***
Если бы дядя видел то, каким взглядом его племянник одаривает некоторые рукописные труды, то, возможно, или даже скорее всего, книги бы у него отобрали. Ревность. Милейшая консультантка показала ему несколько полок, где он мог найти интересующие его темы, ласково улыбнулась и ушла, оставляя его в полном одиночестве. Задумчиво теребя камень на ниточке, парень покусывал губу, рассматривая верхние полки. То, что в магазинчик зашёл ещё один посетитель, он понял по бренчанию бабочек и очередной вспышке щебета, за коим он усвоил, что вошедший является частым клиентом мужского пола, симпатичной наружности и возраста от двадцати и до тридцати лет. К более старым так активно не клеятся, его дядя исключение. В общем и целом, новый клиент — не его проблема. Его проблема низкий рост и то, что из-за него он не может достать книги с верхней полки. Желание забраться чуть выше по соседним полкам он в себе задавил и теперь, стоя на носочках, отчаянно тянулся к понравившемуся корешку, постоянно промазывая пальцами мимо. Мир для высоких. Нам, гоблинам, в нём делать нечего… Ощущение довольно дружелюбного присутствия мазнуло по спине, словно огонёк свечи, по поднесённой ладони. Хироки непроизвольно запрокинул голову, расплетая свой не тугой хвостик. Прямо позади него стоял мужчина и добродушно ему улыбался, вытаскивая книгу, за которой он тянулся. Хироки повёл плечами, вставая на всю стопу и поворачиваясь лицом к человеку, который протягивал ему талмуд, всё с той же улыбочкой. Это не было похоже ни на оскалы его дяди, которыми он награждал вынужденных собеседников, ни на пустую улыбку Иллуми, которая возможно ему и привиделась, ни на его ухмылочки за редким исключением. Было ощущение, что человек действительно живёт и радуется тому, что имеет. Такие бывают? — Спасибо большое, — вежливо улыбнулся он, слегка склоняя голову, принимая книгу из рук в руки, стараясь не прикоснуться к пальцам незнакомца. Не дай всевышний его дядя невиданным способом учует, что он умудрился познакомиться с человеком, когда его оставили только для поиска книги. — Не стоит благодарности. Просто мне было больно видеть ваши страдания, — усмехнулся собеседник, слегка приглаживая чёрные волосы, очень знакомым образом: расчёсывая их пальцами и убирая назад. Он сам так делает. — Что такой юноша делает в этом отделе? Книги здесь не для лёгкого чтения, — с лёгким укором произнёс мужчина, осматривая наряд юноши. Чёрные брюки с высокой талией, и замысловатой шнуровкой, белая хлопковая рубашка с рукавами фонариками. Парень напротив как-то знакомо изогнул бровь, недовольно поджимая губы и смотря на него серыми острыми глазками. Волосы едва касались плеч, слегка завиваясь у концов. — Прошу прощения, маленький принц, — улыбнулся мужчина, выискивая хоть какой-нибудь странный намёк в поведении юноши напротив. — Вы искали эту книгу для…? Парень кивнул, проводя пальцем по узору на корешке, задумчиво раскрывая книгу прямо на середине, как-то возмущённо всматриваясь в пустые страницы. Под тихий смешок собеседника он поднёс руку к губам, прикусывая выглянувшим из-за губ клычком кожу на указательном пальце, и, проведя им по корешку снова, двинулся к столику, игнорируя факт своего молчаливого преследования. Открыв книгу снова, он довольно оскалился, нежно поглаживая пожелтевшие страницы пальцами, уже предвкушая весёлые вечера за чтением. — Вы очень везучий человек, эм… — мужчина слегка повернул запястье, словно вспоминая имя, которого и не знал. — Хироки, приятно познакомиться, — кивнул парень, — руки не предлагаю: они у меня слегка пыльные. — Как я уже говорил, вы невероятно везучий юноша, Хироки. Я искал этот невероятный артефакт несколько месяцев, но готов поспорить, что вы обнаружили его случайно, просто зная о его существовании и войдя в первый попавшийся