ID работы: 1116451

Для каждого чудовища всегда найдется своя красавица

Гет
NC-21
В процессе
395
автор
Размер:
планируется Макси, написано 386 страниц, 36 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено с указанием автора и ссылки на оригинал
Поделиться:
Награды от читателей:
395 Нравится 965 Отзывы 99 В сборник Скачать

Глава 12. Клэр. Харлин, Питер, Уэйн. Монти, Папа. Крейн и Джокер

Настройки текста
— Чёрт! Неужели придётся провести эту ночь на коврике возле двери? Боже... Тётя, где же ты? — Клэр позвонила третий раз. Наконец-то в окнах загорелся свет. — Н-ну? Кого ещё там несёт? — донеслось из глубины помещения. — У вас есть совесть или хотя бы часы? Матерь Господня… — Марджори Розовски встала как вкопанная у двери, прильнув к стеклянной середине, вглядываясь через москитную сетку. — Кто вы? Что вам нужно? — Тётя, мне холодно. Впустишь или позволишь мне умереть прямо под твоей дверью? — Она переступила с ноги на ногу. Мардж ахнула: — Клэрри? — наконец выговорила она. — Это ты?! — Я очень надеюсь, что это всё ещё я, — племянница нетерпеливо вздохнула, однако понимая, что реакция тётки обоснована. — Кто ещё из твоих родственников способен на такое. — Она обняла себя за плечи и провела ладонями вверх-вниз. Её знобило не столько от холода, сколько от натурального «отходняка» после чересчур горячей встречи с Джокером. Дверь наконец-то отворилась, и тётя всплеснула руками, когда племянница вошла. Цепким, проворным взглядом зрелая женщина окинула молодую со всех сторон, пока та скидывала измотавшие её ненавистные туфли. — Клэрри, твои ноги… Это же-е… кровь, да? — она указала на левое колено, и ужас застыл на её бледном лице: — Что ты сделала?! — Поговорила с Джокером о звёздах. Чёрт, — в сердцах пробормотала Клэр себе под нос, измученно вздохнула и посмотрела на женщину, глаза которой стали похожи на два синих блюдца после услышанного: — Умоляю, не спрашивай ни о чём сейчас. И очень тебя прошу, если позвонит Питер, скажи, что я устала и уже сплю. Мне нужна горячая ванна, пожалуйста! — взмолилась она и направилась вглубь дома. Выражение лица Марджори изменилось на строго-заботливое, хотя мысли неизвестности поглотили её воображение. Она не смогла удержаться и не спросить: — Где твой муж? Клэр на секунду закрыла глаза, досадуя, что этот вопрос всё-таки был задан: — Там, где на его ногах точно крови не будет. Мардж… — Она остановилась. — Хорошо, считай, я ничего не спрашивала. — Нет, не хорошо, — Клэр оглянулась, повышая голос. — Ведь я очень просила тебя не делать этого. Хотя бы сейчас. Марджори поджала губы, с сожалением глядя на горящие нездоровым огнём глаза. Отношения племянницы с мужем последние года полтора казались ей странными. Но сейчас явно случилось что-то плохое. Очень плохое. Под ложечкой неприятно засосало. — Я сделаю тебе горячее молоко со сливочным маслом и мёдом, пока ты будешь в ванной, — сказала она в след девушке. — Гадость какая, меня вырвет. Но делай, что хочешь, — Клэр скрылась за дверью ванной комнаты, констатируя постфактум: — Прости, Мардж, я понимаю, что вламываться посреди ночи с требованием заткнуться и горячих ванн невежливо. Что ж, ты воспитала эгоистку, теперь со спокойной совестью можешь отравить меня этим пойлом. — Она заперлась и включила воду. Клэр разделась, ловя на лету многострадальные трусы, вывалившиеся из бюстгальтера — впопыхах сунула их туда, — и принялась безнадёжно разглядывать последствия "любви" Джокера в зеркале: — Всё не так уж и плохо, — успокаивала она себя, — опухшие губы — ерунда, пройдёт; засосы и следы зубов на шее можно намазать мазью от ссадин; очень красноречивые синяки на коленях и бёдрах — тоже… И ещё одна неприятность — слава небесам, невидимая для окружающих — порез в интимном месте. Может, не один. Скорее всего, их там много, потому что присесть на край ванны оказалось болезненно. «Интересно, что будет завтра?..» — с содроганием подумала Клэр, глядя на набирающуюся воду. В общем, какое-то время не стоило показываться мужу на глаза без правдоподобных объяснений, которых у Клэр не было. Ну, если, конечно, она не намеревалась вдруг признаться в измене. Она медленно погрузилась в горячую воду с душистой пеной, шипя от жжения повреждённой плоти. То, что случилось сегодня, стало рубежом, который она пересекла, как и собиралась, да только не в ту сторону, в какую задумала. Но Клэр больше не хотела давать никаких клятв ни себе, ни кому-либо другому в том, что обязательно откажется от Джокера. Она осознала бессмысленность обетов, которые всё равно бы нарушила, и мучилась бы сильнее из-за этого. Странно, но сейчас она не чувствовала даже