Глаз бури

      Почему-то болели запястья. Не особо отдавая себе отчет в том, что происходит, Элисса потрясла руками и очень удивилась, обнаружив, что они подняты вверх. Что-то металлически звякнуло. В следующую секунду Элисса осознала, что не может пошевелить руками, и после этого сон наконец-то отступил — а точнее, стремительно схлынул, будто его смыло дождем.       Она стояла на ногах, сильно вытянувшись, запястья были скованы над головой — Элисса потрясла ими, послушала, как звенит железная цепь. Сдвинуться с места не получалось, длина цепи не позволяла, и вообще ей приходилось прикладывать определенные усилия, чтобы просто стоять ровно, не поднимаясь на цыпочки — чтобы хоть немного ослабить натяжение. Тогда Элисса покрутила головой по сторонам — обнаружила, что находится в помещении, больше всего похожем на темницу. Голые каменные стены, запах сырости, под самым потолком — одинокое окошко, забранное тоскливой глухой решеткой. И все это настолько было похоже на тюремные казематы, как их изображает в романах богатая писательская фантазия, что дальше можно было не обманывать себя, что здесь на самом деле происходит. Это не очередные враги опоили ее и притащили непонятно куда, пока она пребывала в отключке. В реальном мире она, по всей видимости, так и уснула на том диване в гостиной, даже не дойдя до своей временной спальни. Еще и снотворное забыла выпить, кретинка!       Целых две секунды она позволила себе рассматривать каменный пол под ногами, а затем наконец решительно подняла голову и вздернула подбородок — постаравшись сделать так, чтобы в ее взгляде невозможно было прочитать ощущение обреченности. Несмотря на все попытки взять себя в руки, поверить, что она способна с этим справиться, ему не удастся ее сломить, Элисса чувствовала, как же сильно ей было не по себе. А уж если вспомнить, что в этих дурацких легилиментивных снах все подчиняется воле создавшего их волшебника… Ведь именно это сейчас и происходит? Все эти цепи, ее скованные руки, антураж средневековой темницы — желание продемонстрировать ей, что ее ждет, если ему все-таки удастся до нее добраться?..       И вряд ли он ограничится только такой невинной демонстрацией своей власти.       Он выступил из полумрака, будто специально дожидался момента, когда она как следует все осознает и начнет озираться в его поисках. Волдеморт был без мантии, лишь в привычном строгом костюме — брюки, рубашка, жилет. Даже как-то по-домашнему… Ну да, если он уже две недели регулярно пытается пробраться в ее сновидение, то наверняка нашел способ делать это со всеми удобствами. И несмотря на такой его практически неофициальный вид, Элисса ощутила, как все в ней противно сжалось. Она не ждала этой встречи, не планировала ее так скоро, не успела никак к ней подготовиться…       Некоторое время они молча смотрели друг на друга. Элисса была белее мела, неосознанно пыталась принять наиболее комфортную позу, однако раз за разом терпела поражение — только тихонько звенела цепь на скованных запястьях, пока Элисса переминалась на мысках. Волдеморт наблюдал за ее трепыханиями — так, наверное, паук наблюдает за глупой добычей в паутине, понимая, что та уже никуда не денется и не сбежит. Его лицо было спокойно, неподвижно, тисовая палочка в пальцах правой руки смотрела в пол. Однако в его багрово-алых глазах нет-нет, а просверкивала недобрая искра, от которой у Элиссы становилось сухо во рту и отнимался язык — несмотря на то, что человек напротив оставался неподвижен и ничего угрожающего не предпринимал.       Она твердо решила не проронить ни слова и дождаться его первого шага — однако и тот оказался не таким, как Элисса ожидала. Волдеморт уже хотел было что-то сказать, но в последнее мгновение вдруг обратил внимание на то, как она выглядела. При виде майки и джинсов на его лице проступила гримаса глубочайшего презрения.       — Маггловские тряпки? — при одном звуке его голоса по всей коже Элиссы пошли мурашки, и оставалось только понадеяться, что он спишет их на страх перед ним. О настоящей природе этой дрожи Элиссе задумываться не хотелось. Не могла она после всего, что он сделал и наговорил, соскучиться по нему. — Как же низко ты оказалась готова пасть…       — Ну не знаю, — каким-то неведомым образом она ухитрилась пожать плечами, даже будучи в почти что подвешенном положении. — Алекс говорит, что мне идет.       Видит Мерлин, она не собиралась его специально злить и выводить из себя, но защитная реакция оказалась сильнее и стремительнее, и эти слова вылетели из ее рта быстрее, чем Элисса успела себя остановить. Он на мгновение застыл — вне всякого сомнения, тут же догадавшись, о каком Алексе идет речь. У Элиссы перед глазами сразу встали картины годичной давности — заседание Визенгамота, Волдеморт, сидящий рядом, все те безрассудные и опасные слова, которые так легко произносил Алекс, не догадываясь, кто оказался в числе его слушателей помимо Элиссы… И она была готова поклясться, что Волдеморт вспомнил о том же самом. И ее упоминание Алекса в таком непринужденном, дружеском контексте лишь послужило очередным напоминанием того, как же долго она лгала Волдеморту в лицо.       Тем не менее, он не позволил себе потерять контроль над эмоциями — пока что. Элисса с тоской подумала, что все ее неосторожные слова он ей еще припомнит и заставит за них расплатиться — и в этом проклятом сне она ничем, никак не сможет ему противостоять!       Он приблизился. Элисса сделала попытку попятиться, которая, разумеется, с треском провалилась, а он остановился прямо перед ней, так что ей пришлось задрать подбородок, чтобы наблюдать за его лицом — и тут Элисса обнаружила, что на нее он больше не смотрел. Вместо этого Волдеморт теперь не сводил глаз с ее открытого левого предплечья, а потом вовсе протянул руку и провел пальцами по чистой белой коже, где совсем недавно чернела впечатанная им собственноручно Темная Метка, — словно не мог поверить, что там больше ничего нет. Элиссу будто электрическим разрядом пробило от этого прикосновения, за что она немедленно обозлилась на саму себя. Ну какой же бред, Мерлин… Он пообещал ее запереть до скончания веков, а ее друзей — убить! И именно теперь ее тело решило вот так предательски на него реагировать?!       В отличие от Элиссы, Волдеморт владел собой в разы лучше. Или правильнее будет сказать — он просто был полностью захвачен открывшейся ему правдой, которая сейчас наконец-то получила окончательное подтверждение?.. И сама Элисса напрочь позабыла обо всех дурацких неуместных мыслях, когда увидела выражение его лица — напряженное, взволнованное. А также его алчный, тяжелый взгляд, когда Волдеморт отвлекся от ее руки и посмотрел ей в лицо. Элиссе показалось, что ее придавило гранитной плитой — настолько осязаемо ощущался этот взгляд.       — Я все думал о том, что ты сотворила с Беллой, — произнес он тихо. — Что это было — проклятие? Сглаз? Яд? Не хотел верить, что объяснение было таким очевидным и все это время лежало на поверхности. И твой кулон… В нем почти нет магии. Я предположил, что магическая мощь запечатана в нем так мастерски, что ее не обнаружишь без особых заклинаний. Но все оказалось куда проще. Неудивительно, что в вампирских источниках нет ни слова о том, как им использовать в их ритуале Хранителя — потому что никаких Хранителей не существует, не так ли?       Элисса почти не дышала и только из последних сил старалась сохранить хотя бы внешнее присутствие духа и не отвести глаза. Его слова падали тяжело, звенели в мертвом, неподвижном воздухе.       — Твое украшение — пустышка. Это ты — «Сердце Исиды».       Она молчала, однако Волдеморт и не спрашивал, не искал подтверждения. У него уже было достаточно фактов, чтобы сопоставить их все вместе и сделать один-единственный правильный вывод.       — И твоя легенда от этого не меняется. Объясняется твое присутствие в доме Акоша, его сделка с твоим отцом, его одержимость твоими поисками. Но глобально — твоя роль во всех событиях остается прежней. Просто всеобщее внимание несколько смещено…       Она не издала ни звука, только продолжала смотреть на него. Волдеморт едва ли мог догадаться о причине, по которой она так пытливо, пристально всматривалась в его черты, чтобы уловить малейшую тень эмоций. Но Элисса хорошо помнила, с каким выражением лица на нее часто смотрел Иштван — когда видел перед собой бесценный артефакт, по непонятной прихоти судьбы очутившийся в одушевленной оболочке, которая по все тем же нелепым причинам оказалась наделена собственным разумом, чувствами, желаниями. Иштван смотрел — и никогда не видел в ней ее. Только артефакт, источник целительской силы, который нужно использовать и за который он заплатил приличную сумму.       И сейчас она с таким тщанием вглядывалась в лицо человека напротив в поисках тех же самых эмоций, которые обычно видела на лице Акоша. Чтобы увидеть их, убедиться, что это именно они, и окончательно понять, что с этого момента — между ними только война. В клетку она никогда не вернется, и Волдеморту, не пожелавшему увидеть в ней живую женщину, ее никогда не одолеть, не поработить и не подчинить.       Однако он словно намеренно никак не облегчал ей жизнь — произнося все это, Волдеморт сделал шаг назад, а его лицо снова напоминало высеченное из камня. Элисса уже хорошо знала эту маску — видела ее в их последнюю встречу, когда Волдеморт все силы направлял на то, чтобы удержать себя в руках, совладать со злостью и не позволить гневу взять верх над ним. А осознав это все, Элисса зябко поежилась — поскольку могла себе представить, какой же силы была его ярость, раз Волдеморт счел за благо держать ее в узде — для достижения своих целей. Элисса даже вполне представляла, ради чего было это невиданное самообладание.       — Я дам тебе шанс, — наконец выговорил он очень холодно, так и вперившись глазами в ее лицо — однако Элисса, к своей досаде, по-прежнему не могла распознать там никаких эмоций, кроме все того же тщательно сдерживаемого бешенства. — Вернуться добровольно. Даю слово, что тебе ничего не угрожает. Я не буду… никак карать тебя за содеянное. Ни за обман, ни за побег. Твоих дружков тоже. При условии, что они исчезнут из страны и никогда не попадутся мне на глаза…       Ничего себе! Да ему в самом деле не терпится вернуть «Сердце» как можно скорее — раз он оказался способен на такое неслыханное милосердие и всепрощение!       Заманчиво. Очень заманчиво. Особенно обещание про «отпустить друзей». Вот только… не верилось Элиссе в подобное благородство. После всего, что она натворила, после обмана, длившегося даже не год, а целых два, после всех тех случаев, когда его планы ломались из-за ее вмешательства… Не простит он подобного. За свое уязвленное самолюбие, раненую гордость, распухшую до состояния болезненного нарыва, Волдеморт уничтожит любого. Друзьям, может, и удастся скрыться от его мести, особенно если Трой и Маттео подключат свои связи и способности, да и Картер с Бенджи сами по себе прекрасно умеют оставаться незаметными, но она-то сама попадет в его руки… Надолго, очень надолго. Убить он ее, конечно, не убьет, но очутиться в руках одержимого жаждой расплаты Волдеморта, да еще самой, добровольно, сделать этот шаг… Не самая воодушевляющая перспектива. Иштван хотя бы до ее побега не имел к ней никаких личных счетов. А Волдеморт хорошо понимает, кто при всем вовлечении в происходящее Элиссиных друзей был настоящим вдохновителем, инициатором и мозгом их компании, которая изрядно попортила ему крови.       Все эти раздумья заняли совсем немного времени. Подняв голову, пошевелив затекшими руками, Элисса спокойно сказала:       — Нет.       — «Нет»? — опасно тихо переспросил он. Алые глаза зажглись, угрожающе вспыхнули, отчего у Элиссы на мгновение отнялся язык.       — Я не сдамся. Ты меня пока не поймал. И не поймаешь, потому что не знаешь, как ко мне подобраться. В противном случае ты бы не осыпал меня своими милостями, да еще во сне, а уже ворвался в укрытие, где я нахожусь.       — Ты имеешь в виду — в штаб-квартиру Ордена Феникса на площади Гриммо, дом двенадцать? — обманчиво мягко спросил он, и Элисса моргнула. Тот хищно, по-волчьи ощерился, завидев ее реакцию. Ей даже послышалось, как в опасной близости от ее горла щелкнули острые волчьи зубы. — Да, конечно же, мне известно, где ты прячешься. Все-таки бросилась за помощью к Дамблдору?       