книжный магазин, — грустно улыбнулся мужчина, провожая тоскливым взглядом альманах полезных знаний, пропавшим для него. — Он не один в своём роде, но теперь нужно начинать поиски заново, — развёл руками черноволосый, слегка склоняя голову. — Везением меня нарекли в самом детстве, но когда я вырос, то имя сменилось на редкую фортуну, — усмехнулся юноша, посылая соболезнующий взгляд, — мистер…? Парень скопировал не только тон голоса, но и жест мужчины, ловя на себе по-доброму укоризненные чёрные глаза. — Денница, — склонил голову мужчина, прижав руку к груди. Юноша насмешливо отвесил ему поклон, причём получился он у него недурно, и рассмеялся, прикрывая глаза рукой, словно у него разболелась голова. Смех подхватил и старший. С вежливыми людьми стоит быть осторожнее и хитрее. Никогда не знаешь, где заканчивается вежливость и начинается скрытая угроза. — Вы уходите? Может немного поговорим? Вы показались мне человеком, хорошо разбирающимся в литературе, — присев за стол, произнёс Люцифер, как расшифровал для себя Хироки, складывая руки на столе. О, знакомый жест. Я не опасен для тебя. У меня нет оружия. Не обижу. Готов к беседе. — Почему бы и нет, но долго задержаться не могу, мне нужно скоро бежать, — присаживаясь напротив, слегка наклоняя голову, позволяя волосам прикрыть глаза, обдумывая, когда ему уже завезут чувство самосохранения. Может, со следующим патчем. — Разумеется, я не стану вас задерживать. Вы пробудете здесь столько, сколько захотите, и удерживать вас никто не будет. Хироки улыбнулся, зачёсывая волосы пятернёй назад, в один момент подтверждая все догадки мужчины напротив. Какая знакомая привычка, какие знакомые жесты и мимика. Неспешная беседа о поэзии понравилась обоим. Хироки наконец-то получил возможность выговориться человеку умному и сведущему, Люцифер же познакомился с новым взглядом на некоторые вещи. Юноша оказался довольно зубастым созданием: говорил искренне, уверено, язвил так, что и не прикопаешься. Одним словом — знакомством были довольны оба. — У меня есть одна книга, хочу узнать ваше мнение о ней, — произнёс мужчина, доставая из сумки красную книгу с чёрным корешком. Юноша удивлённо уставился на неё, склоняя голову к плечу и отставляя чашку с чаем. Люцифер положил её между ними, предоставляя полную свободу действий юнцу. Парень, что было исключительно правильно и здраво, даже не прикоснулся пальцем к обложке, довольствуясь разглядыванием отпечатка ладони на лицевой стороне. — Никогда не видел подобных, — пожал плечами юноша, перестукивая пальцами по столешнице, — но я уверен, что она полезнее, чем та, что теперь у меня. Она словно… — мальчик резко прикусил губу, ощущая холодок, легко мазнувший его плечу. Парень сделал вид, что не может подобрать слова, пожёвывая нижнюю губу и разминая пальцами переносицу, — словно она ваша. Я не могу это объяснить, — мотнул он кистью руки, начиная нервно стучать ногой по полу. Думалка включилась на полную, и для полноты картины стоило начать покусывать ноготь большого пальца. — Ох, какая жалость. Видимо, она действительно моя, — вздохнул Люцифер. — Я вижу, вы уже торопитесь. Благодарю за беседу. Хироки встал, слегка неуклюже запинаясь о ножку стула и падая грудью на стол, зло шипя, потирая ушибленный локоть. Взрослый быстро встал и, аккуратно придержав юношу за предплечье, помог подняться, поправляя воротник его рубашки. — Спасибо, и да, мне действительно стоит поторопиться, а иначе мне откусят голову, — помотав головой, сказал он, многозначительно оттопыривая губу. Люцифер усмехнулся, с трудом удерживаясь от маленькой пакости. Желание оставить на рубашке юноши след чужой нэн было очень заманчивым. Хотелось бы ему увидеть лицо Хисоки в тот момент… — До свидания, — улыбнулся на прощание он, незаметно отойдя к полкам с