует говорить с ребёнком? Мы возвращаемся в палату, Мария тут же подлетает, Вилланель не говорит с ней, игнорирует, та помогает ей лечь.       — Хочу отдохнуть. Оставьте меня. Déjame.       — А как же обед? Вилланель, ты не завтракала. Давай выберем, что ты хочешь?       — Укол морфия.       — Я принесу тебе, что захочешь, но не морфий.       — Хочу печенье. Хочу Oreo.       — Хорошо, посмотрю в столовой, да и в автомате наверняка есть печенье.        Я действительно нашла печенье на этаже, в автомате, так себе еда, но хоть что-то. Беру разные вкусы, приношу ей.       — Это не Oreo.       — Издеваешься? Ты хотела печенье!       — Не такое.       — И где взять то, которое хочешь ты?       — В городе?       — Меня сюда привезли и вряд ли здесь можно поймать такси.       — У Марии машина, я скажу ей и она даст тебе ключи.       — Это что, какая-то проверка? Чего ты добиваешься?       — Ты спросила, чего я хочу? Верно?        Это безумие, я сажусь в шикарный кроссовер и в страхе завожу его. До города недалеко, странно, но я начинаю получать удовольствие от движения, от солнечных лучей, что пробиваются сквозь деревья и попадают в машину слепящими урывками. А это шуршание шин по асфальту? Даже музыка не нужна. Печенье, это просто, ближайший минимаркет, и я его нахожу. Вилланель рассчитывала, что где-то между кассой и парковкой я подумаю, не пора ли бежать? Самое время бросить и забыть как страшный сон? Вместо этого, я допускаю эту мысль как нечто сюрреалистичное. Я до странного соскучилась уже, и во мне закипает злость, а вдруг она отправила меня подальше, чтобы побыть с Марией? Давлю на газ, врываюсь в клинику, я запыхалась и остановилась только возле охраны, отдышалась, плавно вошла. Моя догадка была больной фантазией мозга, Мария сидит за ноутбуком, взглянув на меня, она пригубила бокал. Вилланель встречает меня полулёжа, я борюсь с желанием поцеловать её, просто так, без повода.       — Держи.        Она улыбается, забирает пачку печенья, бросает взгляд на упаковку. С досадой смотрит на меня.       — Ева, я хотела с ванильной начинкой.       — Точно? — интересуюсь я, Вилланель откладывает в сторону пачку.       — Точно.       — Хорошо, что я взяла несколько видов, — заглянув в сумку, я нашла именно ванильную начинку, — Держи.        Она удивлена, я оказалась на шаг впереди, если что, у меня была ещё клубничная и двойная начинка.       — Извини, — откровенно и прямо глядя мне в глаза, сказала она.       — За что?       — Мне сложно принять то, что ты делаешь для меня что-то.       — После всего, что между нами было?       — Я всегда заставляла тебя. Подталкивала. Давила.       — Сейчас я ничего подобного с твоей стороны не ощущаю. Я здесь добровольно, Вилланель. Я здесь ради тебя.       — Это мне и не понятно.       — Я не злюсь на твою боль. И не злюсь на твои капризы. Тебе плохо, это не твоя стихия. Без сил ты, словно не ты. Это можно исправить.       — Хочешь дать мне эти силы, чтобы я вновь калечила любовь и убивала незнакомцев?       — Не подводи меня к этим вопросам. Я не знаю. Это моя внутренняя и вечная борьба. Каких демонов подкармливать, а каких запирать.       — Мария зовёт меня демоном.       — Ты из неё кровь пьешь. Удивительно, как можно полюбить тебя, что ничто не может оттолкнуть.       — Ты знаешь как.       — Ешь печенье. Через час занятие.       — Сходи на обед.       — Не хочу одна.       — Сходила бы с тобой, не будь я овощем.       — Ты перестанешь так говорить? Я буду…       — Что?       — По губам тебя бить за такое!       — Строгая Ева, молчу. Можно мне чай?       — Уточнишь, какой? Зелёный? Чёрный? Бергамот, мелисса, мята?       — Любой. Спасибо, Ева.        Я вышла из палаты окрылённая. Что это было? Слова, похожие на разговор? Что-то не в штыки, не грубое, не ядовитое? Шаг к пониманию?

