Я часть силы той...

Напряжённая тишина, иногда перебиваемая доносящимися издалека хриплыми криками ужаса и звуками ломающихся костей, давила на сознание непереносимым грузом и кажется, что находила странный отклик в непонятном выражении лица дяди. Он был не то что недоволен. Когда он не доволен — поднимает брови и смотрит так, словно ты уже рассказал ему всё, что пытался утаить и самолично выгрыз себе могилу прямо на бетонной дороге. Когда дядюшка недоволен — он убирает руки в карманы, сжимая их в кулаки, что очень заметно по натягивающейся ткани штанов. Когда Хисока недоволен — тебя гнетёт неизвестность, скрывающаяся за побелкой лица и пунцовостью вены на виске. Нет, сейчас он абсолютно добродушен. На лице гуляет лёгкая полуулыбка, разве что изредка он кидает странный взгляд в даль, но лично Хироки там ничего не видел, и это даже не из-за капюшона. Вопрос уже почти сорвался с его губ, как мужчина повернулся в его сторону, почти мгновенно остановившись. «Вот так всегда. " — Я не читаю твои мысли, драгоценный!», а потом спрашивает у меня то, что спросить хотел я. Не честно.» — лениво соображал парень, притормаживая. Останавливается, обращая внимание на хрустнувшую ветку под своими ногами, опуская голову, пряча лицо в складках ткани. — Ты что-то хотел спросить, моя маленькая моль? Да, действительно, он добродушен, а это значит, что не несёт никакой опасности людям, а особенно для Хироки. — Нет, ничего особого, — покачав головой, сказал парень, пытаясь улыбнуться, но вышло как обычно — слишком криво и непонятно. Он хмыкнул, проследив взглядом за тем, как парень убирал руки под плащ, провёл указательным пальцем по щеке, всё также неотрывно гипнотизируя, но внезапно, повёл плечами, отвернулся и бодреньким шагом пошёл дальше, почти вынуждая бежать за ним, чтобы не сгинуть в этом болоте. Под подошвами местами проваливалась земля, уходя почти на семь сантиметров вглубь, вынуждая постоянно смотреть под ноги, ведь шанс споткнуться был даже выше, чем, разогнавшись, встреться лицом к лицу с жителями этого болота. Падение приведёт к максимум смешкам от дяди, но это будет даже хуже, ведь он ничего не забывает и является картотекой постыдных моментов разной степени давности. — Зачем ты решил сдавать экзамен? Голос его был спокоен, даже пуст, что отражалось на лице маской непринуждённости. Парень поднял голову, бросая аккуратный взгляд на ноги дяди. Губы приоткрылись сами собой, а странно затуманенный мозг, выдрессированный подчиняться вопросам и приказам, почти выдал самое сокровенное, но резко схлопывая челюсти, прикусывая кончик языка, парень выдал самую ничтожную из причин, даже не смотря в сторону собеседника. — Мне стало скучно. И снова он кидает один из своих нечитаемых взглядов, упираясь прищуром чуть ниже острого подбородка мальчика, вызывая у него толпу мурашек. Через метров сорок виднелся просвет, ознаменовавший окончание терзаний уставшего тела — непроходимой местностью и души — Хисокой. Кажется, он снова услышал его мысли, пока сгружал тело Леорио под дерево, усаживая того на землю. Гиттаракура с интересом следил за действиями фокусника. Он решил быть с ним дружелюбным и понимающим, чтобы вбиться в его друзья и брать того на задания, а платить по дружбе мало. Бизнес. Многочисленные наблюдения за Моро показали, что лучший способ сделать это — хвалить Хироки. Мама говорила, что если похвалить чужого ребёнка, то его мамаша некоторое время будет смотреть тебе в рот и ловить каждое твоё слово. Вот и теперь, великий и ужасный наёмный убийца, первый сын дома Золдик думал о том, какой комплимент отвесит. Хисока вальяжным шагом, полностью довольный собой, видимо не чувствующий убийственные флюиды, испускаемые собственным племянником, облокотился плечом о дерево, занимая наблюдательный пост, кивком здороваясь Иллуми, чей гениальный мозг родил единственный комплимент, на который вообще был способен. — Хисока, твой племянник