книгами. — Приятно было познакомиться, Хироки, — ответил улыбкой на улыбку Люцифер, с ухмылкой осматривая свою книгу. — А ведь хитрый, — прищурился он, присаживаясь назад на стул. — Только вот Мачи, зачем ты его спугнула? Из тени межполковых коридорчиков вышла женщина, заламывая руки на груди и недовольно зыркая на босса. — Пока вы тут прохлаждались в компании этого чудесного юноши, я пыталась не нарваться на отвратительное настроение Хисоки, а это, между прочим, трудно, — возмутилась она, взывая к совести босса. — Тем более, он так старался отвязаться от меня раньше времени, что мне стало как-то обидно. Куроро пожал плечами. Как же хорошо, что скинуть трудные разговоры можно на своих работников, а самому «прохлаждаться» с чудесным юношей, прошу заметить, он так назвал его не первый.***
Башня встретила родственничков неприятным оживлением, и если Хисока хотел просто перебить весь этот люд, то более миролюбивый Хироки предложил просто всех отравить или сжечь. Странно, но это предложение вернуло мужчину в правильное русло. Юноша лишь хмыкнул, перебирая пальцами пряди волос, пока они поднимались на лифте. — Отрасли… Отрежешь? Парень повернулся к дяде, склоняя голову к плечу и гипнотизируя его серостью глаз. Хисока изогнул бровь, подходя ближе и подхватывая прядь, обрамляющую лицо. — Действительно отрасли, — хмыкнул он, отпуская волосы и задумчиво поглаживая подбородок. — Может, сначала проткну тебе ухо? Помнишь, ты меня просил? Хироки встретился взглядом с дядей, приподнял брови и, слегка прикрыв глаза, кивнул. — Отлично, посмотрим потом, что делать с волосами, — махнул рукой мужчина, цепляясь взглядом за красное пятнышко на щеке парня. Лизнув палец, он в самых лучших традициях матерей, попытался его оттереть. — Вот где поцарапаться успел? Хироки немного оттопырил нижнюю губу, что значило в этом случае: «Я не знаю, спроси у кого-нибудь ещё». Сгрузив на юношу все пакеты, которые итак принадлежали ему, Хисока указал направление, дал номерок комнаты и, хлопнув племянника по пятой точке, придавая начальное ускорение, пошёл регистрироваться… В общем, огромный зал с прекрасным видом на ночной город, парню понравился и он, скинув все пакеты около дивана, залез с ногами на подоконник, открыл окно и свесил из него ступни, слегка вздрогнув от прохлады. В лицо дул холодный ночной воздух. Вот в чем прелесть резко континентального климата. В воздухе ощущалась лёгкая влажность, и юноша, подставляя лицо таинственной ночи, щурился и улыбался. Вернулся дядя и, судя по звукам, сейчас собирает разбросанные верхние вещи Хироки, который всё никак не может научиться их сразу вешать. Если так подумать, то в их семье Хироки убирал вещи за Хисокой, а он за ним. Прекрасный тандем. — Простудишься же, — по-доброму проворчал Хисока, присаживаясь рядом на подоконник, спиной облокачиваясь на закрытую часть окна. Хироки принюхался, поджал губы и, слегка повернув голову к дяде, ответил, что это глупости. Хисока пожал плечами, наливая себе коньяка в стакан, раздумывая над чем-то. Один другого стоил. Хироки в расстёгнутой рубашке, растрёпанный и с потёкшим от умывания макияжем. Хисока вообще без рубашки, без привычного макияжа, с мокрыми волосами. Домашние. — Вот кому бы стоило позаботиться о своём здоровье… — заметил парень, слегка наклоняясь вперёд, чтобы рассмотреть пролетевшую мимо птицу, мельком замечая, как моментально напрягся дядя. Такая забота способна довести до слёз. Мужчина рассмеялся, слегка хрипло и устало, прикрывая глаза и выдыхая. — Вот уж чего мне не стоит бояться, так это простуды. Такая глупость… Отвернись, я не хочу заниматься пропагандой алкоголя, — произнёс он, тыкая пальцем в щёку юноши. Тот фыркнул, но отвернулся. — Знаешь, кирпич просто так никому на голову не падает… Всё на свете взаимосвязано, — голос у парня