IV. Во власти роз

Февраль 1806 На следующий день после нашего прибытия в Голич туда подошёл отряд Кутузова. Я первый вышел встретить их, так как император все ещё приходил в себя после трудной ночи. Алкоголь помог ему успокоиться и в то же время подействовал ослабляюще на его рассудок. Утром он подходил ко мне с извинениями за своё странное поведение, и я успокоил его, сказав, что об этом ему не стоит волноваться. Итак, я вышел первым встретить отряд Кутузова, и каково же было моё удивление, когда я увидел там, с ним вместе, командующего артиллерийским батальоном барона Аракчеева! Оба были в чистеньких мундирах, бодры и здоровы на вид. Казалось, что все они просто вышли на небольшую прогулку верхом, тогда как мы, протащившиеся столько вёрст в ужасе и изнеможении, напоминали оборванцев. Увидев Аракчеева, я не смог сдержать возгласа удивления. Как, у нас есть артиллерия? А где ж была она, когда нам так её не хватало? Та самая хвалёная артиллерия Аракчеева, которая должна была разгромить врага! На мой возмущённый вопрос барон ответил, что просто выполнял приказ его величества. К этому моменту навстречу им вышел и Александр, и все тотчас бросились к нему и стали восхвалять Бога за то, что он цел и невредим. Никого не волновал тот факт, что с государем в минуту опасности был его министр иностранных дел, а не генерал от артиллерии, который всегда так рьяно похвалялся своей преданностью и своими преобразованиями. Я пишу эти строки месяц спустя, когда эмоции не застилают разум и рассуждения мои объективны. Тогда, возвращаясь в Петербург, я уже знал, что уязвленное самолюбие русских потребует найти виновного в поражении и что нет лучшей на это кандидатуры, чем моя. *** Июнь 1806 Мои догадки оказались верны. Общество и окружение императора ставят мне в вину поражение под Аустерлицем. Так как невозможно упрекать меня в провале военных действий, ведь я не военный человек, то меня считают виновным в развязывании конфликта с Францией. Дескать я втянул императора в борьбу третьей коалиции и подставил Россию под удар. Абсурдность и смехотворность этих выводов я не могу даже комментировать. Ноябрь 1806 Александр старается вести себя со мной, как раньше. Но я чувствую его охлаждение. Мне нужно сказать это себе и написать здесь эти слова, чтобы принять их как неизбежность, которая повсюду теперь следует за нами. Все кончено. Мы оба знаем, что прошлого не вернуть. Мне нужно все оставить самому, сейчас, уйти, а я всё цепляюсь, ловлю малейший луч надежды и, кажется, умираю каждый раз на дню, когда мы видимся теперь. *** «У императора, однако, новый фаворит! Но кто бы мог подумать, что..» «Давно пора прижать этого поляка…» Адам намеренно замедлил шаг, желая показать, что слышит разговор. Двое вельмож стояли возле приемной императора у окна и даже не подумали сделать голоса потише. Оба говорили на русском языке и, очевидно, либо сомневались, что Чарторыйский после стольких лет в России выучил язык, либо таким образом показывали своё пренебрежение. Остановившись, Адам обернулся, посмотрел на них и, ни слова не говоря, вошёл в приемную, а оттуда прямо в кабинет к императору. Александр что-то сосредоточенно писал, когда он зашёл. Не отрывая взгляда от бумаги, рукой указал куда-то мимо стула и пробормотал «садись-садись.» Присев на стул, Адам терпеливо ждал, пока император окончит свои дела и смотрел в окно, за которым шёл серенький унылый дождик. Он отметил про себя, что каждый раз, когда им двоим предстоит какой-то трудный разговор, даже погода портится. —Все… - Александр отложил перо, бумагу и откинулся в кресле. Нельзя было не обратить внимание, насколько уверенно и даже вальяжно он в нем расположился, по сравнению с тем, как это было три или четыре года назад. —Саша, я не буду ходить вокруг да около и сразу перейду к сути. Я думал отправить к тебе прежде письмо, но все же этот разговор должен быть личным. Я прошу отставки с поста министра. Александр несколько секунд молча смотрел на него, потом тяжело вздохнул и закрыл лицо руками, как бы показывая чрезвычайную усталость. —Причина? —Я не чувствую прежнего доверия с твоей стороны. Не вижу смысла без него занимать более эту должность. —Что ты имеешь в виду? Пожалуйста, объясни. —Тот наш разговор..когда ты мне сказал, что ты из-за меня дурак в глазах других...