Технически, за помощью к Дамблдору бросились Алекс с Бенджи и Картером, но Элисса не стала уточнять.       — Многое успела ему рассказать?       Вроде бы простой вопрос, ничего особенного — однако задан он был таким тоном, что Элиссу передернуло, как если бы на нее с потолка спрыгнул тарантул, и она качнулась назад — словно это могло помочь ей очутиться подальше от Волдеморта.       — Нет. Нечего было рассказывать, — хрипло отозвалась она. Голос прорезался не с первой попытки. — А если бы захотела — то что я могла бы выдать Ордену? Ты же уже давно понял, кто я. К Рождеству как минимум. Едва ли с тех пор ты посвящал меня в по-настоящему важные планы и делился какой-то особенно ценной информацией.       Он будто вовсе не услышал ее слов — продолжал вглядываться в ее лицо все тем же застывшим, каким-то неживым взглядом, от которого Элиссе очень хотелось отодвинуться, спрятаться. Злясь на себя за то, какой на самом деле мощью обладает этот человек — раз она до сих пор его гневных взглядов вытерпеть не может! — Элисса раздвинула губы в фальшиво-любезной улыбке.       — Ах, так ты имел в виду диадему Когтевран? Не беспокойтесь, Повелитель, ваша тайна в полной сохранности и умрет вместе со мной, обещаю! Ни Орден Феникса, ни Дамблдор, ни Поттер, ни Министерство Магии полным составом — никто ничего не узнает. Ты же взял с меня клятву, что если я ее выдам — то мне придется отыскать тебя самой независимо от обстоятельств! Так что тебе не о чем беспокоиться, более надежного способа уберечь свой секрет ты и придумать не мог! Последнее, чего я хочу, — это по собственной воле возвращаться к тебе и сдаваться на твою милость, так что я буду хранить твою тайну до самой смерти.       Она догадывалась, что от нервозности и испуга говорит слишком много и слишком нагло, но остановиться не успевала. И хотя вроде бы он должен был, наоборот, слегка успокоиться — в конце концов, его самый главный секрет, залог его бессмертия, находился в полной безопасности, и Элисса оказалась загнана в такую ситуацию, что даже если очень захочешь выдать страшные загадки лорда Волдеморта его врагам — не получится. Но эффект почему-то оказался совсем другим.       — Ну что же, — процедил он сквозь зубы; по его челюсти гуляли желваки. — Если тебе угодно пойти по более долгому пути…       На его губах зазмеилась тонкая усмешка — тоже хорошо знакомая Элиссе, и она невольно втянула голову в плечи. Эта глумливая, предвкушающая гримаса на его лице напугала ее сильнее, чем самые изощренные угрозы и иные проявления его гнева.       Быстрый росчерк тисовой палочкой — и посреди темницы вдруг возникло… что-то. Элисса даже не сразу поняла, что это вообще было — какая-то бесформенная куча тряпья на каменном полу. Но прежде, чем она успела как-то отреагировать, куча пошевелилась и оказалась человеком — исхудавшим практически до состояния скелета, с синюшным оттенком кожи, с длинными грязными волосами, свалявшимися в бурые сосульки. Самое невероятное — со своего места Элисса смогла ощутить, насколько этот человек был изранен и едва жив, хотя, казалось бы, они сейчас находятся во сне, где повреждения физического тела почувствовать невозможно! Но, видимо, в реальном мире человек получил такие травмы, что они навсегда отпечатались в его сознании и смогли проникнуть в сон вместе с ним. Следом Элиссе начали бросаться в глаза другие детали — покрытые рубцами и ожогами (как застарелыми, так и свежими) руки, на некоторых пальцах не хватало ногтей… Вероятно, было что-то еще, просто под некогда дорогой, а сейчас превратившейся в лохмотья мантией было не разглядеть. «Сердце Исиды» конкретики тоже не давало — словно человек испытывал бесконечную боль, которая даже не была сосредоточена в каком-то одном месте.       Ей удалось сохранить самообладание. То ли включились защитные рефлексы, то ли она по жизни настолько очерствела, однако Элисса коротко выдохнула и уже собиралась посмотреть на Волдеморта с выражением вежливого ожидания разъяснений, но тут человек на полу приподнял голову, и спутанные волосы свесились набок, открывая его лицо.       