странно дрогнул, но Хисока не смел поворачивать лицо к себе. Всё равно, что опозорить. — Вот, например, то, что ты забрал меня к себе, привело к тому, что мы сейчас сидим у окна и ведём семейные беседы… Но иногда я задумываюсь, — произнёс он, поглаживая запястья большим пальцем, — а что, если бы ты меня не забрал? Всё было бы по другому. А если бы отец уделял всё своё время не на нас с матерью, а на неё исключительно. Казалось бы, глупость. Что такое каменная статуэтка? Так, глупый кусочек камня. А ведь такая ужасная глупость… Так что не отмахивайся от вещей мелких. Дьявол, говорят, в деталях, а Бог — в мелочах. Мужчина кивнул, нагибаясь и ставя бутылку с пустым стаканом на пол, усаживаясь назад, облокачиваясь спиной на наличник, аккуратно вытягивая босую ногу и почти невесомо щипая задумавшегося юношу за рубашку. Хироки повернулся, вопросительно изгибая бровь. На бледном лице причудливо смешивались яркие огни города и холодный свет луны. Слегка наклонив голову, словно спрашивая о том, что взрослый хотел от него, юноша почувствовал, как его дёрнули снова. Два раза повторять ему не нужно. Он, придерживаясь за лодыжку дядя, втянул ноги назад в комнату и, ловко крутанувшись сидя на корточках, подполз ближе, усаживаясь так, что его макушка оказалась на груди у Хисоки. Тот ему улыбнулся, слегка потрепав по волосам, и, обняв его одной рукой, опустил другую вниз, подтягивая бутылку к себе в руку. Удобная вещь нэн. Юноша продержался ещё минут семь, соскальзывая чуть ниже, но его тут же вернули на место. Мужчина, получивший возможность пить без лишних глаз, воспользовался моментом, медленно опустошая бутылку. Хироки на его действия внимания не обращал никакого, тихо посапывая. Часы на стене показывали час ночи. Мужчина подхватил юношу на руки, легко перенося его в свою комнату, укладывая поверх одеяла и укрывая его оставшимся куском. Парень немного нахмурился, перевернулся на левый бок и затих, утыкаясь носом в одеяло. Усмехнувшись, он направился разбирать купленные вещи, благоразумно выкладывая книги стопками на столе в той последовательности, в которой ему их уложили. Он точно не знал — есть ли какая-нибудь полезная информация в этом, но делать ненужных действий не стал. Закончив, двинулся в ванную, закинуть свои вещи в стиральную машину, решив, что вещи племянника он отберёт завтра. Сейчас будить его он не хотел. Под жужжание стиралки, Хисока ушёл на кухню, помыл стакан, выкинул бутылку, устраиваясь на уголке стола, листая новости в телефоне, коротая время до конца цикла. Ближе к половине третьего мужчина закончил свой порыв домохозятельности возвращаясь в комнату и тихо укладываясь на оставшуюся часть кровати, прикрывая скинувшего одеяло племянника, и, наконец-то опустив голову на подушку, осознавая, как сильно он устал. Уперев замученный взгляд в потолок, мужчина тяжко вздохнул, прислушиваясь к глубокому дыханию под боком. Не прошло и пяти минут, как Моро уснул, укладывая одну руку на плечо ребёнка. *** Хироки вздрогнул, резко распахивая глаза и тут же жмуря их, прикрывая ладонями и яростно вытирая навернувшиеся слёзы. В голове шумело и до испуганного мозга долго доходил тот факт, что уснул он в одном месте, а проснулся в саду. Парень поднялся на ноги, слегка покачиваясь и придерживаясь рукой за стену дома, на ощупь пробираясь через кусты роз, неудачно запинаясь об корень и падая ладонями прямо на колючки. Юноша широко распахнул глаза, аккуратно поднимая одну ладонь и поднося её к лицу, рассматривая красные бусинки крови, которые скатившись по ладони, упали прямо на сломавшийся бутон белой розы. Капля разбилась о лепестки, растекаясь небольшой лужицей и впитываясь, постепенно окрашивая цветок в красный. Только в этот момент парень понял, что он спит. Поднявшись на ноги и отряхивая испачканные