Haikyuu!! Драбблы

«Вы что, издеваетесь?!» В мыслях раздаётся отчаянный крик, в душе буря смешивает все эмоции, щедро приправляя их яростью, а на лице остаётся спокойствие, точнее, полное отсутствие эмоций. Стоило бы хоть попытаться улыбнуться ради фотографии для выпускного альбома, но ни сил, ни желания, ни настроения, ни даже причины это делать не нашлось. Недовольному его настроением фотографу надо было благодарить, что аппаратура всё ещё в порядке, а не демонстративно закатывать глаза. Пару месяцев назад Сатори бы не поверил, что будет выглядеть на снимках так скучно. Никаких выходок, забавных поз, ярких акцентов в образе, разве что всё ещё красные волосы, выделяющие его среди остальных, но и они уже словно потускнели. Одежда не похожа на школьную форму. В ней слишком много чёрного, и выглядит слишком небрежно. Под глазами залегли тёмные круги, а взгляд будто исподлобья — злой и тяжёлый. Наверное, он портит эти кадры. Наверное, ему должно быть стыдно перед теми, кто сейчас находится рядом с ним, кто будет вынужден видеть это отсутствующее и неприятное выражение лица на страницах памятного альбома. Но он уже не тот Тендо, которого заботит кто-то, кроме него самого. А он сейчас в гневе. И только это важно. «Шутите?! Не смешно!» Он не должен быть так раздражителен, так беспощаден. Он не должен чувствовать себя настолько плохо. Даже когда над ним издевались в детстве, когда ему было безумно больно и одиноко, он чувствовал себя лучше, чем сейчас, потому что тогда он чувствовал. Хоть что-то, но чувствовал, знал, что всё ещё жив. Сейчас же он пуст, и это пугает даже его самого. Сейчас он готов пойти на что угодно под влиянием своего секундного настроения, даже убить. Так что же случилось? Банальнее некуда, «разбитое» сердце. И надо же ему было начать общаться и привязаться к Вакатоши. Как его вообще мог привлечь кто-то настолько замкнутый и строгий? Теперь это неважно, всё давно кончено. И нет, это не его бросили, сам Сатори почувствовал вдруг, что не может быть в отношениях, что не справляется, разочаровывает и Ушиджиму, и себя вечными ошибками, поэтому прекратил общение. Прекратил и сотни раз после пожалел, ведь так и не смог отпустить. «Неужели абсолютно всё против меня?» Он бросил волейбол, стал прогуливать школу, опаздывать, почти вечно носить наушники. Тендо делал всё, лишь бы меньше пересекаться с тем, ради встречи с кем был готов прежде на любые подвиги, лишь бы меньше знать о том, чьи истории мог слушать часами. Забавно, как время переворачивает всё с ног на голову. Но сейчас было не до смеха. Казалось бы, групповые фото всего лишь по пять человек, когда в классе больше двух, почти три десятка. Каков шанс оказаться вместе с единственным человеком, с которым бы не хотелось быть рядом, чтобы лишний раз не ворошить болезненные воспоминания, и без того преследующие его повсюду, как бы он ни старался от них избавиться? Явно не самый высокий. А какова вероятность встать рядом с ним, когда находишься с краю и соседствуешь лишь с одним человеком? Ещё меньше. Но фортуна вытворяет удивительные вещи, и вот они стоят бок о бок, находятся так близко впервые за многие месяцы. Вакатоши невозмутим, да и Сатори с виду тоже, разве что делает мелкий шаг в сторону, чтобы даже случайно наверняка никого не коснуться. Фотограф смотрит в объектив, сверяя композицию. «И правда. Когда же это всё уже кончится?» Задорно звучит чужой голос, не то прося, не то приказывая встать кучнее, ближе, дружнее. Поджимая губы в саркастичной улыбке, Тендо нехотя подчиняется и мелкими шагами приближается к Ушиваке. Он не оборачивается, не переводит взгляд, полагаясь на периферийное зрение, которое должно подсказать, когда нужно остановиться. Но либо оно подводит, либо суетливые возгласы поспешить заставляют сделать неосторожное движение, и Сатори ощущает, как легко толкнул кого-то бедром и почти сразу отошёл, почти возвращаясь на исходную позицию. Угадывать личность пострадавшего не пришлось. С губ слетает тихое раздражённое цокание, больше похожее на громкий выдох, а сразу после шёпотом — напыщенное «прости», переполненное лживыми высокомерием и безразличием, которые он так и не смог себе позволить испытать на самом деле. В ответ ничего. Это и неважно. Может, не услышал. С его стороны формальности соблюдены, совесть чиста, можно выдохнуть. Их вновь внимательно осматривают и качают головой. «Да что ещё-то?» В своём воображении он состроил мученическую гримасу, пока в серой реальности Тендо лишь приподнял бровь, будто выражая умеренный интерес к предстоящим действиям. На этот раз изменения осуществлялись не только голосом. Их буквально двигали под призывы о том, что они должны выглядеть дружнее. Всё бы ничего, вот только очередь дошла и до него. Резким движением Сатори сместили вплотную к Вакатоши. Они буквально врезались плечами. И Тендо был уже готов краснеть от гнева, но фотограф — местный вершитель судеб — разрушил его планы, положив ладонь Ушиджимы ему на плечо. Спасибо, что на ближнее, без имитации объятий. Иначе Сатори бы тут же оправдал своё давнее прозвище «демон», взрываясь от возмущения, переполненный эмоциями. А так он всего лишь покраснел от того, насколько это было неловко, ощущать чужое прикосновение. Наверное, на снимке тон кожи будет приятно гармонировать с волосами, но это заботило его меньше всего. Хотелось скорее сбежать. «Раз… Два… Три…» Он считал щелчки затвора и яркие вспышки, пытаясь прийти в себя, удержать эмоции. Всё закончилось. Разрешили уйти. Чтобы не позориться, пришлось вновь надеть маску невозмутимости, первым покидая место съёмок. Спасающий экран смартфона, теперь он будто занят, а не просто сидит в растерянности, пытаясь найти ответы на те вопросы, разрешить которые ему нужно было уже очень давно. В уголках глаз скапливаются капельки слёз. Внутри смешано так много: обида на такую предательскую волю случая; ярость за собственную слабость, за не убитую привязанность, за не найденное безразличие; ненависть к себе и Ушиджиме, так глубоко пробравшегося в его сердце и разум; усталость от поиска способа отпустить; безысходность от осознания, что возобновить общение нельзя, не проработав свои психологические проблемы; ироничные комментарии, что, скорее всего, уже слишком поздно пытаться, что это только испортит чужую жизнь. Он будет молчать и продолжать врать, думая, что после выпуска что-то изменится, думая, что нужно лишь немного потерпеть.