Morpho

      Главный этап соревнований… Он наступил так быстро, что Пак даже не заметил этого. Он ожидаемо прошел все отборочные и вот теперь, на третий соревновательный день, решается судьба медального комплекта. Они с Юдзуру даже шутят, что золота никому не хочется: у Ханю его и так предостаточно, а Чимин лукавит, говоря, что его карьера в одиночном катании должна идти поэтапно, начиная с бронзы. Пожелав друг другу удачи, соперники расходятся. Тему смерти Миндже фигуристы не поднимают. Юдзуру очень тактичен, поскольку знает: в азиатском спорте о любви Миндже и Чимина были наслышаны все, и пару даже приводили в пример, называя образцовой во всех плоскостях сотрудничества. Он ничего не говорит, но видит, что Пак трагедию еще не отпустил. Юдзуру прижимает его к себе, гладит по плечу и делится теплотой и поддержкой. Тем, что омеге нужно больше всего.       Чимин возвращается в раздевалку, чтобы проверить свою готовность, и становится перед зеркалом. Его огненно-черный костюм сидит шикарно. Глубокий вырез на спине едва скрывает бахрома, спускающаяся с плеч, грудь расшита красными и оранжевыми пайетками, а рисунок издали походит на языки пламени, пляшущие по телу омеги. Пак довольно проводит по телу, поправляет рукава, скользит ладонями по гладкой ткани, соблазнительно обтягивающей бедра. Его фигура всегда была идеальна, но на фоне стресса спортсмен потерял еще несколько килограммов и сейчас выглядит даже чересчур худым, но именно таким омега и представлял всегда идеал своего тела.       В раздевалке альф, расположенной через две комнаты от помещения Чимина, фигуристы активно обсуждают «темную лошадку».       — Я не помню новичка из омежьей категории, — на ломаном английском говорит спортсмен из Литвы.       — Это тот самый Пак Чимин, который перешел из парного, — кричит британский фигурист, проясняя ситуацию. — Он катался с парнем, который погиб пару месяцев назад.       — Неужели? Это та самая история? — вставляет свою реплику альфа из Канады.       — Мне тренер рассказывал, — поддакивает осведомленный англичанин, важно кивая головой. — Мутно там все. Точно знаю, что они поженились год назад, и даже успешно выступали.       — Кто бы знал, что он уйдет из парного, — с раздражением бросает немецкий фигурист. — Такой смазливый мог бы сразу найти себе пару…       — Он тебе понравился? Может приударишь?       — Не выйдет, — красавчик из Японии только смеется над наивными мечтами своих коллег. — Они были идеальными супругами, поэтому Чимин точно никому из нас не даст.       — Что? Такая недотрога? — раздается в углу хохот с нотками издевки. — Думаю, что мы сегодня расслабимся после вечеринки. Все же идут на афтепати?       — Спорим, что даст, — с бахвальством в голосе кричит немец. — Таких смазливых омежек соблазнить очень легко.       — Клаус, ты слишком самоуверенный.       — Забьемся? — Клаус вытягивает руку вперед. — Я трахну его сегодня в номере, не будь я Лиштайном!       — Трахни лучше лед и получи медаль, — смеется китаец. — Олимпийское золото реальнее, чем секунда внимания Пак Чимина.       — Нет, это уже вопрос принципа, — не отступает тот.       В руку Клауса ложится ладонь австрийского спортсмена.       — Разбей! — просят парни китайца, и тот ударяет по рукам.       — Я накачаю его сегодня на вечеринке и сделаю фото из номера, ребята! — хвастается альфа пока еще пустыми обещаниями.       — Обязательно! — начинают орать другие, поддерживая задорное настроение в раздевалке. — Он теперь свободен, поэтому у тебя есть все шансы!       