Сборник зарисовок (Haikyuu!!)

      Иваизуми рукава широкие поправляет, когда выходит с совета. Пальцами разглаживает коричневатую ткань, медитативно проводя по самым краям. На его лице явно читается озадаченность и он брови хмурит, вздыхает тяжело, закусывая губу. Медленно идет по коридору, и лишь тихое шуршание полов одежды нарушает тишину, даже голос его сливается со спокойствием, что царит в храме джедаев. И проблема, какой бы она не была, не выбивала Хаджиме из равновесия настолько, чтобы кто-то мог почувствовать его волнения.       Мужчина рядом торопливо заканчивает диалог и они оба кланяются друг другу, одаривая еле заметной, сдержанной улыбкой. Она не дежурная, как это могло бы показаться, наоборот искренняя, идущая от самого сердца. Потому что каждый здесь был дорог Иваизуми по своему. Каждый камень, каждая пылинка храма была родной.       Парень, все такими же размеренными шагами как раньше, пересекает огромную залу и подходит к окну. Теплый свет снаружи заливается прозрачными лучами, бликами отражаясь в глазах, очерчивая угловатые черты лица. Ресницы подрагивают, когда губы расплываются в улыбке, уже совершенно не такой как раньше. Грудь вздымается от тяжелого вздоха и кажется что Хаджиме дыхание задерживает прежде чем начать дальше дышать и заговорить.       — И сколько ты будешь еще наблюдать за мной? — он руки за спиной держит, в пол оборота разворачивается, наклоняясь, пытаясь показать, что давно заметил Акааши, который стоял за одной из колонн.       — Столько, сколько позволит мне возможность, — дерзкие слова, которые можно было бы списать на шутку. Парень плечами пожимает и мимолетным взглядом ласкает губы, задавшие вопрос. Ива только усмехается в ответ, кивая, можно сказать давая молчаливое одобрение на сие действие.       — Сложный день? — Кейджи наконец едва слышными по мраморному полу шагами подходит к окну и становится рядом. Их плечи так близко, что кажется сам воздух накаляется ощущая их энергию, волнующую саму природу. Хаджиме опирается руками об оконный выступ и не позволяет своему взору слишком долго задерживаться на сквозившем интересом лице Акааши. На что тот прекрасно все понимая, вздыхает и повторяет за другом рядом, устремляя взгляд на пейзаж перед собой. На огни зданий, машин, которые так и мельтешили, перебивая даже свет звезды неподалеку. Хотя вряд ли кто либо из них обращал вообще внимание на то, что там творилось.       — Сложный, — Иваизуми позволяет себе искренне ответить, — а когда они простыми были? Совет настаивает, чтобы я взял падавана, — он губу закусывает снова и видно, что не в первый раз, — да я и сам думал, честно говоря. Пора.       — Это важный шаг, — такая дежурная фраза, что Кейджи от нее самому неловко становится. Когда поддержать нужно порой слова так и рассыпаются осколками, не позволяя выразить мысли правильно, — я тоже волновался, когда брал первого ученика.       — Он у тебя и сейчас первый, — Хаджиме снова его взгляд ловит и посмеивается, на этот раз позволяет себе засмотреться.       Акааши руку еле заметно пододвигает, урывая у вселенной этот момент. Сглатывает, понимая, что они сейчас в нескольких метрах от зала совета, где магистры заседали. Касается мизинцем горячей кожи, сплетая пальцы и ощущает как по спине волна мурашек пробегает, волосы на затылке дыбом встают. У Иваизуми перед ним зрачки расширяются и он понимает, что парень перед ним эту секунду хочет в вечность растянуть. Но сегодня это так и остается лишь секундой, потому что в их жизни было так много //если бы. Хаджиме в ответ проводит пальцем по руке и отстраняется, разрывая зрительный контакт.       Еще мгновение и слышатся шаги из-за колонны. Кейджи смотрит еще немного на затылок перед собой и снова отворачивается, глядя в окно. Теперь он замечает корабли садящиеся на планету, огни мерцающие в окнах, даже пыль оседающую облаками на стены храма, все замечает.       — Иваизуми Хаджиме? — падаван вынырнувший из коридора вежливо кланяется. Акааши даже не оборачивается, хотя должен конечно. Хаджиме его не винит за такое поведение, но теперь все внимание на юношу перед собой переключает. Пытается уловить быстро срывающиеся с губ мальчика слова, успокоить то, что в груди разливалось глухими ударами, так запретно, так сладко жгло его душу.