похож на крысу… По ошибке приняв культурный шок за благовеяние, ибо симптомы похожи — Хисока почти соскользнул, ухватившись маникюром за кору, пытаясь притормозить своё фееричное падение, Иллуми кинул взгляд на спину Хироки, перекочевавшего куда-то за ширму из людей и кустов. — Ты это сейчас к чему? — так и не разогнувшись спросил он, потеряв племянника из виду, что ещё сильнее ударило по его настроению, и уже серьёзный, с играющими желваки на лице и пробивающимся бешенным румянцем через белила, глянул на непонимающего Иллуми, чьи эмоции читались как: «Всё шло по плану, а план пошёл в жопу». — Невзрачный, но опасный. Ведь крысы столько болезней переносят. Да и палец человеку откусить могут. Лицо Хисоки читалось как: «Ты чего, сука, такое несёшь». Мужчина слишком опасно сузил глаза, вынуждая Иллуми подцепить пальцем булавку. Так он и не понял, что сделал не так, ведь это же была похвала от чистого сердца, насколько она вообще могла быть чистой в связи с его работой. — Вот чего ты добивался, оскорбляя моего мальчика? Левая рука фокусника нырнула за спину, доставая колоду карт, плавным движением перемещая её в пространство между ними. — Я похвалил его, — почти праведно оскорбился парень, искажая эмоции на столько, сколько позволяли булавки в его лице. Фокусник, кажется подостыл, да и чёрный плащик замаячил на горизонте, успокаивая розоволосового. Поза его снова сменилась на скучающую и он, уткнувшись затылком в ствол дерева, заторможено моргнул. Иллуми смотрел за тем, как он наглаживает браслет, складывая в гениальном мозгу переменные. — Ты ведь называешь его молью, почему? — Потому что он всегда ошибается в выборе цели. Это метафора, а твоё сравнение его с крысой — грубость, которую я больше не потерплю, но на первый раз сойдёт. Себе же, Иллуми это перевёл как: «бла-бла, я могу обзывать его как угодно, бла-бла, ты на верном пути». Сделав вид, что всё понял, Иллуми вернулся к лицезрению Киллуа, болтающего с пареньком колючкой и не то крысой, не то молью, очень недовольного жизнью. Решив для себя, что эти родственники действительно похожи, Золдик принялся просчитывать шанс заманить мальчишку в общую работу, ибо тот, видимо, молчалив, в отличие от дяди, да и кажется, что скромнее. Ошибся дважды, но пока он об этом не знает. Вообще, следил он за Хироки чисто для галочки, один раз в месяц навещая место проживания мальчика и отмечая, что тот жив и без травм. Информацию украл из школы. Так что видел он его характера мало, да и то, пока тот спал зубами к стенке, в буквальном смысле этой фразы. Заплатили пятьдесят дзени — работаю на пятьдесят дзени. Девиз его жизни. Хироки слушал истории о том, как прошли эту часть экзамена его «друзья» поражаясь, как грациозно Гон упустил момент почти своей жизни. Но все же, мальчик стоил уважения. Со скрипом в душе парень понимал, что если бы его так схватил бы за шею дядя, то он бы сдался быстрее, чем Хисока бы это предложил. В ушах зазвенело и где-то на фоне послышался звук трения кожи и звон металла, который прошёл также быстро, как и появился, оставляя после себя сладкий привкус крови на языке и фантомный зуд на запястьях, почти вынуждая парня передёрнуть плечами, закусывая губу. Что греха таить, он стал немного уважать самодурство Леорио, прям каплю. — А как сдал ты? — внезапно пробившийся голос через толщу неприятных ощущений, немного взбодрил его. — Ничего интересного, я просто шел за экзаменатором. Киллуа вопросительно задрал бровь, бросая хитрый взгляд на мнущего руки под плащом парня. — А как же так вышло, что пришёл ты позже Гона, да ещё и с сорок четвёртым в паре? Кажется, этот вопрос волновал не только его, но и всех подслушивающих, так что на ещё не восстановившего суммарное количество язвительности Хироки, уставилось по меньшей мере половина участников, ибо его появление было самым спорным. — Заблудился и спросил дорогу, — выплюнул он, — кто же знал, что если вежливо