Практика искать себе омежек на вечер после соревнований, чтобы снять стресс, была скорее негласным правилом, нежели исключением. Фигуристы воздерживались от спиртного и секса во время дней выступления, но в последний соревновательный вечер этот запрет прекращал свое действие. Вечеринка, которую устраивали для взрослых, чаще всего проходила в ресторане отеля, где селились спортсмены. Очень удобный вариант поднять градус для увеселения и тут же найти себе партнера в постель. С Миндже такие вечеринки Чимин посещал, ханжой не был, но тогда чувствовал себя абсолютно по-другому — уверенно и защищенно. Никто и не думал зариться на занятого омегу. Сегодня же Пак тяготился тем, что придется натужно улыбаться еще и на афтепати.       — А может я не пойду? — жалостно спрашивает он у господина Квана.       — Дурной тон, Чимин. Тебе нужно заводить новые знакомства, если ты решил выступать в этой категории, — настаивает функционер, растирая плечи спортсмена перед прокатом. Штатный массажист уже поработал утром с каждым фигуристом, но Пак все равно чувствует себя зажатым.       — Вы так говорите, будто это что-то решает! — фыркает фигурист.       — Конечно! Ты можешь выступать за другую страну или найти себе партнера и переехать в Европу. Так фигуристы даже получают гражданство, и есть пары из разных стран, которые теперь выступают под одним флагом.       — Зачем вы мне все это рассказываете? — с легкой обидой в голосе спрашивает Чимин и прищуривает глаза, посматривая на Квана. — Думаете, я воспользуюсь знакомствами и уеду из страны?       — Как раз наоборот! — смеется Сон. — Я точно знаю, что ты не будешь искать себе партнера, да и из Кореи никуда не уедешь.       — Не уеду, — уперто подтверждает Чимин. — Я научился здесь всему, что умею. В Сеуле прошли лучшие годы моей жизни, — грустно улыбается омега. — Я точно не уеду из Кореи.       — Я знаю, мой мальчик, — Кван похлопывает его легонько по спине и шепчет на ухо. — Желаю удачи!       — Спасибо!       Выступления фигуристов подходят к концу. Чимин уже откатал свою короткую программу, и осталась только произвольная. Хосок постоянно держал связь с подопечным, он смотрел прямой эфир на YouTube, а Джин был в дороге, но писал Чимину и спрашивал о результатах. Напряженное молчание тренера Чи Пака напрягало, но он и сам успел записать все в блокнотик. Его баллы были вполне приличными, и теперь место на подиуме зависело от выступления на произвольной. Пак вытеснил фаворитов, балансируя на третьей позиции с несколькими спортсменами. Их баллы опасно близки, и от умений, показанных Чимином в последнем выступлении, зависело, кто же встанет на пьедестал почета.       — Ты готов? — Чи заходит в раздевалку, чтобы поддержать Чимина перед выходом на лед, пока тот перевязывает шнурки на коньках. Нервы и паранойя спортсменов перед решающим выступлением вполне оправданы, поэтому тренер понимающе смотрит, как Пак туго затягивает завязки после каждого отверстия. — Не забудь о плавном приземлении.       — Да, хорошо, — решительно отвечает омега. — Я готов.       — Давай, я верю в тебя, — обнимает его Чи.       Пак выходит на каток под оглушительные аплодисменты спортсменов и болельщиков, поддерживающих фигуристов. Он становится в позицию, крутит лодыжкой, чтобы еще раз проверить прочность шнуровки, и втыкается ребристым носком лезвия в лед. Чимин не смотрит на судей, он прикрывает глаза и слушает музыку, ритм которой запомнил наизусть. Если в короткой программе спортсмен показывал все свои умения сжато и быстро, будто впихивая годы тренировок в жалкие две минуты, то произвольная всегда давала Чимину возможность продемонстрировать всю красоту тела и грацию движений. Именно поэтому он так любит длинный прокат и всегда ставит именно на него. Впрочем, баллы в короткой программе тоже неплохие.       Чимин улыбается, открывает глаза и восторженным взглядом обводит зал, словно впервые видит всех сидящих. Он косится на Чи, стоящего у бортика, и получает восхищение в ответном взгляде. Пак всегда играет отлично. Он делает широкий прокат под медленную мелодию, только набирающую темп, и выполняет несколько несложных элементов, запланированных на начало выступления.       