— Говорят, в одной питерской школе...

      У него красивые кисти. По крайней мере для служившего, чьи руки стереотипно представляются тёмными, грубыми, с обгрызенными полосками ногтей и как минимум одной отсутствующей фалангой. Но пальцы Олега ничем не выдают годы службы. Они в меру длинные, не узловатые, не костлявые и безупречно пропорциональные относительно ладоней. Наверное, именно такими должны быть пальцы повара. Ведь есть же «пальцы музыканта», например? Значит, и это определение имеет право на жизнь.       — Не уверен, что ты такое ешь, — признаётся Олег, подсыпая в жидкое тесто ещё немного муки. — Будет вкусно, но это постный пирог. Не всем нравится постная выпечка.       — А на что это похоже? — Сергей сидит, подперев щёку рукой и с явным любопытством наблюдая за каждым движением Волкова.       — Даже не знаю, с чем сравнить. Может, с пиццей? Ты любишь пиццу? — уточняет он и, получив в ответ утвердительный кивок, продолжает: — Тесто будет тонкое и хрустящее. Другое сделать не смогу. Сам знаешь, я пока редко тут бываю, поэтому скоропортящиеся продукты не держу.       — Может, уступить тебе место?       — Нет, не нужно. Стоя удобнее замешивать. Хочешь попробовать?       — Ну уж нет!       Дом Олега Волкова оказывается не таким маленьким, как Сергей представлял. Олег рассказывал, что раньше он принадлежал леснику. Но не сразу уточнил, что лесник обосновался здесь вместе с семьёй, а потому отстроил на месте скромной охотничьей сторожки вполне уютную обитель. Так они и жили, пока дочери не повзрослели, не повыходили замуж за городских и не забрали престарелых родителей к себе. Сначала дом сдавали. Правда, надолго никто не задерживался. Шутка ли — заземлиться в лесной глуши? А вот Олег прижился как-то сразу. И в течение полугода уломал хозяев на продажу.       Сам дом деревянный, с большими окнами, высоким крыльцом, уютной террасой, чердаком и крохотным погребом. Из крыши торчит широкая каменная труба — выход из печки, которую Олег мечтает переделать в камин. Внутри пахнет деревом, хвоей, сушёными грибами, яблоками и какой-то деревенской мыльной чистотой. Последний запах исходит от выстиранных занавесок и тюля, украшенного кружевом ручной работы. Сергей всю жизнь думал, что абсолютно равнодушен к таким вещам. Но теперь ему отчаянно захотелось вернуться в детство, которого у него никогда не было.       — Слушай, а у тебя ловкие пальцы? — вдруг прищуривается Олег.       — Смотря, какой ответ правильный.       — Здесь нет формы для выпекания. Вообще ни одной. Видел в ящике стола плотную фольгу, можно попробовать сделать из неё. Нужна круглая или прямоугольная форма с бортиками такой высоты, — он показывает на пальцах. — Справишься?       — Конечно. — Сергей не сразу находит нужный ящик, но быстро разбирается, что делать с фольгой.       — У тебя неплохо получается, — замечает Олег, скатывает готовое тесто в шар и, переложив его в миску, ставит на подоконник.       — Я когда-то увлекался скульптурой и лепкой. Готово. А ты где готовить научился?       — В армии, наверное. Не помню, — он вытирает руки о кухонное вафельное полотенце. — Так. Видишь грибы? Выбери, какие тебе нравятся. И нарежь, как тебе нравится.       — Ты чуть дом в поисках весов не перевернул, чтобы муку в ложках не измерять. А мне предлагаешь резать, как хочется? Даже не под линейку?       — Серый, у нас деревенская подача. Тут небрежная презентация даже приветствуется. Вот в тесте, да, граммовка всегда важна, чтобы на выходе не получить кирпич или блин.       — Значит, вообще любые грибы? — недоверчиво прищуривается Сергей.       — Любые. Лисички не забудь. Конечно, если убеждения не запрещают тебе употреблять в пищу собратьев по масти.       — Пошёл ты, Волков.       Разумовский не разбирается в видах грибов. Он ориентируется исключительно на внешний вид, размер и аромат. Рядом с разделочной доской он выкладывает целую гору лисичек, солнечных рыжиков, подосиновиков, мелких опят, вёшенок и маслят. Олег к этому моменту уже дожаривает лук на сковороде.       — Это мой секрет. Обычно лук добавляют сырым, когда из грибов уже выпарилась вся вода. Но тогда он... как варёный получается, прозрачный. А если его сначала карамелизировать, цвет будет очень аппетитный. — Олег высыпает румяный лук в тарелку. — Сковородку освободил. Как нарежешь, бросай сюда грибы.       — Не знаю, что ты делаешь в охране с такими...       — Эй, погоди! — он оказывается позади и накрывает пальцы Разумовского, сжимающие нож. — Не так мелко. Грибы при жарке уменьшатся раза в два.       — Сказал бы раньше, я бы не перепортил столько.       — Кто сказал, что перепортил? Это для текстуры. Так даже лучше, — он ободряюще хлопает Сергея по плечу и возвращается к скромной плите. — Хорошо, что я мускатный орех и перец прикупил. Хоть какой-то будет аромат. В следующий раз сделаю тебе со сливками, пореем и сыром. Ну... вдруг ты ещё как-нибудь зайдёшь.       — Я обязательно зайду, — обещает тот, возможно, чуть резче и охотнее, чем полагается.       Олег сдержанно кивает и, доведя начинку до ума, снова берётся за тесто. Оно как раз отлично подошло в тепле. Хорошенько припылив стол мукой, он раскатывает тесто в тонкий пласт, перекладывает в сделанную Сергеем прямоугольную форму и аккуратно придаёт бортикам волнистый узор. Рельеф сохранится и будет хрустеть. Приятный контраст с мягкими сочными грибами.       — Сейчас начинка немного остынет, выложим на тесто и будем выпекать, — он присаживается на корточки перед печкой, открывает железную дверцу и проверяет состояние углей.       — Я тут сказать хотел...       — М? — Олег подходит к столу, откидывает начинку на тарелку, чтобы быстрее остыла, и убирает ещё горячую сковородку в раковину.       — Насчёт сегодняшнего утра. Как-то глупо вышло. Я не жалею, что сам поговорил с Рубинштейном. Но, наверное, не нужно было опровергать всё, что ты сказал.       — Наверное.       — И мне кажется, что ты ещё злишься.       — Не злюсь я. Дело не в том, что ты выставил меня лжецом-неадекватом. Плевать, что директор обо мне думает. Дело в том, что ты... Ты как бы продемонстрировал, вот, смотри, мне не нужна твоя помощь, я выкрутился сам. Этим ты обесценил не ложь, а то, ради чего я решился солгать. Почему просто не позволить кому-то что-то сделать для тебя? Заступиться?       — Потому что никто для меня ничего не делал просто так. — Сергей ненавидит ситуации, в которых ему нечего сказать, но назревает именно такая.       — Для меня тоже. Только надо же с чего-то начинать. Я ведь тоже вырос в детдоме, Серый. Я этот дом купил только потому, что хотел иметь свой угол. Мог же просто снимать за копейки. Но в детстве я мечтал, что у меня будет дом. Мой дом. Понимаешь?       — Понимаю. Это прекрасный дом.       — Вот только его бы не было, если бы я не пересмотрел своё отношение к людям и не начал им доверять. — Олег осторожно перекладывает начинку в форму, разравнивает и убирает в печь. — Взять того же Прокопенко. Какое ему было дело до меня? А впрягся, устроил. Знаешь, что он попросил взамен? Не курить в классах. Всё.       — Я всё понимаю. Но нельзя так просто измениться за... За сколько? За пару дней? Не уверен, что я вообще хочу меняться.       — И не нужно. Просто перестань видеть врага в каждом встречном. Не ищи подвох. Не бойся принимать помощь. Иначе закончишь, как прежний владелец, — он указывает взглядом на небольшое бурое пятно, состоящее из мелких комочков и частично покрывающее одну из стен кухни.       — Господи, что случилось? — бледнеет Сергей.       — Ствол в рот. Выстрел. Хотя бы не мучился.       — Какой кошм... Постой. Ты же сказал, он с дочками в город уехал?       — Уехал. А это... Короче, нашёл я в погребе древнюю банку с вареньем. Поставил, забыл. Прихожу после смены — всё в смородине. Забродила и взорвалась. Стекло убрал, а варенье отковырять руки не доходили. Поможешь?       — Волков! Ты совсем сдурел?! — Сергей задыхается от возмущения, хватает со стола полотенце и, замахнувшись, ударяет им Олега по лицу. — Вот же придурок!       — Согласись, речь была пламенная, — тот перехватывает полотенце и дёргает его на себя вместе с рукой Разумовского. — Им и попробуй оттереть. Я пока мяты к чаю наберу.       — Сам оттирай!       — Если что, в раковине есть железная губка.       — Ты не слышал? Не собираюсь я к этому прикасаться! — морщится Сергей.       — Когда так делаешь, видно, что нос у тебя, как у девчонки. Ну, в смысле... Маленький такой. Забавный. Смешной, короче.       — Смешной? Ужас... — он краснеет, инстинктивно прикрывает нос ладонью.       — Да я же не сказал, что это плохо. Это даже... Нормально это, всё, не отвлекайся! — бормочет Олег, отряхивает ладони и отправляется во двор за мятой.