того, что снова изменила мужу. Это было похоже не на измену, а на ритуал, который совершил над ней Джокер, будь он предводителем какого-то тёмного ордена, посвятивший в его ряды новоизбранную. Она приняла в этом акте участие по доброй воле и теперь ощущала себя так, будто её лишили девственности во второй раз, при этом не только физической. В ней будто что-то умерло и возродилось вновь, но преобразившись. Ей стало и легче, потому что она вышла, наконец, на тропу, с которой уже не свернуть; и тяжелее от того, какой именно выбор она сделала. Клэр закрыла глаза, глубоко вздохнула влажный ароматный воздух, и сценки их встречи начали заливать её сознание, как горячая пенистая вода тело… Почему она снова и снова идёт к нему и позволяет ему делать то, что он делает? Сама. Разве этого она хочет? Нет, не этого. Но почему она не боится умереть однажды? Или боится? О, она боится. Да только сила неведомая, которая сильнее страха, влечёт неизбежно, как Чёрная дыра заблудшую звезду. И самым ярким воспоминанием было не то душевное страдание, которое Джокер причинил во время танца, и не то, как Джокер двигал лезвием в её нутре, а то, как он стонал, опуская голову. Главной эмоцией было увидеть и почувствовать его наслаждение, воспоминание о котором заставляло дыхание Клэр снова сбиваться с ритма. — Кстати, к чему ты так вырядилась и намалевалась сегодня? Сначала я подумал, что малыш Пити притащил какую-то тёлку. — Тебе не нравится мой наряд? — Пф-ф... Он сойдет, чтобы произвести впечатление на стадо. Манящая обёртка для сластолюбцев. Но ты только представь, что будет, когда они захотят развернуть конфету, когда они полезут внутрь, чтобы откусить лакомый кусочек? Кто-то будет сильно разочарован, увидев вместо приторного марципана горький шоколад. И вдвойне они будут недовольны твоим обманом: ты только лишь прикинулась их любимым угощением. Конфетка с понравившейся обёрткой не придётся им по вкусу. А вкусам своим они изменять не любят — они полностью отождествляют себя с ними. О, они тебе этого не простят, поверь, когда будут сплёвывать тебя, щедро выругиваясь и морщась от горечи. — Я не собираюсь ни перед кем «разворачиваться»... — она осеклась. Джокер заметил это: — О, если ты имеешь в виду меня, то я с детства ем конфеты с обёртками. Клэр улыбнулась, припоминая их беседу и о конфетах. С ним можно говорить обо всём сразу, ни говоря ровным счётом ни о чём конкретном. Поразительно. Можно было задать банальный вопрос о количестве пальцев на его руке и получить рассуждения минут на десять, с углублением в философию, политику, теологию и бог знает куда ещё, кроме прямого ответа. Зачем ему всё это? Что он прячет за кучей слов и грима? А ей хотелось поговорить с ним о многом. Начиная с того, где он родился, заканчивая тем, какие яйца он предпочитает: вкрутую, всмятку или в мешочке. Клэр так хотелось услышать того самого человека, которого так ревностно и хищно скрывает эксцентричный фрик. Но существует ли этот человек на самом деле?.. — Ты, — он схватил бэйдж на её груди, — Ева Вацлавска, а я... — повернул свой, — Гильермо ель Кака. Хм, у Брюси подпольный цех нелегалов что-ли? Так. Ева. Ева. Ева-а... ха-ха, а мне нравится… — Клэр вспоминала его болтовню между скорым переодеванием в служащих небоскрёба, и это было так захватывающе, бежать ото всех прочь, опираясь на его руку… Это было даже прекраснее, чем танец, во время которого Клэр испытала столько боли, что, казалось, и тут она перешла черту — ту, за которой душа становится не бесчувственной, а нечувствительной. Что-то ещё не давало покоя… Зубы. Его зубы были белыми, когда он приглашал её на танец, скалясь. Голливудская улыбка, мать её. Ну, и что это?.. Ладно, это не основной вопрос. Основной вопрос в том, чего теперь ждать этому городу? Когда пелена начала спадать с глаз, Клэр задумалась. Мысли, поблуждав по видениям взрывов и пожаров, сопровождавшихся человеческими трупами, остановились на самой страшной для неё картинке. Она вообразила, что когда-нибудь наступит момент, и ей придётся сделать роковой выбор между чьей-то жизнью и жизнью Джокера. Клэр громко выдохнула, резко встряхнув головой, прогоняя ужасное наваждение. Но уходить оно не спешило. Стук в дверь оборвал размышления. — Клэрри, у тебя всё хорошо? — Марджори беспокоилась. Клэр шмыгнула носом и ответила: — Да-да, всё в порядке, я безропотно жду твоего молочного возмездия. Уже выхожу. После ванной у Клэр поднялась температура, она на всякий случай выпила противовоспалительные вместе с молоком и под их воздействием крепко заснула. Поэтому, когда позвонил Питер, то Марджори даже не пришлось его обманывать.