***

       Через час я привожу Вилланель в зал. Здесь много всего непонятного для меня, как для человека, который никогда не видел как проходят реабилитацию люди с травмами.       — Отдохнули? Вижу, готовы приступить! Вилланель, я немного подготовлю тебя. Расслабься, хорошо? Для начала снимем кеды, не ходи пока в обуви, затрудняет кровообращение.        Анна была очень аккуратна с ней, она настраивала не только физически, но и психологически. Я держалась в стороне, пыталась не давить своим присутствием. Вилланель не нравится буквально всё, я вижу по её лицу, это презрение к себе и происходящему, ей в тягость.       — Я встану! Встану! — раздражительно выдает она.       — Помни о стимуле. Если его нет, придумай прямо сейчас.        Анна надела ей корсет, подвезла к двум невысоким брусьям, объяснила как за них взяться, как не спеша подняться и не навредить себе. Вся нагрузка должна достаться рукам. Я знаю, что её руки достаточно сильны, она поднимается, встаёт в полный рост. Я подхожу к концу этих брусьев, тут метра три, совсем немного. Она делает шаги.       — Дойдешь до меня, получишь поцелуй.       — Не издевайся надо мной!       — Ладно, в любом случае получишь, только не такой поощрительный.        Анна улыбнулась, Вилланель делала шаги вопреки боли. Это было сложно, почти невыполнимо, но она дошла, и я прикоснулась к её губам плотнее, чем планировала. Но почему-то это не принесло радости ни ей, ни мне. Это был горький поцелуй, умоляющий вытащить из ада, и кто молил сильнее? Только так можно было бы забываться на время, но в реальность возвращаться ещё больнее. Вилланель не может стоять, мы возвращаем её в кресло. Она зла, она опускает взгляд, сжимает свои колени.       — Это только начало, — подбадривающе говорю я, поглаживая её плечо.       — Начало! И сколько мне здесь торчать! Я ненавижу это место!       — Не надо этого сейчас. Соберись и позанимайся. Прогресс скоро будет, я ведь верно говорю, Анна?       — Всего несколько дней, и ты уже окрепнешь, почувствуешь себя лучше. Нужен режим. Регулярность занятий, правильное питание, что было на обед?       — Печенье с чаем, — ответила за неё я.       — О, ну это, конечно, заряд энергии, — пошутила Анна, — Ничего, позанимаемся и аппетит проснётся.       — Без Евы. Я буду заниматься без Евы.       — Без проблем, я подожду за дверью.       — Мы долго, можешь чем-нибудь заняться, я её привезу, — в этот раз Анна предупреждает.       — Почитаю и подожду тебя в палате. Слушайся Анну.        Захватив книгу из библиотеки и кружку кофе, я вернулась в палату, где Мария меня тормознула жестом и ткнула пальцем в экран своего смартфона. Как я раньше не додумалась до этого? У неё был открыт переводчик. М: Вилланель отказывалась от всего, пока не появилась ты. Что-то получается?        Я открыла переводчик на своём телефоне и быстро набрала текст. Е: Ей трудно быть такой беспомощной. Она злится, ненавидит всех, но начинает выполнять требования. М: Она говорила мне, что ты мертва. Мы поднимали тост за это на нашей свадьбе. Е: Она промахнулась. М: Жаль.        Мы обе подняли взгляд от экранов, мне захотелось вцепиться в её тонкую шею и придушить её, вероятно, она думала об этом же. Е: Не вижу смысла в соперничестве и ревности, Вилланель не будет выбирать между нами. Мы обе ей не нужны. М: Я нужна ей. Е: Только твои счета. Ты здесь, потому что ей тяжело быть слабой при мне, а на тебя ей наплевать. М: Как только она начнёт ходить, я заберу её в Испанию! Е: Ей это не нужно. М: Посмотрим. Я прямо сейчас пойду на занятие и буду там с ней. На ночь я уеду, и надеюсь, ты справишься если что, только не как прошлой ночью. Е: Я не знала, что с ней! М: Возможно, ты ей не помогаешь.        