***
Харлин остановила свой подержанный бьюик в конце Пятьдесят восьмой улицы в Даунтауне. Вышла из машины и огляделась. Справа, по всей видимости, располагался частный сектор наподобие трущоб. Слева — недостроенный и уже заброшенный, походивший на ветхое жильё дом, за которым простирался пустырь с кучами мусора. А прямо — и вовсе тупик. Где, спрашивается, тут может быть аптека?.. Тревожную тишину постепенно задушил нарастающий шум и стук колёс поезда: похоже, поблизости железная дорога. Это не прибавило спокойствия разыгравшемуся воображению. Конечно, Харлин рисковала, появившись одна в районе с не менее дурной славой, чем Переулок Преступлений. Но с тех пор, как ей выпал Джокер, риск сделался постоянным её партнёром, а сегодня предлагал руку и сердце. Не теряя надежды, доктор Квинзель приняла предложение. Ведь адрес этот она «заработала» и было бы глупо пренебрегать плодами своего труда. Она прошла вперёд, завернула за угол, где начинались частные дома, и уже через несколько шагов облегчённо вздохнула — на крыльце первого же трёхэтажного дома её встретила вывеска «Аптека». «Слишком просто», — не верилось, что за белой металлической дверью может скрываться клад. Её клад. Харлин поднялась по пяти будто обгрызенным огромными зубами троллей ступенькам и обхватила продолговатую ручку ледяными пальцами. Самообладание слегка изменило, дав место сильной дрожи. Ещё бы. Она не знала, что ждёт её внутри, но уверенность, что при самом худом раскладе эта дверь откроет ещё один квест, ведущий к Джокеру, придавала сил. — Иначе и быть не могло, — недовольно пробормотала она, когда дверь не поддалась. Квинзель сделала ещё попытку, дёрнув ручку посильнее, но тщетно. — Проклятье. Расписание на двери оповещало, что время рабочее. Она отступила назад и оглядела окна, плотно закрытые рольставнями. Никаких признаков жизни. Харлин спустилась, намереваясь пойти поискать служебный вход, если таковой имелся. В стороне послышались шаркающие, стариковские шаги: к удивлению, из-за дома появился молодой человек в толстовке с натянутым на голову капюшоном. Ссутулившись и часто почёсываясь то тут, то там, он брёл по направлению к аптеке. «Вполне себе ясный клиент», — резюмировала про себя доктор, когда увидела полузакрытые веки на сероватом лице парня. «Клиент» удивил ещё раз — свободно вошёл внутрь, толкнув дверь от себя. Доктор Квинзель не могла припомнить, чтобы когда-то так радовалась колокольчику, оповещающему продавцов о новом посетителе. Надо же так разволноваться, что не додуматься открыть дверь в другую сторону, — Харлин не узнавала саму себя. Она поднялась и решительно вошла внутрь. Аптекарь, мужчина средних лет, кинул на неё быстрый взгляд и продолжил обслуживать постоянного клиента, складывая покупки в пакетик. Харлин подождала, разглядывая стенд с документацией, пока юный наркоман уйдёт и подошла к прилавку. — Здравствуйте, чем могу быть полезен? — поприветствовали Харлин из-за прилавка. — Здравствуйте. Могу я увидеть Нэйтана Крайнева? — Подождите, пожалуйста, одну минуту. — Он скрылся в подсобном помещении. Харлин довольно кивнула, улыбаясь самой себе — не зря старалась, не обманули её — и принялась рассматривать витрины. Аптекарь вернулся, извинился и попросил подождать ещё. Спустя минуты две из подсобки появился второй сотрудник. Молодой мужчина подошёл к прилавку и сказал: — Приходите завтра к закрытию. — Спасибо. Ладно. Завтра так завтра. Значит, в этом есть смысл. Харлин ждала год. Она подождёт до завтра. Только она достала ключи от машины, как рядом затормозил чёрный внедорожник, из которого выпрыгнули двое, подхватили её под локти и без слов затолкали в салон джипа. Харлин попыталась закричать, но её рот плотно закрыла