***

— Простите, мэм, в это время посторонним здесь находиться запрещено, — обратился к Харлин Квинзель вышедший из лифта секьюрити, оглядывая её и электрика, который тут же направился к щитку. — О, прошу меня извинить, я в первый раз в этом знаменитом здании, и мне так хотелось подняться повыше, — кокетливо начала доктор. — Я слышала, что отсюда открывается великолепный вид на Готэм. Харлин подарила одну из самых ослепительных улыбок охраннику, суровые складки на лбу которого расправились, но, тем не менее, он отчеканил: — Прошу вас вернуться в банкетный зал или... — Конечно, конечно, не беспокойтесь, я вернусь на вечеринку. — Харлин подошла к лифтам. — Я могу воспользоваться? — Разумеется, — он встал рядом. — Я провожу. «Проклятье!» Психотерапевт была зла и не собиралась уходить отсюда ни с чем. Питер с улыбкой повернулся, реагируя на мягкое прикосновение к его руке, будучи уверенным, что это Клэр. Но это была мисс Квинзель: — Питер, вы хорошо себя чувствуете? Что-то не нравится мне ваш румянец. О'Шонесси, огорчившись, что увидел не жену, попытался подтянуть вверх один уголок губ: — Шампанское. Оно на меня всегда так действует. — Горячит и без того бунтовскую ирландскую кровь? — С тенью коварства взглянула она исподлобья. Питер смутился и провёл рукой по волосам, пропуская их между пальцев: — Моя ирландская кровь давно американизировалась в той мере, когда бунтарь начинает страдать стокгольмским синдромом. — О, я уверена, что наступит момент, когда ваш дух ещё воспрянет и даст бой. — Харлин, в нужных обстоятельствах ваши речи звучали бы призывно и пророчески! Квинзель перестала улыбаться и посмотрела по сторонам: — А супруга ваша так и не спустилась обратно? Адвокат поправил очки: — Не спустилась обратно? О чём вы говорите? — Вы не знали, что она поднялась на несколько этажей выше? Питер сглотнул и захлопал ресницами, снова проводя рукой по волосам: — Нет, я не... Она говорила, что подышит свежим воздухом на балконе. — Он машинально обернулся в сторону террасы. — Я только что была там и не встретила Клэр. Дело в том, Питер, что... — она взяла его за локоть и понизила тон, приблизившись, — я всерьёз опасаюсь за её состояние. Она поднималась вверх по лестнице. Я не придала этому значения, полагаясь на то, что вы в курсе перемещений своей жены. Но теперь, я уверена, что вам нужно срочно начать её поиски. Как вы думаете, она может выбраться на крышу или... открыть окна? — На что вы нам... думаете, она с-способна покончить с собой? Но... почему?! — мысль прожгла и без того барахтающийся в мерзком и вязком болотце мозг. — Я должен... Питер бросился к выходу, но буквально наткнулся на девушку, которая спросила: — Мистер О'Шонесси? — будто из-под воды донёсся её голос. — Это вы — мистер Питер О'Шонесси? Он ошалело обратил на неё остекленевшие глаза: — Да, это я. — Вам просили передать это, — она протянула лист бумаги, сложенный вчетверо. Питер сглотнул: — Кто просил передать? — Это была леди, которая назвалась миссис О'Шонесси. — Благодарю, — он взял послание, отмечая, что подушечки пальцев потеряли чувствительность, быстро развернул бумагу, молниеносно пробежался глазами и с облегчением выдохнул: — Клэ-эр, ты убьёшь меня, девочка. — Они часто оставляют записки, — Харлин уже нашёптывала, с