У него не было глаз. Только пустые дыры, которые не закрывали веки — поскольку веки тоже отсутствовали.       На этот раз она даже обрадовалась тому, что ее запястья по-прежнему были скованы над головой и цепь удерживала ее в вертикальном положении — поскольку, кажется, в противном случае Элисса бы пошатнулась и осела на землю. Правда, больше от неожиданности, чем от ужаса. Зрелище было… запоминающимся.       — Кажется, вы не были друг другу представлены, — сообщил Волдеморт спокойно. При звуке его голоса человек на полу съежился и тихо заскулил, как побитое животное, но Волдеморт в его сторону не взглянул. Вместо этого он неторопливо обходил Элиссу по кругу — и ею всей овладел какой-то животный инстинкт чувства опасности и готовности защищаться, пока он находился так близко. Конечно, вздумай он сделать что-то с ней — пусть бы просто снова дотронуться — со связанными руками и без палочки она его толком не атакует, но так хоть лягнуть попытается, ноги-то у нее не скованы! — Это Игорь Каркаров, о котором тебе, я уверен, уже приходилось слышать.       В первый момент Элисса недоуменно моргнула, но спустя пару секунд это имя всплыло в памяти, и она не сдержала потрясенного вздоха, глядя на человека на полу.       — Да, — подтвердил Волдеморт, откровенно наслаждаясь ее реакцией. — Вот что случается с теми жалкими и трусливыми глупцами, которые предают меня. Посмотри внимательнее и запомни эту картину во всех подробностях…       — Мой Лорд… — прошелестел человек на полу; из растрескавшихся губ проступила кровь. — Умоляю вас, мой Лорд… Я подвел вас…       — Силенцио! — холодно произнес Волдеморт, взмахнув палочкой, и Каркаров умолк. В следующий миг ледяное шипение раздалось прямо над ее ухом: — Смотри! Смотри и запоминай! Любой, кто пойдет против меня, обречен; еще никому и никогда не удавалось меня обмануть и уйти безнаказанным! Запомни это, Элисса…       — Ты пытал его весь год? — спросила она с некоторой задержкой. По коже бежали мурашки, хотя было не до конца понятно, почему именно — из-за увиденной картины или же из-за его теплого дыхания в считанных миллиметрах от ее шеи. Ей понадобилось несколько секунд, чтобы побороть головокружение и отвести взгляд от изуродованного безглазого лица — зрелище оказалось не для слабонервных, и даже Элисса с неудовольствием ощутила, что не смогла сохранить полнейшее хладнокровие, несмотря на весь имеющийся богатый жизненный опыт. — Сохранял ему жизнь, поддерживал в более или менее здравом уме — и мстил?       — Это должен был быть урок всем моим слугам. Тем, кто предал меня пятнадцать лет назад. Полагаю, что они сделали определенные выводы из увиденного, — в его голосе не было ни сочувствия, ни каких бы то ни было вообще человеческих ноток. Только спокойная, железная уверенность в своей правоте и жестокое удовлетворение от собственного могущества и свершившегося возмездия. Элисса чуть прищурилась, разглядывая его. — Я бы сказал, что урок вышел действенным.       — Не сомневаюсь.       Единственное, что Элисса могла сказать, — находится Каркаров не в поместье Малфоев. Иначе она бы почувствовала происходящее, не смогла бы пройти мимо постоянного, бесконечного, неиссякаемого источника боли. Но что ей от этого знания?..       Не проявляя более никакого интереса к запытанному почти до полусмерти Каркарову, Волдеморт снова поднял волшебную палочку — и тот исчез.       — Значит так, — ровно и бесстрастно произнес он, будто продолжал светскую беседу о ценах на ингредиенты для зелий. — Мне известно, как ты трясешься за своих дружков, в прошлый раз ты наглядно это продемонстрировала. Если не хочешь, чтобы все они разделили судьбу Игоря, — возвращайся. В противном случае ты не только обречешь своих телохранителей на долгие и бесцельные муки, но и сама будешь день за днем наблюдать за тем, как они страдают и медленно умирают прямо перед тобой. Попробуешь их исцелить — ради Мерлина. Я буду снова и снова пытать их на твоих глазах. Это я могу обещать. Тебе все равно никуда не деться, и только от тебя зависит, каким выйдет твое возвращение — более или менее безболезненным, или же ты отдашь своих товарищей мне на растерзание. И, уверяю тебя, их я уничтожу даже с большим удовольствием, чем Игоря.       