широкая ладонь, отвратительно пахнущая копчёной колбасой и дешёвыми сигаретами. Таким образом, она оказалась зажатой между двумя здоровяками на заднем сидении авто. Её тщательно обыскали, забрав пистолет, и надели на голову мешок из тёмной ткани — настолько пыльный, что Харлин несколько раз чихнула и закашлялась до слёз. Руки её крепко стиснули две грубые пятерни с обеих сторон, и машина резво тронулась с места. Харлин разрывалась между страхом и сильным волнением от головокружительного предвкушения вероятной встречи с ним. После примерно получасовой поездки внедорожник остановился. Харлин вытащили из машины и вели под руки до тех пор, пока не усадили на стул в каком-то полуподвальном помещении. Только теперь с неё сняли мешок. Харлин глубоко вдохнула сырой, пахнущий плесенью, воздух, прищурилась и заморгала от тусклого света единственной лампы, висящей прямо над ней. На стуле напротив в расслабленной позе нога на ногу сидел мужчина в тёмных очках. Он сделал жест рукой, и амбалы отошли от женщины на шаг, оставаясь за её спиной. При таком освещении невозможно было толком рассмотреть сидящего. Незнакомец таинственно молчал, что нагнетало обстановку ещё больше, и волнение Квинзель вынудило её заговорить: — Могу я узнать, кто вы такой, раз уж меня так любезно пригласили в гости, — взяла быка за рога доктор Квинзель, хорохорясь и отмечая, насколько неуверенно звучит её речь. — Это вы Нэйтан Крайнев? Человек лишь чуть изменил положение головы. Ситуация начинала приобретать зловещий колорит и навевала аналогии со стандартными сценками из низкорейтинговых боевиков. Храбрости прибавляла одна надежда выяснить хоть что-нибудь о Джокере. — Кто бы вы ни были, ваши манеры оставляют желать лучшего, — не в силах молчать, добавила она немного дрогнувшим голосом, потирая локоть, за который её тащили всю дорогу. Таинственный визави издал что-то наподобие смешка и снова ничего не сказал. — Думаете, что это так... та-ак... по-мужски, да, втроём справиться с одной хрупкой женщиной? — Она одарила взглядом каждого, хоть и не очень удобно было смотреть в лица стоящих сзади. Молчание и тишина оказывали отнюдь не бодрящее воздействие на Квинзель, несмотря на весь её профессиональной арсенал. — С каких пор ты записала себя в хрупкие женщины, Харлин? — неожиданно парировал бесстрастный голос, который она знала ещё со студенческих лет. — Дж... Джонатан?! — неуверенно воскликнула она, потому что знала — Крейн прозябает в «Аркхэме». — Ну, здравствуй, доктор Харлин Квинзель, — он снял очки и сложил руки на груди. — Рад, что ты приняла моё приглашение. Иначе, мне пришлось бы самому наведаться к тебе в гости, а я не охотник до таких мероприятий в последнее время. — Какое приглашение? — у Харлин похолодело внутри. — Раз ты пришла, значит получила послание вместе с адресом. Что-то забилось, застучало в голове: — А-а... тот плюгавый... так он... да, он... передал мне конверт и... — Она практически задохнулась от ярости, поняв, что прыщавый тип поимел её за просто так. — Да. Дик исполнительный малый. Тебя что-то беспокоит? — Нет. Не-ет, всё отлично. — Отлично? — Крейн с интересом уставился на блондинку и иронично осведомился: — Тебе понравилась открытка? Харлин спохватилась и отрицательно замотала головой: — Джонатан, я... нет, это всё... — она не знала, что ответить, потому что сейчас меньше всего её волновал мёртвый Санни, — ...