любопытством выглядывая из-за его плеча. — Но... — только что успокоившийся адвокат покрылся испариной. — О-о-о, как я вовремя! Наконец-то ты познакомишь меня с этой феминой! — Брюс Уэйн возник из холла в весьма частом и характерном для него виде на увеселительных мероприятиях. — Брюс, послушай, моя жена, она... — Села в такси и уехала в неизвес-стном направлении, я всё зна-аю. — Он засунул руки в карманы и перевалился с пяток на носки и обратно, безмятежно расплываясь в улыбке. — Откуда ты знаешь? — адвокат выпучил глаза, оглядывая Уэйна с головы до ног. — А у меня есть начальник охра-аны, я спросил, и он показал мне запись с видеокамеры. Так-то! — он хлопнул Питера по плечу. — Можешь быть с-спокоен. Ты же её искал, а я её нашё-ёл. Давай, представь уже меня, не люблю ждать. И-и... догонять. Питер был рад узнать, что Клэр, по крайней мере, не намеревалась совершать того, на что намекала Харлин. Спонтанный отъезд на такси его удивил, но и успокоил, с этим он разберётся позже, — главное, что жена действительно поступила так, как написала в записке. Но он с удивлением взглянул на босса: — Когда ты успел так напиться? Ты же только что был вполне коммуник... — Чщи-и! — Брюс приложил палец к губам, на секунду поворачиваясь к Питеру. — Всё отлично. Ну тебя. Я сам. Доктор Квинзель! Я наслышан! Вы просто мо-онстр психиатрии — Джокер в пациентах! — преклоняю голову. Знаете, я вижу вас укротительницей дикого, без-зумного зверя, бесстр-рашно входящей к нему в клетку, в облегающей лаковой коже, с большим хлыстом в руке и красно-чёрн... — Брюс, Брюс, что ты несёшь? — ошарашенный Питер вполголоса приблизился к его уху. — Нет-нет, Питер, умоляю, не останавливайте его, я клянусь, это интересно! — Харлин издала истеричный смешок. — Я мечтал познакомиться с вами, — он протянул руку. — Брюс Уэ-уэйн. «Богатый тупой болван лучше, чем тупой болван». — Мисс молча вложила свою кисть в его ладонь, которая оказалось очень приятной на ощупь — мягкой, но твёрдой, сухой и тёплой. Она посмотрела ему в глаза и произнесла глубоким грудным голосом: — Я тоже наслышана о вас, мистер Уэйн. — О-о, мне так жаль. Представляю, что вы обо мне думаете, но я с-совсем не такой, — Брюс покачал головой. — Э-э, могу я пригласить вас на танец? — Я очень польщена, но как раз собиралась покинуть это веселье. Уже поздно. — Нет, нет, я не отпущу вас без последнего танца. Музыку! — крикнул он, вскидывая одну руку вверх, другой приобнимая женщину. Но он покачнулся, опираясь на Квинзель. — Ох, простите меня! Вы ведь простите, мисс Квинзель? Брюс попытался поцеловать её пальцы. — О-у, я думаю, вам следует отдохнуть, Брюс! Питер вернул Уэйна в вертикальное положение: — Сегодня ухажёр из тебя некудышний, мой друг. Я провожу даму, можешь не беспокоиться, тем более, что и мне тоже пора. Сегодняшний банкет удался на славу. А тебе и правда надо отдохнуть.— Он подмигнул Уэйну и предложил Харлин взять его под руку, что она незамедлительно сделала, взмахнув ресницами в сторону Брюса. Они удалились. Какое-то время хозяин "Уэйн Энтерпрайзис" постоял у дверей, засунув руки в карманы, затем бросил абсолютно трезвый взгляд на некоторых всё ещё не разошедшихся гостей и бодрым шагом направился в свой кабинет, на ходу сообщая по телефону: — Альфред, готово.

***

Здесь, в Курмайоре, с ослепительнейшими видами из окон отеля для аристократов со всего высшего света, синьор Витторио Монти не любовался на сверкающие девственной белизной, целующие поднебесье, вершины неописуемых Монблана и Монте-Розы. Витторио Монти смотрел на дым, производимый сигарой не в его пальцах, который сейчас стоял непроницаемой стеной между ним и всем этим миром и даже самой жизнью. Витторио Монти смиренно ожидал своей участи. Загорелая, холёная рука мужчины средних лет, с перстнем, инкрустированным крупным чёрным бриллиантом огранки триллиант, легко держала сигару формы пирамида крупного кольца*. Марко ди Папарески, Папа, не спеша, потягивал терпкий аромат плотно скрученных листьев отменного кубинского табака и меланхолично взирал на все те самые красоты, которые сейчас казались чем-то вроде картины на холсте для человека в сторонке, сосредоточенного на струйке дыма. Папа иногда давал последний шанс, если находил случай экстраординарным. Произошедшее в Неаполе он посчитал именно таковым. Джокер из той же самой, неприятно знакомой ему колоды, с исчезнувшим пиковым королём в чёрной маске. Но случайно ли на его пути выпал джокер? Или кто-то обронил его намеренно? Эту колоду он перетасовал очень внимательно, заметив, однако, что теперь количество карт снова прежнее: вместо пикового короля возник джокер и это ставило под сомнение значимость всех козырей. Колода под названием «Готэм» явно смухлевала, и нет уверенности, что сделает это ещё раз, вновь являя ещё и пикового короля. Готэм был всегда лакомым куском, который у него почти отняли, а теперь пытаются вырвать прямо из глотки целый каравай местной выпечки. Это нагло. Это бесстрашно. Это неправильно. И человек, сидящий в сторонке, имеет к этому отношение. Ч-е-л-о-в-е-к. Набор букв. Набор звуков. — Монти, — очередная порция дыма выклубилась изо рта Папы вместе с очередным набором звуков, заставляя тело человека в сторонке дёрнуться от чрезмерно сильного удара сердца. — Я... принял решение, — произнёс Марко ди Папарески, выдерживая паузу, во время которой Монти успел облиться потом и произвести судорожное глотательное движение. Папа затушил сигару в хрустальной пепельнице, поднялся со своего кресла и направился к окнам. Монти, занимавший место в другом конце огромного помещения с коврами и камином, в сторонке, тут же встал. Марко задрал подбородок и почесал шею, щуря из-под густых чёрных бровей глаза цвета ртути на лазурное небо: — Возвращайся в Неаполь. Я дам тебе возможность всё исправить. Моя поддержка будет оказана только в моих делах. Всё остальное меня не касается. А если коснётся, — он повернулся и во второй раз за десять минут взглянул на человека в сторонке, — то это будет сигналом к исполнению твоего приговора.

***

Он открыл глаза, осталось найти источник того, что могло потревожить его во сне. Темно. Он всегда опускал жалюзи и плотно задвигал шторы. Доктор лежал на спине. На его шее покоилась почти невесомая рука — Холли посапывала сбоку, уткнувшись носом в его плечо. Какое-то неясное напряжение нависло над сознанием. Он протянул ногу — вот оно! — пятка упёрлась во что-то на кровати. Моментально рука доктора вытащила маленький баллончик из-под подушки и молниеносно была перехвачена рукой в перчатке. В следующий миг его рот был зажат ладонью в точно такой же перчатке. — Чш-ш-ш… — прошипело в темноте. — Не буди девушку, пусть отдохнёт, э-хе-хе-хе. Доктор Крейн дёрнул головой, выругиваясь про себя: «Чёртов псих», и злобно посмотрел на Джокера, сидящего с краю. Тот убедился, что опознан и убрал руки. Глаза Крейна ещё пару секунд источали негодование, потом он включил ночник на своей тумбе. Клоун перевёл взгляд на Холли, оценивающе наклоняя голову набок, и приглушённо заговорил: — Какая она у тебя… костлявенькая. Продолжаешь кормить свои школьные обиды? — Джокер иронично взглянул на доктора. — Она точно совершеннолетняя? — Ещё слово, и ты протестируешь мою новинку. — Баллончик с газом всё ещё был наготове, глаза Крейна сверкнули. — О-х-хо-о, смотри-ка, разошёлся, ха-ха-ха, — тихий сиплый смех был сменён на жест «руки вверх», и Джокер встал с кровати. — Я пойду. Прогуляюсь по свитому на моём дереве гнёздышку и посмотрю, сколько времени тебе понадобится, чтобы вылезти из нагретой постельки. Клоун сунул руку в карман, выудил оттуда ключи и позвенел ими, демонстрируя доктору. Джонатан чертыхнулся сквозь зубы. — Не ходи туда, — Крейн нащупал очки на тумбочке, — без меня. Ты-ы... ты в этом ничего не понимаешь и можешь всё испортить. — Правда? — Джокер облизнулся. — О, я рад, что там есть что испортить. — Он одобрительно покивал и вышел из комнаты.

***

Примечания:
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.