землёй коленки, юноша сделал шаг через кусты, радуясь, что в этот раз он в своей лучшей версии — взрослой. Посмеявшись тому, как наверняка нелепо он выглядит в синих шортах на подтяжках, белых гольфиках и голубенькой рубашке, Хироки положил руку на дверь, слегка толкая её внутрь, просовывая голову в просвет… Мир резко схлопнулся, сужаясь вместе со зрачками, которые, превратившись в две точки, резко расширились, обостряя так ненужное сейчас зрение. Подняв трясущуюся руку вверх, он со страшной силой ударил себя по лицу. Голова мотнулась в бок, а из разбитой губы струйкой потекла кровь, пачкая его подбородок. Морок не исчез. Он занёс руку второй раз. Удар получился ещё сильнее. Кровь то и дело наполняла его рот, смешиваясь со слюной, иногда стекая из уголка плотно сжатых разбитых губ. Собравшись с последними силами, он зажмурился, снова поворачивая голову, возвращая себе картинку ужасной глупости, которая уничтожила его жизнь. Шум в ушах слегка заглушал хлюпающий звук, с которым каминная статуэтка феникса, подаренная их семье на прошлую годовщину свадьбы родственниками отца, опускалась вниз, перемалывая кости черепа в труху и поднимая в воздух капли крови, с тихим плеском опускающиеся в лужу, натёкшую вокруг. Хироки глубоко задышал, бескровными губами шепча, что-то невнятное и ужасающе похожее на просьбы перестать. Парень попытался сделать шаг назад, но ноги, приросшие к полу, этого сделать не дали. Колени отчаянно дрожали. Его дыхание постепенно ускорялось, как и сердцебиение, со временем срываясь на истеричные вздохи. Ноги предали. Юноша рухнул на пол, больно ударяясь копчиком об тумбочку, находящуюся рядом, затыкая рот ладонью, пытаясь перебороть тошноту, тугим комком перетянувшим горло, он согнулся пополам, упираясь лбом в паркете, невидящими глазами утыкаясь в пол, ощущая, как натягивается кожа на голове, совсем не осознавая, что самолично пытается выдрать клок волос. Переживать это во второй раз было невыносимо. Кажется, что на веках этот момент был выжжен второй раз. Прямо по едва зажившим шрамам. Мать, сидящая на груди его отца, самозабвенно обрушивала удар за ударом по месту, где когда-то было его лицо. Сумасшедшая улыбка, обезобразившая красивое лицо, поминутно становилась только шире, только временами исчезая, позволяя женщине обронить что-то похожее на: «Теперь смерть нас не разлучит, любимый» или «Ты теперь никогда не посмотришь на другую». Юноша пару раз приложился лбом об пол, пытаясь проснуться, вообще жалея, что лёг сегодня спать. Оставалось только тихо подвывать, закусив нижнюю губу и царапать содранными ногтями пол. Из пучины боли, страха и желания умереть его выдернула тишина и ощущение страшной опасности. Парень резко выпрямился, поднимая голову чуть выше и мгновенно жалея об этом. Красное пятно, вспыхнувшее перед глазами, сменилось белым и тупой болью в виске. Тело стало ватным, и он с глухим стуком повалился набок, чувствуя, как накатывает апатия и спокойствие. Последнее, что он увидел, — белые волосы, заляпанные кровью, и то, что осталось от лица его отца. — Спокойной ночи, сынок…***
— Хироки! — громкий окрик и нечеловеческая хватка на плечах, заставила юношу распахнуть глаза, подорваться с кровати, отпихивая дядю, словно тот ничего не весил в сторону, рвануть в ванную, чтобы согнуться над унитазом в рвотном позыве. За ним в санузел влетел и Моро, падая рядом на колени и убирая волосы назад, придерживая их одной рукой, другой аккуратно похлопывая мальчика по спине, ожидая, когда того перестанет тошнить. Проснулся он около пяти минут от странного чувства раздирающей печали и почти животного ужаса. Пролежав несколько мгновений без движений, до мозга наконец-то дошло, что эти эмоции ему не принадлежат, и тут кошмар накрыл с головой. Когда, перевернув дрожащего племянника