ужасно. — А ты действительно изменилась. — Он устроился поудобнее. — Да, наверное, я с тобой соглашусь. Все мы меняемся однажды. И-и... зачем я тебе понадобилась? — Вообще-то, этот вопрос должен был задать тебе я. Мне стало известно, что в течение полугода ты выуживала информацию у Санни. И он плотно висел у тебя на крючке. Хм, я его понима-аю, — на лице Крейна появилась ухмылка. — Поэтому пришлось пойти на крайние меры — я не могу рисковать. «Крайние меры», — перед глазами Харлин возникла псина, пожирающая язык Санни, и её чуть не передёрнуло. Она справилась с эмоциями: — Но я искала другое, и ты знаешь об этом. Так зачем я тебе? Только не говори, что соскучился! — и кокетливо повела бровью. — М-м, не говорю, — Крейн улыбнулся: — Прости, если огорчил. Видишь ли, мне надо знать, насколько ты осведомлена. Скажи, что тебе известно, и я отпущу тебя. Харлин силой воли откинула все мысли о жалости к самой себе. Вот она — проза жизни. Главное быть целеустремлённой, помнить про мотивацию, подпитывать жажду мести. У неё есть цель. Цель. — Джонатан, я и в мыслях не держала встретить тебя. До сего момента я была уверена, что ты всё ещё там, в лечебнице. И можешь быть спокоен, я не буду болтать об этом направо и налево, ты же хорошо меня знаешь. — Я спокоен не из-за того, что хорошо знаю тебя, а потому что хорошо знаю себя, — он вздохнул и подался всем телом вперёд: — Не ищи чёрную кошку в тёмной комнате. Может случиться, что она найдёт тебя первой. «Неспроста он так уверенно себя ведёт. Кто-то держит его под крылом. Кто? И, собственно, что же такого хотел сообщить ей бедняга Санни на самом деле?» — Это предупреждение или угроза? — Пока что предупреждение. — Это он вытащил тебя из психушки? Доктор Крейн широко улыбнулся и снова откинулся на стуле, прикусывая одну из дужек очков: — Не забывай про кошку, Харлин. — А если кошка — это я? — Что с того толку, если в твоей комнате светло как днём? — Он беззвучно рассмеялся. Харлин вдруг ощутила неимоверную усталость — ничего удивительного, за год ожиданий и поисков она могла устать. Умаяться в конец. Она ведь тоже человек, женщина, в конце концов. Пусть не такая хрупкая, но ведь живая же. И больно ей бывает, и одиноко, и страшно. Да только не жалуется она никому, не просит о помощи. Даже не плачет. Почти. А тут как назло в кои-то веки — ну прямо хоть вой — захотелось душевной теплоты. Не к месту, глупо, по-детски. Да ещё перед кем — учителем её бывшим, да и не только. Сбросить ко всем чертям маски и поговорить по-человечески, по-приятельски. Пусть она и не ангел, но лично Джонатану Крейну плохого ничего не сделала. И он тоже человек, пусть психопат с раздвоением личности, убийца, но ей-то не привыкать ладить с такими. Харлин решилась задать вопрос прямо: — Ты ведь знаешь, где Джокер? Улыбка Крейна стала надменной: — Я всегда считал тебя рассудительной женщиной и прекрасным специалистом. Но вижу, что ошибался. Неужели жажда обладать тем, кем возобладать невозможно, воистину недуг, от которого есть только одно средство? — Джонатан, мне всё равно, только скажи, где он, как мне его найти? — Ещё чуть-чуть, и в ней лопнет что-то натянутое до прозрачности. Она чувствовала, что близка к ответу как никогда. Она была готова на всё, чтобы этот ответ снова не ускользнул. — Даже если бы я знал. Даже если бы я сказал тебе, то не свершилось бы ровным счётом ничего из того, что ты там себе навыдумывала, Харлин, — он надел очки. — Не обманывайся. Джокер — это не кошка в тёмной комнате; Джокер — это сама темнота в ней. — Джонатан, я... прошу, — она была уверена, что доктор всё же знает, где Клоун, и решилась на крайний шаг: — Иначе я приду снова. И, возможно, не одна. — Твоя угроза похожа на отчаяние обиженного ребёнка, Харлин. Я знаю о твоём прямом участии в побеге Джокера. — Тогда тебе должно быть известно, что с меня сняты все подозрения, — поставила она блок. — Харли-ин, — снисходительно протянул он, — кого ты пытаешься обмануть? Я не детектор лжи, дорогая. Я тот, кто может устроить тебе повторную