Зал поддерживает уверенность Чимина бурными рукоплесканиями, и Пак продолжает катание. Он чисто отрабатывает первую половину программы и переходит к кульминационной части, где его цель — идеальный тройной аксель и серия лутцев. Пак концентрируется на своих ощущениях и внутренне подбирается, слушая каждую мышцу своего тела. Ноги становятся напряженнее, спина от волнения и вовсе одеревенела. Его привычная любимая программа грозит закончиться фиаско, если он не вернет контроль над телом. Сердце бьется сильнее, а музыка набирает темп и подходит к моменту прыжков. Чимин увеличивает скорость и выполняет тройной аксель, слишком жестко приземляясь на ногу.       Лед во время контакта с коньком недружелюбно отзывается во всем теле Чимина. Ему кажется, что с поверхностью соприкасается стопа, но импульс ударяет прямо в черепную коробку. Он не падает при приземлении и удачно выполняет последующую серию лутцев, но судьи явно замечают особенность в его прыжке. На лице Чи читается выраженная поддержка, зато рефери сидят с каменными взглядами. Сложно угадать их реакцию на ошибку Чимина и то, сколько баллов снимут за такое приземление.       Омега натягивает улыбку и находит в себе силы достойно закончить программу. Он останавливается посреди катка под стихающие аккорды композиции, пропуская музыку через себя. Его голова склоняется к груди, руки безвольно опускаются по бокам, после чего Чимин подгибает ноги в коленях, ослабляет щиколотки и замертво падает на лед. Танец Черного Лебедя окончен.       Под гул оваций ему рукоплещет весь зал. Люди встают с трибун, машут фигуристу руками и выкрикивают поздравления на разных языках. Группа тех фигуристов, что уже закончили свои выступления, переоделась и скачет на трибунах, а несколько спортсменов, чей черед еще не подошел, толпятся у самого бортика и завистливо смотрят на Пака. Омега поднимается со льда, прокатывается еще круг, благодарно кланяясь зрителям, и выходит с катка, уступая место следующему спортсмену.       — Шикарно! — набрасывается на него Чи, отводя в угол ожидания судейских результатов.       — Ты видел, как я слажал?! — со слезами на глазах спрашивает Чимин, пялясь на табло, подвешенное вверху над катком. Судьи спорят, что-то доказывают друг другу, а Чимин замирает и не дышит, будто пытается подслушать их разговор.       — Я не думаю, что снимут слишком много, — Чи укрывает Пака курточкой и растирает замерзшее тело. — Расслабься, ты слишком напряжен!       Чимин ничего не говорит, только фыркает. Он знает, что в ожидании баллов Чи нервничает не меньше своего подопечного, но удачно скрывает это заботой о фигуристе. Им обоим сейчас нужно расслабиться, но только после объявления финальных баллов. Восемьдесят шесть за короткую программу и сто девяносто за произвольный прокат. Больше только у Юдзуру и Чена. И если остальные фигуристы не выступят лучше, то на шее Чимина окажется бронза.       Не веря своим результатам, Чимин прячет лицо в ладони, скрывая эмоции от журналистов, вечно ошивающихся в уголке для ожидания результатов. От услышанного хочется и радоваться, и плакать. Ему невероятно жаль допущенной при прыжке ошибки, но и перспективы подняться на подиум медалистов щекочут нервы, заставляя сердце замирать от счастья. Чи прижимает омегу к себе, что-то шепчет на ухо, но Пак уже его не слышит. Все равно решающим станет результат последнего спортсмена, а пока можно только греться надеждой, что в тройку медалистов войдет именно он.       Освобождая уголок, Чимин с замиранием сердца стоит у бортика, поглядывая на лед. Впереди еще три проката, и судьи огласят финалистов. Тренеры нервно ходят с протоколами возле льда, что-то сверяют в цифрах, обсуждают, поглядывая на Чимина. Очевидно, что этот новичок им не нравится, но Паку плевать. Миндже учил его идти напролом и не останавливаться. Чи Хенджон деловито выходит из раздевалки и подходит к Чимину.       — Большинство ставит на тебя, — сообщает он, подмигивая парню. — Будем держать кулаки.       