попросить, можно не получить карту между глаз? Киллуа фыркнул, отворачиваясь. — Не обижайся, пожалуйста. Ты чем-то расстроен? Гон аккуратно ущипнул ткань его рукава, пытаясь заглянуть под капюшон, но резко отшатнувшийся Хироки от такого безобидного жеста проявления дружелюбия, немного расстроил уже его и, бросив напоследок, что ему нужно побыть одному, развернулся и пошёл куда-то в лес, под вопросительным взглядом дяди. — Кажется, он раздражён, — склонил голову Иллуми, разглядывая маникюр. — Голодный просто, — отмахнулся Моро, провожая того слишком серьёзным взглядом. Вдоволь попинав стволы, выплёскивая своё накопившееся раздражение, парень сел на поваленное дерево, задирая рукав рубашки. Очаровательно улыбаясь, он встал около своего стола, осматривая кухонные принадлежности. Жаль, готовить он умеет только дошик и в кухонных симуляторах на компе, так что в этом году не видать ему лицензии охотника, как своих ушей, так что можно давить своим прекрасным настроением на рядом стоящих людей, шарахающихся от него, но вынужденных стоять рядышком. Охотники сорвались искать свиней, которых им предстоит готовить почти сразу, оставляя позади только зевающего Хисоку, старающегося не уснуть от удивительного экшена Иллуми, и почти лежащего на прохладном мраморе Хироки. Экзаменаторы хихикали, глядя на то, как тот делает искренние комплименты прохладе мрамора, прекрасному холодильнику, стоящему под столешницей, и тому человеку, что сослал весь сброд к чертям. — Милый мальчик, а тебе не нужно идти добывать свиней? — спросила Матчи, пытаясь не смеяться, что получалось в край плохо. — Неа, пусть сначала половину съедят, а я уже потом обожравшуюся свинью как-нибудь притащу, — отмахнулся он, немного привставая, чтобы не слишком мять нежную ткань рубашки. — Хочу признаться, что готовлю я так плохо, что яд в вашем случае будет безопаснее, но теорию знаю. Хисока за его спиной хихикнул, на что мальчик немного напрягся. — Я уже готова тебя за честность аттестовать, — ответила женщина, — но сделай хоть вид, что стараешься. Хироки кивнул, отлипая от разделочной поверхности и стартуя в лес. Свинки, а точнее — гребённые огромные хищные кабаны, как и предсказывал Хироки, обожрались и теперь лениво хрюкали, ибо основная масса была не затронута. Сидя в кустах и наблюдая за ними с безопасного расстояния, Хироки думал о том, как он, имея в руках исключительно себя, несколько лет художественной гимнастики и любовь к литературе, может одолеть эту хрюшку, учитывая её клыки и любовь к мясу. Внезапно развернувшись на громкий шлепок за его спиной он и сам не понял, как вскарабкался на дерево и теперь пилил взглядом приветливо улыбающегося дядю, стоящего около двух хрюшек: одна побольше, а одна поменьше, но все равно дотягивает до размеров перекормленного хряка под тонну весом. — Хироки, радость моя, я принёс тебе подарочек, — промурлыкал мужчина, упирая руку в ствол дерева, создавая импровизированную ступеньку. — Как ты туда забрался, милый? Действительно, веток внизу не было. Парень аккуратно сполз до руки дяди, наступая на неё и уже спрыгивая вниз, почти хлопаясь на колени от внезапной подкатившей тошноты от запаха крови, ударивший в нос. Благо дядя подхватил под ребра, давая время прийти в себя. — Как же я её понесу? Я же не мутант, — уже, более-менее, нормально стоя на ногах, спросил он, поражаясь собственной наглости. Хисока подумал, скептично осматривая худого племянника, крикнул Гиторакурра, попросив его потащить свинью Хироки. — А я вам могу рецепты сказать. Готовить не умею, но в симуляторе повара у меня было пять звёзд, — принялся торговаться он, растягивая губы в улыбке, оставляя удивительно спокойными мышцы шёк. Гиторакурр вопросительно глянул на Хисоку, аккуратно подпирающего дерево, любовно смотря на парня и всем своим видом показывая, что обсуждать ничего кроме Хироки он не желает. — Хорошо, иди вперёд, Хисока, и займи нам место, мы скоро придём. Мальчик мне пока рецепты расскажет, как предоплату. Возмущение мужчины, витающее зловещей тишиной вокруг, можно было резать, а опасно сузившиеся глаза, пилящие как и Иллуми, пытающегося быть учтивым, так и Хироки, сделавшего два шага назад, блестели звенящей угрозой. — Дядя, — подал голос Хироки, максимально подбирая тело в струнку и пытаясь занимать меньше места в пространстве, невербально высказывая своё уважение к мужчине, — я думаю, что Гиторакурр прав. Мы не должны потерять хорошее место, а мы тебя только задержим. На эти доводы он вопросительно посмотрел на мнущегося парня, сжимающего губы в тонкую нить, посмотрел на Иллуми, флегматично ковыряющего свинью, и, разведя руками, тяжко вздохнул. — Только попробуй его хоть пальцем тронуть, — сказал фокусник, показывая кулак и подбирая тушу свиньи, исчезая в кустах в тот же миг. Хироки выдохнул, складывая руки на груди и выставляя ногу вперёд, перекатываясь с одной ступни на другую. — Это кому из нас он сказал? — задал вопрос Хироки, невольно поджимая губы и бросая учтивый взгляд на, потерявшего связь с космосом, мужчину. Гиторакурр промолчал, беря хрюшек в руки и медленно, чтобы Хироки не отстал, пошёл, огибая кусты. — Знаете, — ни с того ни с чего начал разговор парень, шмыгая носом и несколькими быстрыми шагами нагоняя мужчину, который, кажется, даже забыл, что за ним по пятам тащится Хироки, — последнее время, мне кажется, что вокруг разыгрывается какой-то спектакль, честное слово. Каждая его фраза поддерживалась активной жестикуляцией, наверняка заменяя мимику лица, которое сейчас было скрыто. Нет, это совсем не раздражало, даже наоборот, мальчик знал, как привлечь к себе внимание и не оттолкнуть собеседника, правда, кажется, что временами он забывал об этом прекрасном таланте. Не дождавшись ответа, он понял, что его ждёт увлекательнейший диалог с самим собой, но отказаться было бы глупо, ибо найти в наше время благородного слушателя нелегко, а уж тем-более такого, что не просто не перебивает, но и кажется не слушает, так что нести можно было любую ахинею. И он нёс, щебеча что-то о том, что он умудрился подслушать или заметить в тех, кто сдаёт экзамен; о растениях тут процветающих, старался шагать в одну ногу с человеком, что выше его ровно настолько, чтобы Хироки был прекрасной подставкой под руку. — … Остановитесь, пожалуйста, я нарву вон ту траву, — указал парень, резко прерывая монолог о специях здесь произрастающих, а Иллуми, благословляя тот момент, когда он заткнулся, остановился, хмуро поглядывая на сгорбившегося над полянкой мальчишку, болтающего, оказывается, ещё больше чем сам Хисока. И пусть, что теперь наёмный убийца мог отличить ложные опята от нормальных лишь по юбочке под шляпкой, но вот на кой хрен ему опята, Золдик не выкупал. Хироки аккуратно оборвал веточки приятно пахнущей травы, приглаживая листики подушечками пальцев. Действительно бесполезный навык. Юноша чувствовал всё то недовольство, сочащиеся из его вынужденного собеседника, но ничего не мог поделать — ему срочно нужно было выпотрошить мысли на всеобщее обозрение, а Гиторакурр просто попался под его руку. Кинув оценивающий взгляд из-под плаща, сверкнув хищными глазами, парень выпрямился, бодрой походкой подходя к мужчине, вокруг которого витал аромат свежей свинины. Крови, что не делало его жуткий вид менее пугающим, ткнул ему почти в нос размятые в кашицу листья, перебирая пальцами для пущего эффекта. «Тимьян» — подумал Гиторакурр, с щелчком отворачивая голову и почти отпихивая от себя чудом удержавшего равновесие мальчика. Хироки надул губы, но ничего не возразил, засовывая руки в карманы и снова нагоняя мужчину, чтобы отомстить самым жутким способом — продолжить болтать. Время тянулось ужасно долго и Гиторакурр, изредка бросая усталые взгляды на трещащие радио под боком, попытался закрыть разум от парня, но по невиданной причине он не только не мог этого сделать, но и был вынужден вслушиваться в речь, выискивая полезную информацию. Казалось, что он заставил голосового помощника пересказывать энциклопедии в более свободном стиле, что хоть и усваивалось легче, но меньшей мороки не придавало. Как они с грибов перешли на эмоции людей — он в душе не чаял. Юноша под боком, забывший о том, что компрессирует мозг возможно какому-то убийце, ещё непонятно по какой причине не ударившему его за надоедливость, перескакивал через корни, балансируя на каблучках, издавая мелодичные перезвоны цепочек, при каждом миниатюрном прыжке. Снова обернувшись, он уткнулся взглядом в пустое лицо, ничего не выражающее, немного обижаясь. — А вы что-нибудь хотите добавить? — спросил он в своей артистичной манере, сбавляя тон с каждой секундой его фразы. Кажется, его не слышали. Тяжко вздохнув, он повернулся к сопровождающей тени за спиной, потягиваясь и срывая с дерева лист, прикусывая черенок, вымученно улыбаясь в никуда, продолжая движение. — Я ничего не чувствую, что описал ты, — раздался щёлкающий голос, неприятно отдающийся в каждом суставе, вызывая толпы мурашек. Не хотелось бы встретить в тёмной подворотне. Но не это самое главное. Мужчина сказал, что ничего подобного не чувствовал, ввергая удивлённого юношу в ступор. Иллуми терпеливо ждал, когда ещё одна дурацкая семейная привычка всех Моро пропадёт и парень, с щелчком шеи, снова придёт в себя. Так и случилось. Хироки хрустнул шеей, приподнимая край капюшона, выглядывая как белочка из дупла, повёл тонким острым носом. В темноте плаща виднелись только смутные очертания лица, но глаза, кажется, были тонко подведены подводкой, а заострённые к уголкам глаз ресницы придавали, и так не слишком широким глазам, ещё более заострённые формы. Парень склонил голову, обдумывая сказанное. — Не может быть, чтобы вы ничего не чувствовали, — растерянно пробормотал он, отмахиваясь от навязчивой идеи расспросить дядю по приходу, и вместо этого достал из-под плаща подвеску, принимаясь наглаживать её острые края. — С самого детства, — объяснили такому непутёвому ему, снова продолжая движение. Не так много и осталось, так что если кинуть мальца здесь, то есть шанс, что доберётся он до экзамена живым. Мальчик замолчал, кажется обдумывая услышанное, принося своим молчанием долгожданный покой в ликующее сердце мужчины. — Радость — солнечные свет, после долгого сидения в заперти, — внезапно произнёс Хироки, закусывая губу. Гиторакурр склонил голову, встречаясь взглядом с поблескивающими глазами. Парень мгновенно натянул капюшон сильнее, пряча под ним даже подбородок. — Грусть пахнет солью, а ощущается пустотой в душе. Тоска — ещё большая пустота, — решил действовать методом примеров, вспыхнувший до ушей мальчик, отчаянно ненавидящий, когда его лицо видят, а особенно, когда в него вглядываются. — Раздражение — это когда чешутся костяшки пальцев. Сомнение — червь грызущий сердце и неприятное покалывание под лопатками. Он неуверенно замолчал, раздумывая над следующими примерами. Мужчину было отчаянно жаль, хоть эта эмоция и приходила к юноше реже других. Не испытывать никаких эмоций — жуть в полосочку. Его от этого лечили, а тут ему заявляют, что вот живут такие люди и не тревожатся. — Странные у тебя примеры. Юноша развёл руками, показывая, что какая клиентура, такие и примеры, но боясь высказать это вслух, лишь искривил губы в улыбке. — У вас есть братья или сестры? — Есть. — Вот желание не допустить их смерти — любовь к родственникам. Как объяснить вам любовь к другому человеку, я не знаю, ибо формулировка «бабочки в животе, потеющие ладони и учащённый пульс» — для вас только симптомы отравления природным ядом нервно-паралитического действия. Гитторакур усмехнулся, вводя юношу в ещё больший душевный ступор и тот, с большей отдачей, принялся скрипеть мозгами, отчаянно грызя несчастную губу. — Если вы не хотите свернуть человеку шею, а он для вас не семья — то вы наверняка влюблены, — слишком твёрдо сказал парень, пиная со всей силой камень, в тоже мгновения чуть ли не всхлипывая от боли в пальцах. Кто же знал, что он плотно сидит? Иллуми не врал, что почти ничего не чувствует. В детстве он мог месяцами ходить с полным пофигизмом на лице, но в один момент внезапно сорваться на несчастного встречного поперечного, что попался под горячую руку. Была и другая проблема у Золдика. Он мог вбить себе в голову какую-нибудь мысль и довести её у себя в голове до фанатизма, как это и случилось с обеспечением безопасности Киллуа. Почему именно Киллуа? Фиг пойми, перед ним был ещё и Миллуки, которого старший почти игнорировал. Фанатизм и игнор — это плохо. Через половину часа почти страданий в компании, ладно скоренно да крепко сшитого парня, который ещё и пах лилией, что таскал в нагрудном кармане, они добрели до места проведения экзамена и разошлись почти друзьями, по крайней мере так думал Хироки, чью свиную тушу сгрузили около его рабочего стола. Гиторакурр мгновенно продиктовал Хисоке несколько рецептов в таком быстром темпе, что маг лишь поджал губы и, вооружившись ножом, воинственно поглядывал на свиную рульку в надеждах, что впереди стоящий племянник ответит на его молчаливые вопросы. Всё прошло хорошо, как он мог судить. Хироки живой и не покалеченный, что довольно удивительно, зная его талант выводить людей ему неугодных, да и нетерпимость характера Иллуми накладывается. Сам же Иллуми, стоял как громом поражённый, апатично ковыряя ножом стол. Взгляд его выражал мировую обречённость, будто ребёнку сказали, открыли все реалии мира. Один фиг, что ребёночку двадцать четыре года и то, что малыш — убийца без стыда и совести. Видимо, Хироки стал абсолютным мастером высасывания мозга через вбитую в ухо трубочку, ведь такого пустого взгляда Хисока не видел даже у трупов. В противовес угрюмому Иллуми, Хироки чуть ли не пританцовывал, криво нарезая мясо. Нож, кажется, парень вообще держал впервые, так что временами соскальзывающие лезвие чудом не втыкалось в руку и не пропарывало вены. Люди вокруг уже приступили к готовке и Хисока, с грустной миной выуживая из механического треска проговариваемого рецепта что-то нужное, медленно резал луковицу. Завоняло атас. Многие люди решили жарить кабанов прямо так: с кишками и кожей. Кажется, что экзаменатору это тоже не понравилось. Она, заломив руки на груди и скрестив ноги, откинулась в кресле, обводя придурков строгим взглядов, лишь временами задерживаясь на индивидах, что додумались взять свинью не целиком. В том числе и пацан, недавно обнимающийся с мраморной доской, а сейчас, если судить по дрожанию рук и очень частому дыханию, мечтающий на этой плите и сдохнуть. Да, неподготовленного зрителя могло вывернуть от амбре, которое можно было описать выражением «запах палённой плоти на поле брани», что, к слову, и крутилось у Хироки в голове, пока он в очередной раз не закусил язык, проглатывая рвотный комок и откидывая нож, роняя его с доски. О нормальной готовке и мечтать не следовало — тут бы дожить, а не это всё. Но всё же, он слишком далеко зашёл, чтобы так легко сдаться и, глубоко дыша через рот, Хироки встал, немного покачиваясь из стороны в сторону, поражаясь, как другие не чувствуют эту вонь. Покрутив головой для верности, он только удостоверился в том, что он единственный смертный среди богов — никчёмный и бесполезный. Но жалеют себя только бесполезные люди и он, собрав остатки самообладания в кулак, вернулся к готовке, пессимистично смотря в будущее, зная свой уровень готовки. Он никогда не был злорадным мальчиком, но трезво оценивал свои, а уж тем более и Хисокины, шансы приготовить что-то вкусное. Они оба провалят и пойдут за ручку домой. Эта сцена так ярко предстала перед глазами юноши, что непроизвольно вздрогнув, он потерял контроль над рукой, шинкующей капусту, снова роняя нож. Пришлось нагибаться. Время медленно, но верно подходило к концу, вынуждая людей заканчивать готовку в надежде, что случится чудо и мясо плотоядных свиней понравится экзаменаторам, в чём многие сомневались. В их числе был и Хироки, отчаянно оглядывающий тарелку с едой собственного приготовления и тяжко вздыхая с периодичностью в несколько секунд. Вера в невозможное прохождение умирала с каждым заваленным участником. Хироки следил за тем, как заваливали всю команду Гона с лёгкой полуулыбкой. Значит, дядя его не будет лишний раз ревновать, а это просто невозможно прекрасно. Хисоку завалили, но он с довольной улыбкой шёл назад, гордо посматривая то на тарелку с едой, то на Хироки. Кажется, что он даже был доволен, хоть и не должен быть из-за провала, но его логика не поддаётся суждениям. Может думает, что вот сейчас племянник провалится и они пойдут домой. Проходя мимо племянника, он остановился лишь на секунду, вглядываясь в темноту плаща. Этого хватило, чтобы обменяться мыслями, после чего Хисока продолжил своё движение, а юноша вышел из-за стола с блюдом в руках, молясь всем ветрам, чтобы этот ад закончился и его уже наконец-то отпустили подышать кислородом. Экзаменаторы довольно скептично осмотрели его кулинарный шедевр, представляющий из себя тушёную капусту с криво резаными кусками мяса. — Ты хоть додумался до того, чтобы подать блюдо, а не целую свинью, — раздражённо проворчала она, закидывая ногу на ногу и недовольно поглядывая на своего коллегу. — Этому то наплевать, что жрать, а вот мне нет. Так что молись, чтобы мне понравилось это. Женщина поелозила вилкой по тарелке, размазывая капусту по краям, выковыриваю исключительно уродливые куски мяса. Скептично хмыкнув, она с явно читаемым скептицизмом вогнала вилку в мясо, поднесла к лицу, всячески обнюхала и положила в рот. На физиономии юноши расцвела довольнейшая улыбка чёрта, когда на ресницах закрытых глаз начали собираться слёзы, а лицо потихоньку покрываться красными пятнами. Прикрыв лицо, парень тихо хихикал, наблюдая за тем, как трясущаяся рука, с зажатой вилкой опустилась на стол и она, с трудом разлепив глаза, уставилась на него с непередаваемой угрозой. — Какого хрена оно такое острое? — просипела она, вставая и хватая того за грудки, притягивая к своему лицу, в то же самое мгновение встречаясь с пустыми ледяными глазами и скучающим лицом. От былого веселья будто ничего и не осталось, и сейчас она смотрела в вылепленную погребальную маску, без каких либо намёков на жизнь. Посмертная маска скуки повела бровью, задавая немой вопрос не ожидая ответа, продолжая вглядываться в женщину, стараясь не высказывать неуважения — перед ним всё-таки человек постарше его самого. Мало того, что такая ужасающая пустота оказалась заместо того весёлого паренька, так ещё и за спиной парня, где находились другие участники, собиралось что-то жуткое, готовое разорвать её в любую секунду. Она отвела взгляд и прикрыла глаза буквально на миг, внезапно дёрнувшись от навязчивой картины поводка на шее. Картина открывалась, повергая в немой ужас, но она запомнила только давящую кожу на шее, не разглядывая всё изображение. Хироки мог давно вырваться, но почему-то не стал этого делать, перекидывая все последствия на женщину. Руки, до недавнего времени сжимавшие воротник почти до хруста ткани, ослабли и она, слабо его оттолкнув, присела в кресло, жестом указывая уходить. Парень цокнул, засовывая руки в карманы, поведя плечами, словно скидывая невероятный груз, шоркнул по камню подошвами, задевая каблучком камушек, затрещавший под ним; поблагодарив экзаменаторов, забрал поднос едой, пальцами поддевая мясо и закидывая его в рот, двинулся к своему месту. — Вы все провалились, — озвучила она после долгой ругани с одним испытуемым, отправленного в нокаут одним хорошим ударом в челюсть, — можете попытаться в следующем году. Будто в противовес её словам в небе появился дирижабль, с которого десантировался какой-то старикашка.