Элисса молчала.       — Ты вернешься к Малфоям и исцелишь руку Белле, — он остановился прямо перед ней, его тон звучал уже более по-деловому. Их взгляды встретились. — Ты больше не будешь калечить моих слуг. Ты расскажешь мне все о своей магии, способностях и будешь их использовать только во благо мне и в моих целях, по моему приказу. Также расскажешь мне все, что недоговаривала о себе, о своих преследователях и о своих планах. И, возможно, тебе повезет, ты окажешься достаточно убедительна — и ты сумеешь расплатиться сполна за свою ошибку сравнительно быстро.       — Отличный план, — мрачно сказала Элисса. Он стоял совсем близко, она снова могла почувствовать запах его парфюма. Какое-то наваждение, честное слово! На душе было тяжко, в груди начинала разрастаться ярость. — И меня саму ты пытать не собираешься, насколько я поняла из твоих слов, и даже на этот раз ты не стал повторять прошлые угрозы посадить меня под замок до конца жизни. Понял, что так ты меня использовать магию «Сердца» в твоих интересах не заставишь?       На мгновение он замер. Еще целую секунду Элисса видела намек на недоумение в его глазах — он в самом деле оказался слишком самонадеян и был уверен, что сумеет ее запугать. В Элиссе же клокотала одна только злость, и ей стоило огромных усилий сохранять ясность ума.       — Я знаю, что ты собираешься делать. Запрешь, чтобы использовать «Сердце Исиды» так, как тебе заблагорассудится. Я через все это уже проходила, и потому запомни — я никогда не вернусь в заточение по доброй воле, как бы ты меня ни запугивал, чем бы ни угрожал и что бы ни сулил, — она говорила ровно и бесстрашно, смело глядя ему в глаза — которые снова загорелись сплошным алым пламенем. — Я найду способ защитить моих людей от тебя, да и в целом, мы, как ты мог заметить, не избаловавшаяся за пятнадцать лет беззаботной жизни чистокровная элита. Я и мои люди привыкли сражаться, привыкли быть все время настороже, привыкли реагировать на любые подозрительные изменения вокруг себя и бить по самым уязвимым местам. Ты рассчитывал напугать меня замученным почти до смерти Каркаровым? Я видела такие раны десятки раз, больше того скажу — в таком состоянии оставляли наших врагов что мои друзья, что я лично. Я пытала и убивала, и ты об этом знаешь. И тебе придется придумать нечто поистине внушительное, чтобы заставить меня вернуться.       Он заговорил не сразу. Некоторое время стоял неподвижно, и только по его лицу точно пробегали судороги — пока он силился совладать с собой.       — Как пожелаешь, — наконец не столько проговорил, сколько проскрежетал он. — Если хочешь посмотреть, как все окружающие тебя люди превращаются в трупы, по которым я приду за тобой, — я окажу тебе такую любезность. И тогда ты на коленях будешь вымаливать у меня снисхождение и милосердие. Прямо там, в окружении трупов. И мне плевать, кого ради этого придется убить. Твоих дружков, Орден Феникса, министерских крыс, весь Хогвартс скопом, если ты вздумаешь спрятаться там…       От его тона ей стало нехорошо, и можно было не сомневаться, что все, что он говорил, было не фигурой речи, а самой настоящей правдой — и именно так он и поступит, как только ему представится возможность. И поскольку терять уже было попросту нечего, Элисса скривилась в желчной гримасе.       — На колени тебе еще придется меня поставить. Пока единственное, что я вижу, — ты смог связать меня в дурацком легилиментивном сне, где все априори подчиняется одному лишь тебе. Не слишком достойная победа — над беззащитным-то противником, не так ли?       — И это я тоже могу пообещать, — он окинул ее с ног до головы оценивающим, слегка отстраненным взглядом — точно представлял себе какую-то совсем иную картину. У Элиссы пересохло во рту. — Я не твой полукровный муженек и не лощеный вампирский князь и слов на ветер не бросаю, от меня годами бегать тебе не удастся. И в реальной жизни я еще увижу тебя признающей мою власть, на коленях, в цепях…       — И голой, — подсказала она.       