Haikyuu!! Драбблы

Носить маску счастливого человека или снять её навсегда, показывая всем своё искажённое гневом лицо, а может, лицо безжизненное. Это выбор каждого, кто не подходит под стандарты общества. Да, все эти нормы, которые толпы устанавливают для себя же ужасны в любом из их разнообразных проявлений, будь то внешность, характер, настроение человека. В идеальном мире стереотипов все обладали бы исключительно модельной внешностью, не знали бы горя, не уставали бы, не жаловались и прочее, прочее, прочее. Вот только реальность отличается от розовых мечт, а все эти навязывания ломают людей и физически, и психологически. Не может не быть людей печальных, отстранённых, злых, потерянных, уставших. Но все они вынуждены нести на себе тяжёлое бремя лжи. Врать не так просто, особенно, когда актёрские способности у тебя посредственные и отнюдь не врождённые. Скрываешь настоящие эмоции, изматываешься, притворяясь на людях, что всё в порядке. И даже если так, если ты стараешься, найдутся те, кто раскусит твою ложь. Если повезёт, человеком, обнаружившим твою слабость, станет тот, кто стремится помочь. Ойкаве повезло. Этим кем-то стал тренер Ирихата. Поразительно, но такой с виду дисциплинированный, организованный и строгий человек оказался достаточно чутким, чтобы распознать под ужимками, шутками Тоору ухудшение его состояния. Иногда капитан ловил на себе тяжёлый и внимательный взгляд учителя, но всегда списывал это на его непосредственные обязанности. Всё же он тренер, и ему стоит наблюдать за игроками, чтобы выискивать слабые и сильные стороны, корректировать стратегию и прочие моменты. Узнать праву Ойкаве посчастливилось однажды поздним вечером, когда Ирихата подозвал его, оставшегося после окончания тренировки. Вообще, в планах было отработать удар, а точнее просто выплеснуть свою скопившуюся не пойми откуда агрессию на мяч. Он был последним. Такое происходило нередко, становясь привычной практикой по возвращению себя в привычное состояние. Теперь же его прервали, попросив подойти. Уже занесённая для нового удара ладонь замерла, позволяя мячу упасть на пол. Тоору был буквально истощён, выжат: выжимать можно было футболку и волосы, прядями налипшие на лоб. Но в его глазах не горело ни интереса, ни даже злобы. Казалось, в них даже не отражается свет, словно они высохли, как у мертвеца. Пустые и безжизненные. Он опустился на скамейку рядом с тренером и сделал резкое движение головой в знак того, что готов слушать. Кажется, тот был чем-то всерьёз взволнован. Странно, особенно если учесть то, что соревновательный сезон уже завершился. Может, случилось ещё что-то? Ойкава задумчиво нахмурился, начиная строить свои догадки, но ответ последовал лишь после тяжёлого и шумного вздоха. — Что случилось? Ты увядаешь, — глубокий голос тренера казался слишком громким даже после оглушительных ударов мяча об пол и стены. При этом он говорил тихо, смотря в глаза Тоору и пытаясь найти ответ уже в них, в мимике, в малейшем движении нерва. Было даже немного неожиданно, что тот перешёл сразу к делу. Да ещё и к делу, о котором предположить заранее невозможно. Настолько эта тема контрастировала с прошлыми диалогами. Опомнился Ойкава только спустя пару минут, по-глупому моргая, словно не понимая, о чём ему только что сказали. Благо, он всегда отличался сообразительностью, поэтому и в этот раз нашёл решение своей проблемы. Конечно, можно было перевести тему, но как виртуозно он собирался это делать. Сам гордился. Исходя из того, что его моральное здоровье в порядке, можно считать человека перед ним тренером. А тренер мог сказать только про волейбол. Тут, наверное, больше подойдёт физические показатели. Бинго. Игра началась. — Тренер, я знаю, — Ойкава убеждённо и серьёзно кивнул, смело смотря вперёд, прямо в глаза. — Но сейчас на нас наседают с учёбой, я не высыпаюсь, вот и мячи иногда не летят. Простите. Я постараюсь исправиться в ближайшее время! — короткий поклон головой. Для тренера был извиняющимся, а в голове же самого волейболиста звучали аплодисменты собственному таланту притворяться и быстро соображать. Вот только он не учёл, что человек перед ним тоже чего-то стоит, не последний дурак, а опытный учитель, знающий психологию таких подростков, как он. К сожалению, в своей лжи Тоору был не уникален. Предстоял второй раунд этой схватки. По крайней мере защитный механизм Тоору видел это едва ли не смертельной битвой за гордость, за честь. Он ведь не мог пасть в чужих глазах. Не мог показаться слабым только потому, что он уничтожен внутри? Подумаешь, нашёл причину. Пустяк. У некоторых и похуже бывает, а он тут ноет по мелочам, ничтожество. Вдоволь себя обматерив и опустив ниже уровня токийского метро, Тоору наконец услышал ответ. — Я не об этом. И ты тоже это знаешь. Так что давай я начну. Я вижу, как в тебе затихает жизнь. Мне больно это видеть, правда, — Ойкаве показалось, или у тренера в глазах блеснули слёзы? Нет, быть не может. Должно быть, просто игра света. Он не такой человек. Сильнее, непоколебимее. Его не могли растрогать какие-то высосанные из пальца проблемы своего подопечного. Но эта теория рухнула, как только Тоору оказался в чужих крепких объятиях. Он не знал, что делать. Точнее, знал. Конечно, сделать ответный жест, но почему-то не мог. Он был опустошён, а сил даже на такую простоту не нашлось. Нет, не физических. В этом он ещё многое может, хоть пару соревновательных партий сыграть. А вот морально — другое дело. Он просто смотрел через плечо, не шевелясь и ровно дыша, будто манекен, ожидая, когда эта странная ситуация завершится. — Ты заслуживаешь быть счастливым. Пожалуйста, постарайся, ладно? У тебя всё будет хорошо. Ты сможешь, — теперь стало понятно, что тренер и правда плакал. Тоору было неловко, он не знал, что сделать, что ответить, но точно знал, что ни счастья, ничего у него не будет. Его ждёт такая же темнота, потому что он никому и никогда не позволит себе помочь. Ведь принять помощь — рискнуть, подставить себя, стать слабым. Сделай всё сам, и тебя ждёт успех. Только какой успех? В чём он будет у такого, как Ойкава, если он уже не способен видеть ничего положительного. В стабильности и скуке, видимо.