проверку в полицейском участке. Только на это раз тебя предварительно обыщут — а если понадобится, то разденут до гола — и тебе придётся распрощаться со всеми твоими канцелярскими кнопками в туфлях! — Он встал, амбалы тут же схватили её за плечи. Харлин увидела, что Крейн знает почти всё: и о побеге, и об их с Джокером хитрости, когда он подсказал ей подложить кнопку в туфлю и наступать на неё во время каждого вопроса, чтобы нервные реакции путались, вводя в заблуждение детектор. Но профессор психиатрии ничего не скажет своей бывшей студентке, своей бывшей... не важно, — он больше не вёлся на её чары. Важно, что он ничего не скажет. Харлин увидела, что речи Крейна носили наставнический и даже соболезнующий характер. Он словно по старой дружбе пытался открыть ей глаза на то, что её идея утопическая, сродни детской фантазии. С чего бы ему так говорить с ней? С того, что он в курсе намерений Джокера, или это его собственные измышления?.. Это не будет давать покоя Харлин до конца дней — тех, когда она всё-таки доберётся до сути сама, без чьей-либо помощи. Её сопроводили обратно. Мешок сняли и предварительно разряженный пистолет вернули перед тем, как высадить Харлин возле бьюика. Она села в машину, вставила обойму на место, поправила волосы. Да. Ей пока что не везёт. Но отрицательный результат — тоже результат. Она не сбросила Крейна со счетов. Она будет искать его слабые места. Если бы их не было, то не было бы и этой встречи — это вывод, который сделала Харлин Фрэнсис Квинзель.***
— Звонит мистер Джеймс Гордон, сэр. Он любезно интересуется, можете ли вы уделить ему время. Ума не приложу, зачем вы ему понадобились, — Альфред с любопытством ждал ответа Брюса. — Я знаю, зачем, Альфред. — Сэр, вы не обязаны встречаться и разговаривать с ним при нынешних обстоятельствах. — Именно при нынешних обстоятельствах я с ним и встречусь, — Брюс хитро посмотрел на Пенниуорта: — Постараюсь выяснить, что ему известно. Дворецкий вскинул брови и с плохо скрываемым ехидством заметил: — Полагаю, в любом случае намного больше, чем мне. Уэйн растянул губы в улыбке, всё так же глядя на пожилого человека. — Так что ему ответить, мастер Брюс? — Скажи, что я жду его сегодня без четверти шесть в Уэйн-Мэнор. — Без четверти, сэр? — Да. — Позвольте спросить, к чему такая точность? — Во-первых, я узнаю, насколько Джим увяз во всём этом, то есть степень важности зависит от пунктуальности. А во-вторых, у вас будет целых пятнадцать минут на посплетничать о праздном миллиардере, который пунктуальностью как раз не отличается. — Как вам будет угодно, сэр. Когда Альфред с невозмутимым видом удалился, Уэйн поджал губы, осуждая самого себя: старик уже больше года испытывал лёгкую обиду за ту самую Пятницу тринадцатого. Возможно, что Альфред ощущал что-то вроде предательства, ведь Брюс до сих пор не рассказал всех обстоятельств дела. Потому что его принципы не позволяли раскрывать чужие тайны даже самому близкому на этот период жизни человеку. Что ж, Уэйн глубоко уважал и Гордона и лгать ему всё равно что лгать родному отцу. Но, как бы то ни было, он решил для себя, что поступит точно так же, как с Пенниуортом: просто не скажет всей правды — другой её части. Обстоятельства располагали и явно подыгрывали. Вот если бы, будучи шефом полиции, Джеймс Гордон вызвал его на допрос, — а он, видимо, просто не успел, — было бы куда сложнее, пришлось бы страховаться и предельно осторожничать. А просто Джиму можно ответить то, что позволяли его принципы. Скрепя сердце. Поскольку Брюсу искренне жаль, что хоть и косвенно, но он оказался причастен к потере Гордоном места и отстранению от дел. А сейчас надо быть тем Брюсом Уэйном, которого так не любит Джеймс Гордон.***