Haikyuu!! Драбблы

— И почему я такая неправильная? — с удивлением и безо всякой обиды спросила Киёко сама у себя, как только прозвенел звонок с урока. Это была лекция по странной теме «Идеальная семья», что уже вызывало недоверие к происходящему. Однако учитель сумел изменить преждевременное скептическое отношение, вызванное всего лишь одним заголовком титульного слайда. Суметь вовлечь в урок уставших от учёбы выпускников — дело непростое, но у него это вышло, благодаря ли своей подаче, неформальному языку или красочным примерам, неважно. Главное, что Шимизу, ещё на перемене разочаровавшаяся в затее посетить это занятие и запланировавшая отдых на ближайший час, в итоге слушала едва ли не внимательнее всех остальных. Казалось бы, что вообще нового ей могли поведать? Статистику бракоразводных процессов? Повторить в который раз, что ей нужно родить и воспитать достойного гражданина своей страны? Это она и без того сотни раз слышала от старшего поколения. Но нет, здесь говорили о том, что она так старательно пыталась выяснить у своих сверстников и родителей: что такое эта пресловутая «любовь», зачем люди создают пары, заключают брак, какие функции присущи здоровым отношениям и, что заинтересовало её больше всего, как эти отношения строить. Узнала она несколько удивительных вещей, идущих вразрез с её прежними убеждениями. Оказывается, отказывать нормально, нормально не проявлять симпатию в ответ, можно даже не принимать подарки, если ты считаешь это преждевременным шагом, на который ты не готова. Нормально принимать ухаживания и быть порой нежной и мягкой. Это было настолько очевидно для других, что порой слышались громкие саркастичные вздохи-смешки, а в голове Киёко происходил настоящий переворот. Она как-то пробовала вступить в отношения, что было, скорее любопытным экспериментом или отчаянным шагом, ибо особых чувств она не питала. И дело было не в том, что этот парнишка был недостаточно хорош, просто для Шимизу вообще в какой-то момент стал недоступен почти весь спектр эмоций. Осталась лишь малая доля негативных по типу ярости или душевной боли и тоски, но тогда она наивно верила, что вся эта сказочная влюблённость, творящая чудеса в детских книжках, может это изменить. Как же она ошибалась. Мало того, что она себя истязала тем, что не достойна всех благ, что ей дарует это общение, так ещё и немало чужих нервов истрепала, безвозвратно забрала время, силы и материальные ресурсы. Под незаслуженностью такой доброты к себе скрывались сотни и тысячи пунктов: она далеко не идеальна и внешне, и характером, её подарки примитивны и дёшевы (как в материальной, так и в душевной стоимости) в сравнении с теми, что получала она, её реакции, слова и действия нередко позорны и глупы, не говоря уже о том, что она даже с собой тогда не решалась быть честной, то есть то была не она, а образ, поддерживать который было невыносимо трудно. Конечно, такие же маски она носила всегда, и в школе, и дома с родственниками, но они были понятнее, проще, да и времени для отдыха от всех этих образов было больше. В итоге она, конечно, сломалась. Безусловно, слабой она не была и, возможно, лгала бы дальше, хотя бы ещё несколько месяцев, используя наивного человека и теша свои надежды, что вся эта эйфория чувств ещё придёт, усугубляя, закапывая себя всё глубже с каждым днём. Но тогда наложились и другие проблемы, наверное, спасшие её и ни в чём не виновную жертву бесчеловечного эксперимента. Они разошлись. Это было непросто, пусть сначала и казалось, что такое решение должно было даровать долгожданную свободу от притворств, чувства вины и постоянных переживаний, контроля всех своих действий. Немудрено, что прекращение паразитизма далось с трудом, с желанием вернуть всё обратно, с болезненными ассоциациями, воспоминаниями о том, от чего она сама же и отказалась. Но все эти порывы бессмысленны. Да, она отдохнула от ноши, что без всякой нужды взвалила на себя, решив быть достойной «счастья», но не изменила ничего в себе, что в итоге вновь приведёт её к трагическим временам, если она решит всё вернуть. А до тех пор путь в любовные отношения для неё закрыт, а ключом может стать лишь разрешение своих внутренних противоречий, перестройка взглядов и, конечно, стоит ещё открыть для себя мир положительных эмоций. И на всё это нужны время, силы и глубокий самоанализ, и это всё ей придётся делать в одиночестве. В целом, ей не привыкать. С тех пор прошло чуть меньше года, а она всё ещё иногда вспоминала об этом опыте, уберегая себя от грядущих ошибок. Вот и сейчас она проводила параллели, слушая урок. «В подростковом возрасте иногда создаются пары, которые просто договариваются быть вместе. У них зачастую нет глубоких чувств друг к другу, только взаимный интерес. Нет, это не плохо. Они учатся. Чему? Как же. Парни учатся щедрости, а девушки — принимать ухаживания», — в тот момент один из одноклассников насмешливо фыркнул на слова учителя, вызывая у Шимизу болезненную ухмылку. Знал бы он, как это для неё нелегко. Какое чувство вины за каждую потраченную на неё иену. Почему эти жесты, уже давно прижившиеся в обществе, доставляли такой дискомфорт и едва ли не отторжение? Почему подсознательно воспринимались едва ли не как оскорбление, приуменьшение её возможностей, самостоятельности? Откуда в ней эта нужда доказывать себе и всем свою непоколебимость, самостоятельность, силу, свободу? И почему у неё такие извращённые представления обо всём этом? И ладно бы она была лишена этих женских качеств, могла бы ухлестнуть за другой девушкой или отыскать парня, с которым можно было поменяться традиционными ролями в плане инициативы. Но нет. В ней не было ни того, ни другого. Выходит, ей суждено остаться одной до конца своих дней? Звучало не так трагично в её глазах, как представляется многим, не зря же она делала ставку на индивидуальный подход к своей жизни, не рассчитывая на других уже несколько лет, лишь раз попытавшись это изменить. Может, проблема в отсутствии у неё чувств? В давнем отказе от них из-за уравнивания для себя слов «слабость» и «любовь»? Что и когда это случилось, как это исправлять, она не знала, да и вообще сомневалась в том, что допуск до себя таких явлений, как привязанность, не уничтожит её. Она не знала и думать об этом не хотела. Одна так одна. Чего плохого? Решительно и резко она поднялась, захлопывая тетрадь. Ей надо готовиться к следующему уроку, а не о чепухе рассуждать. В конце концов, кто сделает все её обязанности, если не она, верно? А об этой лекции она, может, когда-то сдуру и вспомнит, но никогда больше не поведётся на эту сладкую ложь, будто тоже может быть счастливой.