Для каждого чудовища всегда найдется своя красавица

— Они не отъявленные преступники, нет. Но почти все из малоимущих и неблагополучных семей, большинство задолжали кредиторам, словом — нуждающиеся. Рассказывают одно и то же: под двери были подкинуты своеобразные бандероли с инструкциями, в которых предлагалось вырядиться а-ля-Джокер (соответствующие атрибуты и грим прилагались) и выполнить хулиганские публичные акты вроде поджогов мусорных контейнеров в помещениях, подкладывания подозрительных пакетов в общественных местах, мелких грабежей, ну и так далее. Главным условие — быть замеченным и не попадаться. Вознаграждение они получали сразу же после того, как не побрезговали этой неунылой работёнкой, и таким же способом — под дверь, — