«Движение губ ловлю. И знаю — не скажет первым. — Не любите? — Нет, люблю. — Не любите? — но истерзан, Но выпит, но изведен. (Орлом озирая местность): — Помилуйте, это — дом? — Дом в сердце моем. — Словесность! Любовь, это плоть и кровь. Цвет, собственной кровью полит. Вы думаете — любовь — Беседовать через столик? Часочек — и по домам? Как те господа и дамы? Любовь, это значит… — Храм? Дитя, замените шрамом На шраме! — Под взглядом слуг И бражников? (Я, без звука: «Любовь, это значит лук Натянутый лук: разлука».) — Любовь, это значит — связь. Все врозь у нас: рты и жизни. (Просила ж тебя: не сглазь! В тот час, сокровенный, ближний, Тот час на верху горы И страсти. memento — паром: Любовь — это все дары В костер — и всегда задаром!) Рта раковинная щель Бледна. Не усмешка — опись. — И прежде всего одна Постель. — Вы хотели пропасть Сказать? — Барабанный бой Перстов. — Не горами двигать! Любовь, это значит… — Мой. Я вас понимаю. Вывод?» Марина Цветаева
Они ехали молча: Брайан демонстрировал привычную фирменную невозмутимость, а Джастин этому не удивлялся. Первые секунды в «Корвете» он потратил на то, чтобы справиться с пустившимся вскачь сердцем, а потом повернулся к окну. Не было смысла что-то говорить, и, как ни странно, постоянно мелькающие картинки вносили какой-то элемент спокойствия. Почему-то вспомнилось, как ждал Брайана в квартире Дафны, очень сомневаясь в том, что тот придет — слишком это было бы просто. И в голову снова лезло прошлое: как после разрыва с Итаном так же лежал на диване, глядя в потолок, признавая очевидное. По Итану не страдалось. А Брайан не забывался ни на минуту. Брайан Кинни снова его переиграл — легко и изящно. И беседовать придется на его условиях в месте, которое выбрал он. Раньше Джастина это бы не напугало — он, наверное, лучше кого бы то ни было знал Брайана. Во всяком случае, того Брайана, каким он был. Но мог ли Джастин сказать то же самое о мужчине, который уверенно вел машину в сторону выезда из Питтсбурга? И, тем более, знать, как завоевывать его заново! Не вспоминать… Не думать о том Джастине, который когда-то также сидел в машине, смотрел на снег и не мог догадаться, куда его везут. До момента как увидел Брайтин… А потом не мог прийти в себя от счастья на полу у камина в полусонной истоме, снова почувствовав, как это сладко — с Брайаном… — Что-то не так? Слишком хорошо была известна эта псевдоучастливая интонация, чтобы не услышать замаскированную издевку. И только сейчас начало едва ли не трясти. Все, что Джастин хотел сказать, предназначалось тому Брайану, который его любил — пусть не желал этого признавать, отталкивал, обижал, унижал… Но чувства были! А мужчину, который сейчас со скучающе–сосредоточенным выражением лица вел машину, заподозрить в таковых было невозможно. И как себя с ним вести — непонятно. — Еще не поздно повернуть назад… Если хочешь. — Тихий голос Брайана снова заставил противно вздрогнуть всем телом. И Джастин хотя бы самому себе был вынужден признаться, что эта идея как минимум разумна. Сразу до аэропорта! Первым же рейсом — в Нью-Йорк, раз и навсегда уяснив, что это синоним слова «домой». Прервать данный самому себе отпуск, взять в руки кисти и краски, начать готовиться к следующей выставке, выбрать, наконец-то, район и внести первый взнос за квартиру. Забыть Питтсбург, прошлое и… себя? — Не доставлю тебе такого удовольствия, — в тон ответил Джастин, сделав вид, что на трассе происходит что-то интересное, требующее всего внимания. Даже если придется уехать, не оставив ни одной недосказанной запятой. Потому что не факт, что идея очередного завоевания Брайана Кинни является самой удачной из того, что только можно придумать. Брайан молчал, а Джастин не мог заставить себя на него посмотреть. Чтобы совсем не расклеиться… Машина остановилась резко — так, что Джастин дернулся на сиденье, ударившись ногой о дверцу. И пришлось посмотреть на усадьбу, которая шесть лет назад должна была стать его домом. Сердцем. Будущим и настоящим. Местом, где Джастин планировал прожить жизнь, засыпая и просыпаясь с Брайаном. Со своим мужем… С человеком, которого любил и чье кольцо собирался с гордостью носить до самой смерти. А сейчас Брайан шел впереди, и пока открывал дверь, Джастину пришлось выдержать еще одну пытку памяти — воспоминание вспыхнуло, как молния на обманчиво-спокойном ночном небе. То короткое и очень счастливое время между его «да» и назначенной датой свадьбы: они приехали в Брайтин на такси после веселой вечеринки в «Вавилоне». Брайан некоторое время безуспешно пытался попасть ключом в замочную скважину, а он сам ехидно заметил, что, судя по всему, тот и ночью ничем никуда не попадет. Брайан же толкнул дверь и попытался схватить его на руки, на что Джастин от неожиданности едва ли не завизжал: «Только после свадьбы». Не очень трезвый Брайан, уже успевший его подхватить, разжал руки, и они оба свалились, как два мешка с ненужными вещами. А когда перестали смеяться, Брайан, разлегшись на нем, усмехнулся: — То есть трахать тебя до свадьбы можно, а через порог носить — нет? Джастин не успел ответить, потому что губы Брайана медленно приблизились к его собственным, и захотелось стереть с любимого лица соблазнительную усмешку. Поцелуй длился долго и становился все настойчивей, руки Брайана пробрались под его куртку, и Джастин, обхватывая его за плечи и крепче прижимая к себе, прошептал: — Да… Но давай все-таки дома. В том самом доме, к которому сейчас Джастин приближался на тяжелеющих ногах, считая шаги. Войти, окинуть комнату беглым взглядом, убедиться в том, что с его последнего визита ничего не изменилось, и оказаться напротив скрестившего на груди руки Брайана.***
— И что ты хотел мне сказать? Хотя и гадать не надо, чего хочешь. Джастину показалось, что каждое слово Брайана раскалывает пространство на хаотичные куски, и ему сейчас придется уворачиваться, чтобы они его не задели. — Тебя. Меня. Нас. Ты говорил, что это всего лишь время… Даже если не будем видеться. Может быть, оно прошло? — Если бы знал, что поймешь мои слова как разрешение исчезать и возвращаться по своему желанию в уверенности, что тебе всегда будут рады… Наверное, внимательнее следил бы за тем, что говорю! Джастин, продолжая осматриваться, подумал, что сейчас, среди закрытой чехлами мебели, они будто снова оказались в прошлом. Тогда Брайан убедил изменить решение и вернуться. Сказал, что любит… И, что бы ни было дальше, в тот момент он поверил. Но поверит ли сейчас Брайан? Он сам уверен в своих чувствах, но как донести эту уверенность до скептически настроенного и какого-то уставшего даже сквозь всю браваду Кинни? — Я не исчезал, всегда находился в Нью-Йорке по известному адресу. Это ты вдруг пропал больше чем на год, и если бы не Тед, сообщавший, что ты выходишь на связь по работе, я бы сошел с ума! — Всего-навсего отправился в путешествие. Тебе можно, а мне — нет? Я приговорен пожизненно пребывать в Питтсбурге? Приговор, полагаю, тобой подписан? Джастин понимал, что разговор заходит куда-то не туда, поэтому решил взять небольшой тайм-аут, отбрасывая пыльный чехол с одной стороны дивана и стараясь не смотреть на камин. Тот самый, возле которого… — Это не я подписал его. Себе. Нам! — последнее слово Джастин практически выкрикнул. — Ты. Когда уехал. — Брайан отошел к одному из больших окон, повернувшись спиной. Но даже по одной только этой спине Джастин видел, насколько он напряжен и старается справиться с собой. За окном начинало темнеть, и Джастин подумал, что, наверное, это символично: выяснять отношения в такое романтичное время суток. «До нелепости романтичное…» — Мы оба этого хотели и так решили. Вместе! Так что не стоит перекладывать всю вину на меня. И я ждал тебя в Нью-Йорке. Всегда. Каждую минуту, что бы я ни делал. И ничего бы не добился, если бы не желание быть с тобой! И всегда говорил, что вернусь — когда смогу быть на равных. Я уехал официантом, студентом-недоучкой, а вернулся художником, чьи картины продаются. — Ради этого ты и полетел в Нью-Йорк. Почему бы тебе там не остаться? — Это ступень. Шаг к тебе. Когда-то я сказал Линдси, что не Нью-Йорк моя жизненная перспектива, а Брайан Кинни! И ничего не изменилось, даже когда ты исчез. И я не хотел загонять тебя в тупик свадьбой. Последнюю фразу Джастин произнес тише и не так уверенно, как предыдущую тираду, которая вырвалась на одном дыхании. — Что ты имеешь в виду? — голос Брайана прозвучал резко и отрывисто, и вопрос он задал слишком быстро, будто проглотил слова при попытке их выплюнуть. — Потом, после помолвки… Это был не ты! Я смотрел и не узнавал: было такое чувство, что ты собственным словам не веришь, не говоря уже о поступках! Брайан Кинни, проебавший собственный мальчишник — причем не в буквальном смысле слова! Брайан Кинни, который говорил «правильные» слова, как робот! Это было не твое до такой степени, что мне пришлось понимать это за двоих. Если бы все продолжилось так же… Это могло уничтожить тебя! А потом — нас! Брайан не оборачивался, но Джастин чувствовал, что он ловит его слова не только ушами, но и каждой напряженной мышцей. И в любую минуту будет готов броситься в бой. Не на него. И уже не за него — та сила Брайана, которая всегда была за спиной, даже когда Джастин не понимал этого, давно исчезла. Не «за». Рядом. Как партнеры. Люди, любящие друг друга несмотря ни на что и всегда — без оглядки на плюсы и минусы. Абсолютно. Обжигающе. — Ты так думаешь? — вопрос Брайана прозвучал неожиданно. Наверное, потому, что Джастин не надеялся услышать ответа на свою тираду. — А ты — нет? Молчание было хлестким и каким-то упрямым. Они оба не желали признавать очевидное и неочевидное, предпочитая оставаться при своей правде. Но Джастин понимал, что правду Брайана он должен узнать! — Зачем ты вернулся? — Почему ты исчез? Вот так. Одновременно. Вопросом на вопрос. И ни шага навстречу. Брайан не отошел от окна, а Джастин почувствовал, что ноги начали затекать от неудобной позы в углу дивана. Брайан действительно исчез — точнее, исчезал незаметно, медленно. Не перезвонил вчера, не ответил на SMS сегодня, не сказал четко, приедет ли на выставку… Это было похоже на кадры, когда фигура главного героя расплывается, растворяется в воздухе… А ты ничего не можешь сделать — только смотреть, сжав зубы, и снова вспоминать… Как был полон энтузиазма, несмотря на первые трудности с поиском работы, которая позволила бы не умереть с голоду и где-то не только жить, но и рисовать. И порой самым приятным, нужным больше, чем воздух моментом становился голос Брайана в трубке. Чтобы вдруг не забыть, ради чего все это. Ради чего сам не позволил ему стать не собой. Ради чего не позволил себе пойти по пути наименьшего сопротивления чтобы, в конце концов, потерять Брайана. Чтобы сейчас вытащить наружу свою любовь, снова протянуть и заставить взять ее. Когда-то Брайан это сделал. Ради него. Только… а нужны ли сейчас ему такие чувства? Об этом лучше не думать. Иначе уйдет вера в магию Брайтина… Если только Брайан не решил таким жестким и циничным образом все закончить. Там же, где они начали новый этап. Джастин не ожидал, что Брайан ответит первым: — У тебя была новая жизнь, которая вела вперед: к успеху и достижениям. А я не хотел тащить назад, напоминая об обещаниях, которые ты так опрометчиво раздавал, и освободил от них. Чтобы ты не был обязан возвращаться. Сам понимаешь, что в Питтсбурге художнику дороги нет. А позволить тебе приносить жертвы… Ты, кажется, что-то говорил о нецелесообразности моих? — И мы опять приходим в старый знакомый тупик? — Джастин изо всех сил старался держать эмоции под контролем, но не был уверен, что и дальше удастся. — Все изменилось, Брайан, и не делай вид, что этого не понимаешь! Я могу жить и рисовать здесь, приезжая в Нью-Йорк, когда нужно. И не только в Нью-Йорк, мои картины и в других городах и странах выставляются… — Я знаю. Это было тихо, но подобно раскату грома. Брайан следил за его карьерой? Значит, не все потеряно, что-то, имеющее отношение к нему, для Брайана еще имеет значение, как бы он ни пытался это скрыть. — Да, у тебя все сложилось удачно, и в этом твоя заслуга — уважаю за талант и упорство, в этом плане я в тебе не сомневался. Но Джастин Тейлор, как всегда, думает только о себе. А не приходило в голову, чем сейчас придется жертвовать мне? И готов ли я на это ради кусочка блондинистой задницы? Даже твой донельзя романтичный Йен в свое время спасовал. — Ты не он! — выкрикнул Джастин. — Вот именно. И уже даже не я образца пятилетней давности, если успел заметить. Поэтому, Джастин, давай сделаем то, что должны были еще тогда. Отпустим друг друга идти своими дорогами, не пытаясь их пересекать и терзаться. Твое место в Нью-Йорке. — А твое — с ним? — Джастин и раньше думал о том, как обойти стороной тему бойфренда Брайана и говорить о чем угодно, только не о нем. Это какой-то оксюморон: Брайан Кинни в отношениях! С другим… — Ты его не любишь! — Давно ли это стало обязательным условием? Брайан обернулся, и Джастина поразило его каменно-спокойное лицо. Знаменитая невозмутимость Кинни, которая при нем уже не раз трескалась и спадала, открывая настоящего Брайана. Гораздо более человечного, чем он сам готов был признавать. И Джастин вдруг отчетливо почувствовал, что если они продолжат кидаться словами, ничего не изменится. Так и останутся на одной точке, думая, что изменились сами. Понадобилось всего несколько шагов. Подойти, внимательно посмотреть в глаза Брайана, положить руки ему на плечи и, не дожидаясь попытки их сбросить, произнести: — Сейчас моя очередь ловить шанс любви. И я не хочу его упускать. Губы Брайана. Закрыть глаза, чтобы не бояться того, что он все-таки оттолкнет, и коснуться осторожно и бережно, чтобы ощутить родной и знакомый вкус. Все, что не забыто и не сможет быть забыто никогда! Все его дороги будут вести в Брайтин. К Брайану Кинни. Единственному. Навсегда. Тому, кому он, прервав на секунду поцелуй, шепчет: — Не сопротивляйся. Не надо… Это было похоже на сход лавины: Брайан словно ворвался в поцелуй, сминая его губы своими. Как тогда. Как в тот день, когда Джастин сказал: «Да». И эту стихию уже ничто не остановит. Ее не хочется останавливать. Хочется поддаться и, будучи увлекаемым бурным потоком, мчаться вместе с Брайаном. Который, словно ответив на его мысли, прошептал, не переставая обнимать: — Это дорога в никуда… — В наше никуда…