лицом к себе, получил резкий удар хацу, опешил. Всегда готовый к нападению, он пережил его легко, но парень не только в сознание не приходил, но и на похлопывания по лицу никак не реагировал. За несколько минут бесполезных попыток привести Хироки в чувство, он проклял свою сестру десятки раз, и, сжимая руки в кулаках, до треска костей в пястье, продолжал настойчиво дозываться до уплывшего сознания ребёнка, который среагировал только на попытку передать ему чужеродную нэн. Дождавшись, когда племянника перестанет рвать, он приподнял его за плечи, перенося в душевую кабинку и включая там тёплую воду, в попытках согреть ледяного мальчика. Парень и не сопротивлялся, то и дело вытирая слёзы дрожащими ладонями, он наклонился, утыкаясь лбом в колено дяди. Мужчина присел, аккуратно притягивая ребёнка ближе к себе. Истерика сходила на нет, и Хироки, уже более менее спокойно обнял его поперёк груди, устраиваясь коленями между коленями старшего. Из раздумий Хисоку выдернул тихий хриплый голос: — Я видел… Нет, я вспомнил, как она его убила. В порыве своей ревности она ударила его каменной статуэткой по голове. Возможно, мать поняла, что натворила, и это заставило её сознание поплыть… — ребёнок дрожал уже не от холода. Да будь Хисока немного помладше да понаивнее, возможно бы и сам вздрагивал. — Мне стало легче… Раньше в голове был пробел, но теперь всё сошлось. Я не могу утверждать, что в норме, но мне определённо больше ничего не мешает. Кошмары должны прекратиться. Фокусник кивнул, перекрывая воду и срывая с вешалки полотенце, укрывая им опущенную голову племянника, помогая ему выпутаться из мокрой одежды. Укутав его в халат, мужчина поднял парня на руки и, стараясь лишний раз не трясти, понёс в комнату. Уложив племянника назад, он аккуратно укутал его в одеяло, собираясь уйти в ванную комнату, чтобы прибраться, но Хироки, слабо сжав запястье дяди, потянул его на себя, тихо прося остаться с ним. Моро кивнул, укладываясь на матрас рядом, легонько подтягивая мальчика к себе. Хироки, устроившись поудобнее, уткнулся носом в плечо родственника, вдыхая знакомый аромат, надеясь, что второй сон не будет продолжением кошмара.***
Утро встретило юношу гудящей головой, набатом сердца в черепушке и отвратительным першением в горле. Продрав глаза, он ещё минут семь лежал на боку, выводя пальцем узоры по простыне и не моргая, гипнотизировал пятнышко на стене, чуть выше тумбы. Юноша упёрся на руку, слегка приподнимаясь над кроватью, поджимая ноги, чтобы принять более устойчивое положение в пространстве. Ему не привыкать просыпаться уже уставшим. Ноги свесить получилось с большим трудом и он, уперевшись ладонями по обе стороны от своих бёдер, слегка качнулся, приподнимаясь с постели. Хоть и вставать и идти куда-нибудь желания не было никакого, он сделал шаг вперёд, слегка тормоша свои спутанные волосы и ловя краем глаза собственное отражение в зеркале на дверце шкафа, почти незаметно вздрогнул, но упрямо подошёл, скидывая с плеч халат, оставляя висеть его на согнутых локтях. Пытаясь выяснить, за что его дядя называет солнышком, хотя тут явно не солнышко, а что-то среднее между облезлым хорьком и куклой из не самого хорошего фарфора, он крутился у зеркала, стараясь вытеснить из головы свой сон и желание вскрыть себе вены на запястье собственными руками. В какой-то момент зеркало отразило в себе ещё и помятого неприятной ночкой Хисоку, привалившегося к дверному косяку и медленно цедящего кофе из огромной чашки. Мужчина хмуро рассматривал ребёнка перед ним, предвкушая начинающуюся депрессию… Как бы Хисока не хотел бы быть неправым, но юноша, такой родной и милый, уже к концу дня замуровался в себе и в комнате, обложившись книгами и выходя очень редко. Первые два дня это почти не отличалось от его в кои-то веки, но временами