Честное слово, ничего такого она не планировала и ляпнула последние слова вслух, просто чтобы он замолчал. Всю свою речь он произносил настолько серьезным тоном, без намека на насмешку или сарказм, что сомневаться не приходилось — именно так все и будет, если Волдеморту удастся добраться до нее. И чтобы только оградиться от этого разлившегося в воздухе напряжения, спрятаться, защититься, не чувствовать себя настолько беспомощной с этими связанными над головой руками, Элисса выдала то, что в любых других обстоятельствах предпочла бы оставить при себе.       Сказанного было не вернуть.       Но маневр сработал — Волдеморт остолбенел и, кажется, вовсе утратил дар речи. Но вот на его лице промелькнуло какое-то почти безумное выражение, которое Элисса не сумела расшифровать, но которое ей совсем не понравилось, и она продолжила легкомысленно болтать, прекрасно понимая, что попросту подписывает себе смертный приговор:       — «На коленях, в цепях»? Очень многообещающе. Но не стоит проецировать на меня свои сексуальные фантазии, Повелитель. Убеждена, что это порочит мою репутацию замужней женщины.       Так ему и надо. С его ханжеством — вот пускай теперь справляется с возмущением и ищет способ продолжить диалог.       — Сексуальные фантазии, значит? — очень тихо, почти неслышно переспросил он.       Элисса по-прежнему смотрела на него — с долей вызова, хотя и понимала, насколько это бесполезное и пустое занятие. Стоит ему только сорваться, решить, что она переступила черту…       Больше она ничего подумать не успела. Потому что Волдеморт в один шаг приблизился к ней, Элисса ощутила его руки на себе, почувствовала, как он захватывает в горсть ее распущенные волосы, а после он припал к ее губам — яростно, с какой-то злой обреченностью целуя ее.       В первое мгновение Элисса опешила так, что вообще ничего не поняла, а во второе охнула и забилась в его руках, пытаясь отступить, вернуть спасительную дистанцию между ними — ибо слишком хорошо помнила, что случилось в прошлый раз, когда она целовалась с молодым Реддлом из крестража.       Ничего не вышло. Он попросту не позволил ей отстраниться, продолжал удерживать ее затылок, вторая его рука легла на ее лопатки, его рот агрессивно и жадно целовал ее, почти причиняя боль, и со связанными руками вырваться из его хватки у нее не было ни малейшего шанса.       А затем на нее в полной мере обрушилось осознание происходящего.       Причем не осмысление ситуации мозгом, нет. Обрушились все прочие чувства и ощущения, абстрагироваться от которых, укрыться оказалось попросту невозможно.       Его губы — жестокие, безжалостные и горячие. Его требовательные руки на ее теле. Его объятия. Дымные, древесные, совсем немного смолистые ноты его парфюма, которые смешивались с запахом его собственной кожи — и от этого сочетания у нее кружилась голова и мысли путались. Шероховатая ткань его жилета и рубашки. Тепло его тела. Понимание того, насколько же близко он находился…       И — вне всякого сомнения — шарахаться от нее прочь и умирать от кровотечения Волдеморт явно собирался менее всего. Более того — судя по его яростному напору, чувствовал он себя просто замечательно и обессиленно валиться наземь тоже не планировал. И благодаря «Сердцу Исиды» Элисса знала, что с ним все было в полном порядке.       Убедившись в этом, Элисса поудобнее приподнялась на цыпочки — и подалась ему навстречу, уже с готовностью, с тем же пылом и яростью отвечая на поцелуй, больше не думая ни о чем и только ловя все новые ощущения — от того, как ее тело реагировало на их внезапную близость.       В прошлый раз такого не было. В прошлый раз это был эксперимент, и молодого Волдеморта из крестража она поцеловала потому, что он мог послужить заменой «оригиналу», и тогда она сомневалась в правильности своих действий и вообще слишком много думала…       Сейчас же она позволила себе не думать. К черту все.       