Все становится ясно с последующими объявленными результатами. Спортсмен из Австрии провалил выступление: помимо недокрута он упал после одного из сложных прыжков, явно переоценив свои возможности. Чи только скривился, искренне пожалев фигуриста. Последние номера часто грешат самодеятельностью спортсменов и тренеров, которые усложняют номер, пытаясь вскочить в последний вагон уходящего поезда, поэтому лезут из кожи вон и совершают такие непростительные ошибки, которые приводят даже к травмам. Вот и сейчас Хенджон наблюдает, как к катку спешат медики, а тренер выводит со льда своего подопечного, который с гримасой мучительной боли едва становится на поврежденную конечность.       — Да ну нафиг! — выдыхает Чи, молясь небесам, что с Паком обошлось без травм.       Пока судьи считают результаты, в голове Чимина отчаянно работает собственный калькулятор, складывая все до десятых. Омеге важно понимать, что его баллы не побиты последующими спортсменами, и Пак блаженно прикрывает глаза, понимая, что взял бронзу. Хенджон тоже обнимает счастливого Чимина, чувствуя на себе взгляды коллег-тренеров и фигуристов, прикованные к корейскому спортсмену.       — Церемония награждения состоится в восемнадцать часов, — звучит монотонный голос из динамиков, и Пак смотрит на время. Осталось семь минут.       Трибуны оживляются, люди начинают доставать заранее припрятанные игрушки, в руках болельщиков появляются букеты. Скромные цветы от Федерации фигурного катания уже заготовлены и лежат на столиках рядом с медалями. Молоденькие девушки-юниорки, помогающие в качестве стаффа, выстраиваются на противоположном от судей ряду, у бортиков, и держат подносы с медалями. Вверху на табло загорается окончательная турнирная таблица с общими результатами, а напротив фамилий Ханю, Чена и Пака светятся логотипы медалей. Финалисты соревнований определены.       Традиционное награждение проходит очень быстро. Не веря в успех, Чимин нагибается, получает медаль и цветы. Еще по минуте заняло награждение второго и первого места. Чи стоит довольный и едва не плачет от успехов своего воспитанника. Трудолюбию омеги можно позавидовать, и Хенджон рад, что ему доверили работать именно с Чимином.       Выход со льда для фигуристов не менее волнительный. На катке спортсменов закидывают мягкими игрушками, а здесь, за бортиком, задаривают цветами и подарками. Явные фавориты вечера уже имеют свою фанбазу, поэтому ожидаемо получают охапки цветов, но и Чимин искренне радуется каждому, кто оценивает его талант. Незнакомые люди что-то восхищенно шепчут на английском и немецком, жмут ему руку и обнимают, а Пак только кланяется и принимает из их рук цветы, отвечая на комплименты скромной улыбкой.       — Господин Пак! — его окликает молодой альфа, обворожительно улыбаясь спортсмену. Омега не помнит, чтобы они были знакомы, да и парень явно европейской внешности и скорее всего это кто-то из местных. — Это для вас!       Чимин не успевает моргнуть глазом, как перед ним появляется огромный букет с нежными белыми эфиопскими каллами.       — Мне? — переспрашивает фигурист, не решаясь принять подарок. — Это какая-то ошибка.       Он смотрит на букет и понимает, что такие цветы не дарят просто болельщики. Каллы — любимые цветы Чимина, и здесь можно списать на то, что информацию взяли из открытых источников, но что-то подсказывало ему — этот букет особенный. Он явно сделан на заказ: здесь собраны самые крупные и безупречные по форме цветы. Все краешки словно вылеплены из воска, идеально изгибаясь и открывая в центре желтую серединку. По кругу расположены более крупные бутоны, а к центру флористы поставили едва распустившиеся, с зелеными прожилками на лепестках.       — Все верно, это вам, — мужчина насильно всовывает Чимину букет, и омега обескураженно принимает его под звуки щелчков камер.       — От кого он? — Чимин дергается, чтобы спросить, но видит уже удаляющегося с катка мужчину, а на его спине логотип всемирно известной курьерской службы доставки.       — Ого! — удивляется Чи, лишь на секунду оставив подопечного, чтобы дать интервью спортивному журналу. — Ничего себе…       Пак растерянно обводит глазами фигуристов. Действительно, этот букет по красоте и пышности в разы превосходит те, что получили другие медалисты.       — Чимин, у тебя появился тайный поклонник? — Юдзуру толкает Пака в бок и кивает на букет. — Карточки нет?       Пак растерянно смотрит на цветы, выискивая глазами карточку, но ничего, похожего на визитку, не находит.       — Смотри, а наш омежка не такой целомудренный, как кажется, — шепчет Клаус своему другу, наблюдая за Чимином. — Прошла только пара месяцев со смерти супруга, а ему уже оказывают знаки внимания. Значит, дает повод. Осталось лишь развести его на сегодняшний вечер, — противным голосом смеется немец.       Закончив с подарками от болельщиков, Чимин скрывается в раздевалке, чтобы быстренько переодеться. Еще полчаса выделено для журналистов и фотосессии — и можно быть свободным. Он бережно кладет букет на лавочку и снимает с шеи медаль.       — Хенджон, подержи, пожалуйста, — просит Пак, протягивая награду.       — Это успех, Чимин! — снова хвалит его Чи, рассматривая медаль с обеих сторон.       — Следующая будет серебряная, а потом золотая — Олимпийская! — улыбается Пак, откладывает чехлы с коньков на лавочку, чтобы насухо вытереть лезвия, и замечает на краю букета прищепку в виде голубой бабочки. — Какая прелестная вещица! Посмотри!       Чимин отцепляет бабочку и протягивает Хенджону.       — Чего только не придумают, — удивляется Чи и прикрепляет ее обратно. — Ты их собираешь?       — Нет, — отмахивается Чимин, сосредотачиваясь на лезвиях. — Это просто так, наверное, подарили.       — Я думал, ты собираешь. Например, Татьяна Тарасова коллекционирует черепашек…       — Что? — Чимин резко поднимает голову на тренера.       — Черепашек собирает, говорю, — терпеливо повторяет Хенджон.       Чимин начинает лихорадочно работать головой. Слова Джина о том, что известный сеульский наркоторговец по прозвищу Коллекционер собирает бабочек, он забыл, и не вспомнил бы, если бы не сегодняшний случай. Пак срывает бабочку с пленки и крутит в руках, словно это не обычное украшение для букета, а бомба замедленного действия.       — Ты чего? — удивляется Чи, наблюдая за омегой.       — Выкинь в мусорку! — просит Чимин, но, видя замешательство тренера, сам ловко пуляет бабочку-прищепку в корзину.       — Чем она тебе помешала? Чимин! Что происходит? — не унимается наставник.       — Ничего, все нормально, — Пак быстро натягивает чехлы на лезвия, засовывает коньки в сумку и выходит из раздевалки.       — Эй! А с цветами что делать? Чимин?! Да что же это такое? — Чи забирает букет с лавочки и следует за фигуристом, совершенно не понимая изменения в его настроении.       После интервью ему удается спровадить Чимина в номер и там же оставить этот загадочный букет, на который Пак упрямо не обращает внимания, будто он не занимает весь угол в номере спортсмена.       «Мне передали букет с прищепкой в виде бабочки», — пишет Пак Джину в какао и почти сразу получает ответ:       «Ты думаешь, появились люди, связанные с Миндже?»       «Может быть, я надумал это? У меня сдают нервы на фоне стресса»       «Может быть, и нервы, но в любом случае нужно подумать о безопасности»       «Мы в отеле почти в горах, о чем ты?»       «Я просто предупреждаю. Будь на связи. Возможно, в ближайшее время мне удастся что-то выяснить»       «Я буду переживать за тебя. Не лезь на рожон…»       «Ты тоже будь осторожен».       Пак гасит смартфон. Ожидаемо, что Джин этот необычный букет тоже связывает с Коллекционером. А после того, как он увидел в Сеуле незнакомого человека с кладбища, такие факты подтверждают подозрения, что за Паком следят.