случающегося настроения. Сначала порции еды стали меньше. На упрашивания внимания не обращал. Кажется, юноша ушёл целиком и полностью в себя, стараясь спать долго, а бодрствовать мало, но даже в короткие промежутки его похождений по квартире оказывались довольно пугающими. Чего стоило, что однажды он просто встал с кровати, сделал несколько шагов и, схватив стакан с тумбочки, крутанулся на носке и почти прокричал довольно популярные строчки из одного мюзикла, запустил содержимым руки в стену, туда же швырнул подушку, медленно опустился на колени перед устроенной им вакханалией, посидел, просто встал и ушёл в ванную. Хисоке пришлось всё убирать. Самым здравым решением, по мнению Хисоки, — дать время. Так что все истерики Моро сносил с несвойственным для себя спокойствием. Если Хироки что-то бил — Хисока убирал, ломал — убирал, хотел — приносил, бесило — уничтожал. Где-то на четвёртый день парень полностью погрузился в чтение, а если не читал, то спал. Проблем моментально стало меньше. Комнату он полностью отдал под буйства племянника, появляясь там исключительно, чтобы помочь пережить плохой сон, да ради собственного спокойствия. На пятый день парень окончательно присмирел и лишь иногда вводил мужчина в ступор вопросами о людях, которых Моро не знал. Яркой звездой большинства из них стал некий «Арэй», перед которым юноша почти постоянно извинялся. Сколько бы Хисока не спрашивал о том, кто это такой, — ответа не получал. Оставалось лишь скрипеть зубами и тысячный раз слушать бред. Утро шестого дня можно было отмечать чёрным цветом или, если бы Хисока вёл дневник, «тот день, когда я чуть не поседел». Проснувшись от звука льющейся воды и не понимая несколько секунд, что происходит, мужчина медленно моргнул, провёл рукой по лицу и, вскочив на ноги, в одну секунда добрался до двери в ванную, перелопачивая в голове все возможные развития событий, а учитывая, что из-за двери слабо тянуло кровью, то мужчина чуть ли не выл. — Хироки, всё хорошо? — ударив в дверь кулаком, спросил он, прислушиваясь к происходящему за дверью. Возможно, стоит снести эту деревяшку и удостовериться самому. — Хироки, отвечай или открой дверь! Рычание в голосе сдержать не удалось. Дверь открылась резко, прямо ему в лицо и явно недовольный происходящим парень, прижимающий вату к носу, медленно рассматривал его, словно под лупой и, опережая все его вопросы, поднял ладонь вверх, призывая закрыть рот: — Закружилась голова, ударился об бортик ванной. Вопросы? Хисока отрицательно покивал головой, слегка приподнимая бровь. — Депрессивный эпизод закончен. Спасибо за терпение, дядя.***
— Так, кто такой Арэй? — спросил мужчина, смотря на то, как парень зависает с ложкой во рту и удивлённо смотрит на него. Хироки потянулся за чаем, слегка похлопывая себя по груди, скрывая замешательство. Мужчина хмыкнул, наливая себе воды из кувшина, стараясь слишком сильно не издеваться, но учитывая, с какой скоростью в глазах юноши сменяются кадры, — сделать это было трудно. — Какой Арэй, — с почти искренним удивлением спросил Хироки, почёсывая нос. — Это я у тебя и спрашиваю, солнце моё. Гений мысли прикрыл глаза, давя тяжкий вздох, и, запустив руку под рубашку, достал подвеску, демонстрируя её дяде. — Ох, ты дал имя своему камушку, так мило, — ухмыльнулся мужчина, на что парень просто приложился лбом об столешницу. — Очень смешно. Да, я дал имя своему талисману. Почему бы и нет, — он повернул голову к окну, поднося кристалл к глазу и смотря через него на комнату. — Какие планы? Хисока остановился в поле зрения юноши, заинтересованно рассматривая знаменательную вещицу. — Это уже зависит от твоего решения, солнце. Есть идеи? Хироки лениво потянулся, заправляя волосы за ухо и, поддев пальцем нитку с талисманом, хитро улыбнулся. — Есть парочка идей…