Она оставила меня с этими словами, что разрушили мою уверенность. Дождаться возвращения Вилланель было трудно, я открыла книгу, но так и не перелистнула ни одной страницы. Марию она не прогоняет, а я, значит, должна держаться на расстоянии?        Похоже, Анна заставила Вилланель попотеть, румяные щёки, усталость, всё тот же взгляд раненного зверя, немного безумный. Мария демонстративно целует её на прощание, это вижу только я, как Вилланель вытирает губы и направляется принять душ, твёрдо обозначив, что справится сама. Покидав кое-какие вещи в сумку, Мария протягивает мне телефон. М: Она отлично позанималась при мне, я вернусь завтра и мы продолжим. Подумай о том, чтобы закончить свой визит, тебя вполне достаточно. Твоё нахождение здесь оплачиваю я, а мне не нравится, когда мной пользуются.        Вероятно, в её голове это звучало куда грубее и красноречивее, но переводчик всё испортил. Е: Мне не нужны твои вещи, твои деньги, мне нужна только она. М: Она ничто без того, что я ей даю.        Я не стала отвечать, мне захотелось прямо сейчас собрать вещи, собрать Вилланель и увезти отсюда. У меня есть немного денег, у Вилланель точно есть деньги, даже Хелен может всё оплатить! Весь этот комфорт можно прожить и без него. Мария хлопает дверью, я чувствую облегчение, вытесняю её вещи своими, прислушиваюсь к тому, как шумит вода, Вилланель там уже долго. Я слышу посторонний звук и думаю, может, Вилланель что-то уронила. Я подхожу к двери, прислушиваюсь. Сначала тишина, но затем, следует стон и рыдание. Не раздумывая, я захожути застаю Вилланель на полу в душевой. Она забилась в самый угол, её трясёт, я выключаю воду.       — Эй, что случилось?       — Уходи! Убирайся! Оставь меня!        Замечаю кровь на её виске, я не могу уйти, я ни за что не уйду и не оставлю её!       — Ты упала? Боже, Вилланель, я помогу.       — Нет! Я не хочу! — она задохнулась, отчаяние и страх пробились сквозь слёзы, — Я не могу, уйди же.        Упав перед ней на колени, я поворачиваю её раненую часть лица на себя, кровь не останавливается, она скатывается по виску и щеке вместе со слезами. Ей больно, и, скорее всего, больше даже не физически. Моё сердце сжимается, я готова тоже расплакаться, отчаяние поглощает.       — Не смей сдаваться. Ты всё можешь. Ты можешь встать. Мы с тобой выберемся из этого, слышишь меня?        Я прикладываю все усилия, чтобы поднять её, она цепляется за меня, обнимает за плечи, рыдает в изгиб моей шеи, я прижимаю её обнажённое, дрожащее тело к себе. Нам нужен миг, меньше минуты, пожалуйста.       — Ты в моих руках. Ты стоишь. Всё хорошо, Вилланель. Посмотри на это, ты держишься на ногах, и ты сможешь ходить. И ты всё ещё пугаешь меня, только своими чувствами. В тебе их быть не должно. Ты не должна понимать любовь и испытывать её. И меня пугает то, что испытываю я к тебе. Но мы не должны сдаваться, слышишь? Нас ничто не остановит! Позволь мне побыть сильной за нас двоих, совсем немного, и всё восстановится. Обещаю. Только не прогоняй меня.        Она выслушала, я дотянулась до тревожной кнопки. Удерживая её в своих руках, я шептала ей что-то едва разборчивое для слуха, успокаивала её, готовила к тому, что сейчас произойдёт. Два санитара и медсестра забрали её у меня, уверяя, что обо всём позаботятся. Я видела всё её тело в этот момент, источник боли был вовсе не один, и мне сложно представить, как она терпела всё это уже на протяжении двух недель. Всё её тело это карта ушибов, сейчас они сходят, но сколько они причинили страданий? Ненавидеть всех - это допустимая крайность, мне бы хотелось убить себя на её месте.        Я переоделась в свою обычную сухую одежду, взяла сумку и вышла на балкон. Идея купить в минимаркете алкоголь и пачку сигарет была успешной, мне пригодилось и то, и другое. Самое ужасное, что мне не с кем разделить свою боль, мне некому позвонить и с тревогой в голосе рассказать в какой я заднице.        