🦋🦋🦋

      На часах уже восемь вечера, а Чимин почти не отдохнул. Вечеринка, на которую ноги не несут, начнется через час. Чи уже пару раз скидывал напоминание, чтобы омега не забыл: в 20:50 они встречаются в холле и спускаются в ресторан.       Пак нехотя сползает с кровати, принимает душ и моет голову. Маска на лице должна снять усталость, а пока он яростно сушит волосы, торчащие во все стороны после укладки, которую он делал к соревнованиям. На вечеринку Пак выбирает кремовый костюм и тонкую шелковую блузу с интересным каскадным воротником. С одной стороны строго, с другой — легко и даже интригующе. Траурные наряды Пак почти не носит, предпочитая скорбеть в душе, а не напоказ. Черный цвет ему не идет, только кожу делает бледнее, с каким-то нездоровым зеленоватым оттенком. Чимин выравнивает тон лица и наносит немного румян, чтобы не казаться слишком бледным.       В назначенное время Чи уже торчит в холле, рассматривая фотографии разных лет. Отель возле ледовой арены ориентирован на прием спортсменов, поэтому здесь висят знаковые фото хоккейных поединков, соревнований конькобежцев и фигуристов.       — Это Боян Цинь, — тыкает пальцем тренер в одно из фото. — Он выполнил в одной программе шесть четверных прыжков.       — Круто! — на автомате кидает Чимин, поправляя пиджак.       — Отлично выглядишь! — тренер, наконец, отрывается от рассматривания снимков и обращает внимание на своего подопечного. Что ж, Чимин давно не ребенок, он взрослый омега, пусть и с неудачным опытом семейной жизни. Он выглядит сногсшибательно и очень притягательно. Другому бы спортсмену Чи напомнил о средствах контрацепции, но с Паком воспитательных бесед проводить не нужно.       — Спасибо за комплимент, — смущается Чимин, пытаясь отбросить мысли о таинственном Коллекционере, и натягивает дежурную улыбку.       Омеги спускаются в ресторан, где уже шумит вечеринка. Раньше Чимин не замечал, как на таких мероприятиях было шумно и неуютно благодаря поддержке супруга, но сейчас буквально с первых минут пребывания здесь ему становится не по себе. По его талии вниз до бедер проходятся чьи-то руки, будто проверяющие Чимина лапающими движениями на желание продолжить флирт.       — Простите, если помешал, — слышит Пак на ухо незнакомый голос с хрипотцой. Руки с его тела тут же исчезают, как и сам альфа, растворившийся в толпе танцующих.       — Это вечеринка для свингеров? — едва преодолевая брезгливую интонацию в голосе, спрашивает Пак.       — Почему ты так думаешь? — удивляется Чи. — Обычное афтепати. Пойдем.       Они подходят к своему столику, найдя таблички с именами. Их предусмотрительно рассадили вместе с китайскими и японскими фигуристами, но на самом танцполе смешались все.       — Мы опоздали? Или рано пришли? — не унимается Пак.       — Да что с тобой сегодня? Чимин, ты переволновался. Ты выиграл медаль, это круто, но пора уже расслабиться.       — Мы одни сидим за столом, — подмечает Пак, неуютно ежась и оглядываясь по сторонам. — Тебя это не напрягает?       — А ты думаешь они сюда поесть пришли? — до тренера начинают доходить слова фигуриста. — Мы сейчас тоже немного выпьем и пойдем потанцуем.       Чимин замечает, как танцующие время от времени возвращаются к своим столикам, где постоянно обновляется спиртное. На столах официанты пополняют шампанское, а напитки покрепче можно взять в баре за счет Федерации: пей — не хочу!       Чи осушает свой бокал, закусывает оливкой и съедает кусочек сыра, наколотый на шпажку. Легкие закуски анонсируют легкий вечер. Настолько легкий, что Чимин понимает: здесь никто не заморачивается над соревнованиями, местами или медалями. Заклятые соперники из одной категории мило болтают в уголке, пара спортсменов, которая выясняла, кто профессиональнее сделал лутц, целовалась так жарко, будто дневной ссоры и не было. Чимину хочется закрыть глаза, заснуть, а проснуться уже дома, в Корее. Все, творящееся здесь, омеге противно и отвратно, будто он сам пачкается той грязью, которую наблюдает в зале.       — Я на танцпол, — сообщает Чи и встает из-за стола, кивая в сторону движа.       Чимин мотает головой и остается один. Он осматривается вокруг, запоминая, где здесь туалет, бар и выход, чтобы не потеряться в этом тесном и некомфортном помещении. На арене в Оберстдорф и в этом отеле он был впервые. Голова Чи мелькает в толпе танцующих, и Пак пребывает в состоянии относительного спокойствия. Он отпивает шампанское, но чувствует себя максимально неловко, сидя здесь в одиночестве и привлекая к себе внимание. Затеряться в толпе, как сделал тренер — самое правильное решение.       — Могу я составить вам компанию? — молодой альфа европейской внешности подходит к нему и отодвигает стул. У него очень плохой английский, и по произношению Чимин угадывает, что его собеседник немец.       — Простите, я собираюсь потанцевать, — Чимин легонько ставит наглеца на место, убив сразу двух зайцев: показав свою незаинтересованность в знакомстве, и вырываясь на танцпол, где все же чувствует себя свободнее.       — Отличная идея! — не сдается парень и дает Чимину пройти вперед. — У вас было шикарное выступление.       — Я знаю, — цедит Чимин, нутром чуя лесть. Омега раздражается сильнее и решает, что пробудет здесь еще с полчаса, чтобы не казаться затворником, а потом вернется в номер. Такой способ расслабления пока не для него.       Двигаясь в ритме быстрой музыки, Чимин покачивает бедрами, считая минуты, пока закончится танец. Непрошеное дыхание на шее заставляет его резко развернуться. Все тот же наглец пялится на омегу, протягивая бокал спиртного.       — Может быть чего-нибудь покрепче? — он дергает бровями, кивая на содержимое. — Для таких сладеньких омег здесь готовят удивительный ликер: довольно приторный, но с нотками горечи. Совсем как ты, красавчик!       — Слушайте, господин, я с вами пить не буду и в подобные игры не играю, — шипит Пак.       — Хочешь сказать, что ведешь жизнь скорбящего вдовца? — альфа насмехается над Чимином, оттесняя его в полутемный угол танцпола. — А разве порядочные омеги получают такие цветы, детка? От любовника? Признавайся!       Он подходит так близко, что Чимин различает аромат его парфюма от Hugo Boss из дешевой линейки прошлых лет.       — У тебя давно никого не было? — продолжает альфа. — Меня зовут Клаус, и я могу скрасить твое одиночество. Хочешь поскакать сегодня ночью на моем члене? К тебе или ко мне в номер, детка?       Чимин отчаянно осматривается по сторонам. Музыка орет так, что его голос просто тонет в оглушительных битах. Звать на помощь бесполезно, да еще и Чи Хенджон исчез из виду. Здесь, в укромном уголке, ему придется разбираться самому с этим подонком. Пак сжимает в руках свой бокал, понимая, что даже разбив его на голове альфы, не принесет тому ощутимого неудобства. Максимум — намочит его шампанским, а себе порежет руки осколками.        Пока Чимин придумывает способы спастись, Клаус открывает одну из дверей, на которую омега даже не обратил внимания, и толкает Пака внутрь. Как оказалось, это был один из туалетов для персонала. Крохотная кабинка на один унитаз мешала развернуться, чтобы ударить фигуриста, а Клаус сразу налег на Чимина всем телом, выбивая у него из рук бокал и придавливая омегу к стене. Чимин слышит звук расстегивающейся пряжки ремня и тревожно сглатывает: рука альфы возится уже с его брюками, отчаянно пытаясь вытащить блузку и залезть под пояс.       Холодная плитка, к которой Клаус прислоняет Чимина лицом, немного отрезвляет. Вся энергия Пака сосредотачивается в руках, которыми он беспомощно упирается в стену. Омега прикрывает глаза и сцепляет зубы, пока Клаус пытается залезть ему выше под блузку, чтобы возбудить Чимина. Решив не тратить время на прелюдию, альфа вновь спускает руку вниз и самонадеянно кладет ее на омежий член.       — Сейчас ты потечешь от меня, сучка, — шепчет он, ожидая, что грубые движения и грязные словечки приведут омегу к экстазу и подчинят насилию. Клаус сдавливает член Чимина, но на мгновение беспечно теряет контроль над ситуацией. Пак, упираясь ладонями в стену, что есть силы отталкивает подонка, выпячивая попу и резко подаваясь всем корпусом назад. Он сам едва не падает, но цели своей достигает. Накачанный спиртным, альфа не удерживается на ногах и падает прямо на пол, ударяясь головой об унитаз.       — Черт! — хрипит он, пробуя рукой окровавленную голову. — Кровь! Сука! Кровь, ты мне голову разбил!       Чимин не дослушивает стенаний ублюдка, толкает дверь и попадает на танцпол. Все танцуют, словно ничего не случилось, а на взъерошенного Пака с высунутой рубашкой вообще не обращают внимание — подумаешь, кто-то трахается в туалете. Вот еще новость! Оглядевшись вокруг и не найдя тренера, Пак выбегает из ресторана и бежит по лестнице на этаж. Он быстро открывает свой номер, захлопывает дверь и проворачивает замок на максимум оборотов.       — Миндже! — рыдает Чимин, оседая в коридоре. — Как мне тебя не хватает, Миндже!