и многое другое. —Ты раздуваешь из мухи слона! Я не хотел быть резким тогда, прости. Но и ты не можешь указывать мне, кого и на какую должность назначать, - Александр произнёс это мягко, но в словах его чувствовался упрёк. Адам теперь представил совершенно ясно, как будет происходить этот разговор и потому решил покончить со всем разом. —Так ты принимаешь мою отставку? —Как император я её принимаю, но как твой друг я огорчён. Эта последняя фраза внезапно взорвала Чарторыйского. Он вскочил, и голос его дрожал от возмущения. —Тебе теперь не нужен друг! Друг, каким я был тебе, который всю правду говорит как есть! Сейчас я вижу, что тебе нужен человек, который будет во всем с тобою соглашаться и потому теперь этот Аракчеев! Боже, кто бы мог вообразить! Александр слушал его с лицом таким спокойным, что это потрясало. Казалось, эти слова ничто не в нем не задели. Он дождался окончания этой тирады и произнёс: —Так что же. Продолжай. Говори всю правду мне. Как есть. Говори, что думаешь. Я вижу, тебе есть сказать. Он знал и так, что все теперь кончено, и потому начал говорить. Словно прорвавшаяся плотина, поток слов изливался несколько минут. Адам говорил с отчаяньем, жаром и обидой, которые теперь, как будто воды моря разбивались о волнорез, каким казался император. — Все наши планы, все о чем мы говорили эти годы, все растворилось, ушло! Ты сам одобрил мою программу, ты выражал согласие ..я искренне и терпеливо ждал, я делал все возможное! Прошло шесть лет! Мы кажется не продвинулись дальше этих разговоров…К чему все эти собрания, к чему сам Негласный комитет, если он ничего не решает? Мой проект, который все эти годы я развивал должен был привести... Он не закончил. Александр встал, прервав его рукой. Уже этот жест один ясно разделял их, показывая, кто между ними тон разговора задает. —Должен был привести к независимости Польши. Все, о чем ты говоришь, так или иначе сходит к этой теме. Ты говоришь, что мне не нужен друг? Ты говоришь об Аракчееве? - он понизил голос в противовес ему, который почти кричал.- Мне нужен человек, который не поставит собственные интересы выше интересов России. Речь не идёт о том, чего хотел бы я! Я делал то, что мог! «Ты ничего не делал!- едва ли вырвался ответ.- Ты только говорил!» Адам положил на стол написанное им прошение об отставке с должности министра, который все это время держал в руках. Он наблюдал, словно во сне, как Александр наклоняется, берет перо и медленно выводит подпись. —Вот. Возьми. Отдашь секретарю.- Он протянул ему подписанный листок. Он взял его, и этот небольшой кусок бумаги показался Чарторыйскому таким тяжелым, как будто ему в руки дали кусок свинца. Он направился к двери, но, взявшись за ручку, задержался и тихо произнёс: —Да, легко чувствовать себя бесконечно правым, окружая себя сбродом. На эдаком фоне всяк хорош. Он перешёл черту и знал это. Он знал, что пояснения не нужны и Александр поймёт прекрасно каждого, кого он теперь имел в виду. Включая Нарышкину. —Я не верил, когда мне говорили это о тебе. Вот суть твоя..вот то, как ты относишься ко всем. Люди -это сброд...- на губах Александра играла горькая усмешка. Он не был даже раздражён или поражён этими словами.- Такого мнения ты обо всех русских. Теперь я вижу ясно: ты не любил...ни ее...и ни меня...Мы были только средством для достижения той цели, к которой ты стремился. Он подошёл к нему, сам взялся за ручку и открыл дверь. Чарторыйский покинул кабинет. Неделю спустя Кочубей, Строганов и Новосильцев сокрушались, пытаясь подсластить, как им казалось, горькую пилюлю. Все трое выпытывали у него причины такого внезапного решения об отставке и подозревали ссору с Александром. Зная же принципиальный и непримиримый характер Чарторыйского, старались его смягчить. «Мы не ссорились. Но противоречия между нами, увы, не разрешимы.» Такой лаконичный ответ подогревал ещё сильнее их любопытство. Впрочем, Адам постоянно в эти дни ловил на себя испытующие взгляды. Во многих из них он прочитал так же и злорадство. Друзья по Негласному комитету, который, по мнению Адама, давно уже не существовал, пришли на «проводы» и не без тревоги наблюдали, как он собирает оставшиеся личные вещи в кабинете, чтобы навсегда его покинуть. Адам знал, что их тревожило: если он, как близкий друг императора вдруг попал в немилость, то какой могла бы стать их участь? Ему хотелось успокоить их и каждому объяснить, что его случай особенный. —А вот и Аракчеев прибыл…-жующий яблоко возле окна Новосильцев выглянул на улицу. Адам сделал вид, что не слышал этой реплики. —Однако Алексей Андреевич курсирует теперь по одному маршруту день ото дня. Что ни день - с докладом к императору. Признаю, что я его недооценил…-покачал головой Новосильцев.