Вилланель возвращают, я слышу голоса и выхожу, когда они смолкают. Она неотрывно смотрит на меня, в палате нет искусственного света.       — Как ты?       — Они проверили, нет ли у меня сотрясения и наложили пару швов. Я в порядке.       — Ты сдалась.       — Если бы я сдалась, то воспользовалась бы пистолетом.       — Ты сделала это по-другому, выпустив пулю в меня, образно говоря.       — Ты пьяна?       — Немного. Как ещё это вынести?       — Может, если доломать меня до конца, получится собрать что-то другое в итоге?       — На это ты рассчитываешь?       — На что-то, более подходящее тебе.       — Так дело во мне? Ты страдаешь из-за меня? Я готова была принять тебя такой, какой ты была. Жестокой и самовлюблённой.       — Тебя это не устраивало, а я не могу принуждать тебя всю жизнь.       — Можешь. Ты всегда будешь держать меня возле себя.       — Извини за то, что я сдалась. Все эти занятия сегодня, наделили меня ложной силой. Я думала, что смогу принять душ как обычно, и когда этого не случилось, словно последняя капля рухнула в чан ненависти и злобы на себя.       — Скажи мне одно, я здесь лишняя? Ты всегда прогоняешь меня, и Мария тоже выгоняет. Мне уехать? Только ответь на этот раз.       — Нет.        Её твёрдое нет, перечёркивает всё. Я нужна ей. Спустив с себя штаны, я вышагнула из них, затем бельё. Перемахнув ногу через Вилланель, я осторожно забираюсь на кровать, встаю на колени над её торсом, начинаю расстёгивать рубашку. Вилланель неподвижно смотрит на меня, в какой-то момент она хотела что-то сказать, даже разомкнула губы, но вновь их сжала. Я погладила её по лицу, тронула место возле пластыря, надеюсь, шрама не будет. Что угодно, но только не её прекрасное лицо. Она целует меня в раскрытую ладонь, я прикусываю нижнюю губу, от такого крошечного жеста, способного распалить меня ещё сильнее. Распахнув рубашку, я наблюдаю за её взглядом, озорным и вороватым.       — Можно? — спрашивает она, и я киваю.        Нежные подушечки её пальцев нырнули под меня, потрогали половые губы, сколько прошло времени с нашего последнего, жестокого секса? Теперь он уже не будет таким. Вилланель прикладывает два пальца к своим губам, а затем облизывает их и запускает туда же, теперь прикосновение показалось прохладным. Тело неизбежно реагирует, выделяет секрет, сигнализируя о готовности. Конечно, я возбуждена до предела, ведь обнажена перед Вилланель и позволяю ей играть со мной! Она искупала свои пальцы в смазке и вновь облизала их.       — Вилланель, — шепчу я, мне так стыдно и так хорошо.       — Позволишь?        Вилланель, способная спрашивать разрешение во время секса, это что-то новое и волнующее. Я разрешаю, и её тонкие, длинные пальцы погружаются в меня. Я ловлю момент предельной точки терпения, она проходит сквозь неё и становится невероятно хорошо. Нам нужна эта связь, об этом мы говорили с Анной. То, что всё портило в наших отношениях, было взрывным, хаотичным, болезненным и жестоким, должно перерасти в полное принятие и понимание, должно увлечь нас и вытащить из петли.       — Наклонись немного, — просит она дразнящим голосом.        Не прекращая движений во мне, другой рукой, она проводит по моему телу, настигая грудь, я наклоняюсь ещё ниже, чтобы целовать её губы. В голове шумит, я отдаюсь ей, не хочу думать о том, что кто-то из нас всегда должен быть пьяным, чтобы всё это получалось, но привкус алкоголя в нашем поцелуе напоминает о себе. PS: Спасибо всем за отзывы! Так быстрее хотелось порадовать вас, что за неделю написала главу! И где я её только не писала, в любое свободное время! А ещё один флэш это моя бета, за что ей огромное спасибо. Спасибо за донаты! (Как же я люблю БТС, вот они слева направо) хахаха Полина А.В :) Юлия А.К. :) Ольга А.М. :) Юлия В.Т. :)