Уже знакомым ей движением — точно так же, как его двадцатипятилетняя версия, — он положил руку ей на поясницу, притягивая к себе вплотную. Наверное, теперь маггловская мода больше не казалась ему такой дурацкой, потому что без какого-либо стеснения он задрал на ней майку, и его пальцы проскользнули по ее позвоночнику наверх. Элисса выгнулась, прижимаясь к нему всем телом и наслаждаясь этой не особо нежной лаской. Его ладонь легла на ее грудь, слегка сжала. Большой палец обвел затвердевший сосок — и прикосновение показалось слишком грубым и чувствительным на будто истончившейся нежной коже. Элисса охнула — и он это, конечно же, почувствовал, однако не позволил ей разорвать поцелуй.       Ей безумно хотелось самой дотронуться до него — до непослушной темной пряди на лбу, которая уже давно не давала ей покоя, и так хотелось проверить, насколько мягкие у него волосы. Хотелось обнять его, провести пальцами вдоль жил на руках, обвить его талию ногами. И оттого, что из-за скованных рук ее подвижность была практически полностью ограничена, от невозможности коснуться его Элисса тихо зарычала — от злости и недовольства.       Кажется, ее рык не оставил его равнодушным. Хватка на ее волосах стала жестче, так что теперь она была вынуждена держать голову слегка откинутой, пока он продолжал практически кусать ее губы. Он не пытался быть нежным, и язык его агрессивно исследовал ее рот, не позволяя ей ни сопротивляться, ни толком отвечать, но Элисса и не хотела сейчас никакой нежности. Внутри нее разливалось незнакомое жаркое, тягучее возбуждение, и она поймала себя на том, что хочет большего — к примеру, чтобы майку с нее он снял целиком, а еще ощутить его губы, язык на своей груди.       Ее даже застал врасплох момент, когда он отпустил ее. Точнее, отстранился от ее губ, но продолжал удерживать ее волосы в горсти, не давая Элиссе отвернуться. Их лица были совсем близко. Его глаза полыхали ненормальным огнем, он тяжело дышал. Ее приоткрытые губы горели, дыхание вырывалось из легких с присвистом, лицо пекло температурным румянцем.       — Значит, моей ты никогда не будешь? — шипящим шепотом спросил он, неотрывно всматриваясь в ее лицо. — Так, кажется, ты выразилась в прошлый раз?..       Ошеломленная Элисса, у которой после всего случившегося изрядно замедлились скорость реакции и сообразительность, не сразу поняла, что он имел в виду. В голове билась одна мысль, наполненная неверием: если он свел ее с ума и заставил обо всем позабыть одним поцелуем, и то во сне — то каков же он был бы с ней в постели?..       Потом его слова все-таки дошли до ее слегка прояснившегося сознания, и она не сдержала раздраженной гримасы — вот надо было ему снова все свести к доказательству того, что «он всегда прав»! Рассмотрев выражение досады на ее лице, он не сдержал торжествующей ухмылки.       Особенную пикантность ситуации, конечно, придавало то, что она продолжала буквально-таки вжиматься в него, а его свободная рука ненавязчиво продолжала гладить ее грудь сквозь майку.       Она сузила было глаза, готовясь выпалить в ответ что-нибудь эдакое, и тут ощутила еще кое-что, на что раньше (то ли в силу неопытности, то ли просто слишком увлеклась поцелуем) не сразу обратила внимание. Все-таки зря он притягивал ее к себе и не давал отстраниться.       Исхитрившись, она приподнялась на мыски и игриво потерлась об него всем телом, в том числе и бедрами — теперь хорошо чувствуя, что он возбужден. И давая понять, что для нее это тоже не осталось тайной. От ее прикосновений он вздрогнул как от оголенного провода.       — А ты собирался мне сейчас сказать, что всего лишь проверял меня?       Он угрожающе прищурился, но больше ничего не последовало. Несколько невероятно долгих секунд он просто всматривался в ее лицо — оценивающе, холодно, как мог бы всматриваться хорошо и давно знакомый ей лорд Волдеморт. После чего он отстранился — только цепи над головой Элиссы звякнули, когда она лишилась опоры в лице самого Волдеморта.       — Увидим еще, — недобро произнес он.       После чего ее стремительно начало возвращать в знакомую реальность — ту, в которой она задремала на диване, с неудобной жесткой подушкой под головой.       Однако напоследок Элисса успела увидеть, с каким выражением он смотрел на нее — и взгляд этот очевидно не сулил ничего хорошего.