- И все же кто бы мог подумать…трудно представить, от чего Саша так к нему благоволит? Положим, он сведущ в своём деле. Так не он один ведь. Адам молчал. Он подозревал, что приятели хотят спровоцировать его на откровение, и дал себе зарок на это не вестись. —Помнишь, как встретили его тогда, уходя от Александра?- продолжил он, обращаясь к Кочубею.- Я ещё взять в толк не мог, что делает он в такой-то час в Зимнем да еще и в штатском платье? Пронёсся мимо нас.. И не признал бы, если б не сапоги. Ну эти самые, с набойками. Только у него они, кажется, вот так стучат... Новосильцев заметил, как Адам замер, перестав разбирать бумаги на столе. И продолжил уже громче. —Вот говорят: откуда взялся нынче Аракчеев! А он, выходит, всегда тут был, и Саша его как будто прятал. Ха! Я ведь ещё потом об этом хотел спросить его и позабыл. —Когда это было?- обратился Чарторыйский с вопросом, и голос его слегка странно дрогнул, а на лице возникло выражение сильнейшего волнения. —Ещё до Аустерлица. Давно, - ответил Кочубей, почему-то вдруг смутившись. —И что же он сказал? Как объяснил своё присутствие? —Никак не объяснил. Он мимо нас прошёл, когда мы выходили. Мы и не говорили с ними. Только удивились, что он делает во дворце в столь поздний час. Ведь его несомненно тут ожидали, не сам же он прошёл без ведома. И по какому делу? Чарторыйский ничего больше не ответил. Через четверть часа они втроём шли по лестнице к выходу. Мимо проходили люди, которых Адам знал. Ни один из них, с ним не поздоровался и не попрощался. Кроме.. —Здравствуйте, князь.- Аракчеев шёл по ступенькам вверх и остановился прямо посередине лестницы. Адаму невольно пришлось притормозить. —Здравствуйте,- сухо ответил он и хотел идти. —Вы нас покидаете, насколько мне известно. Что же, останетесь в Петербурге или…на родину вернётесь? Аракчеев говорил по-французски с чудовищным акцентом. Речь его напоминала Адаму огромную, старую деревенскую телегу, ехавшую по новой мостовой. Ему неприятно было слушать его голос, как будто бы намеренно коверкавший слова. Аракчеев к тому же стоял на ступеньку выше, и, хоть рост у них примерно был один, сейчас он несколько над ним возвышался. —Есть в Петербурге ещё дела. А вы я вижу, к государю…как всегда…с докладом…- Адам взглядом указал на папку с гербом в руках графа. Тот улыбался ему, без всякого впрочем дружелюбия. Тот самый, полный сарказма и довольства взгляд. —Да-да. Дел нынче много. —Ну что, за дела теперь все могут быть спокойны. Коль вы за них взялись,- резко произнёс Чарторыйский. Он видел, как Новосильцев и Кочубей, спустившись вниз, смотрели на них с тревогой. —Вы, Алексей Андреевич, примите все же мой совет. Не слишком обольщайтесь. Вами затыкают брешь. Ведь как это говорят в России? На безрыбье и рак сойдёт за рыбу…- Адам вглядывался в его лицо, и руки его невольно сжались в кулаки. Аракчеев моргнул, как будто бы задумываясь и взвешивая что-то, потом спустился на ступеньку вниз и произнёс очень тихо: —А знаете, как отвечают в России, когда иностранцы дают нам непрошенный совет? Zakroi svoe Polskoe hlebalo,- последнюю фразу тихо, по-русски произнёс он. Чарторыйский вздрогнул, невольно отшатнулся, при этом одной ногой отступив назад. Каблук зацепился за ступеньку и Адам упал, скатившись вниз. К нему тут же бросились друзья, помогая подняться. —Осторожней, князь! Вы не расшиблись?- Аракчеев смотрел на них сверху вниз. Несколько человек так же остановились, наблюдая эту сцену. Адам поднялся, весь белый, потрясённый и взглянул на Аракчеева. —Мерзавец! Я вызываю вас на дуэль! - истерически крикнул он, пытаясь вырваться из рук друзей, которые вцепились ему в плечи, удерживая. Аракчеев молча развернулся и пошёл наверх. —Что ты! Прекрати! С ума сошёл? - они оттащили его к окну. -Что на тебя нашло? Что он тебе сделал? Адам несколько секунд невидяще смотрел вверх лестницы. Его лицо из белого сделалось красным, он тяжело дышал и тонкие губы его дрожали от гнева, но ещё больше от унижения и обиды. —Пусти! - рявкнул он, отпихнув от себя Кочубея и бросился к выходу. —Господи, что это с ним?- недоуменно произнёс Новосильцев.- За что он на него набросился? Они проводили недоуменным взглядом Адама, который бросился к выходу, расталкивая людей, и вылетел на улицу, едва не сбив одного из стражей.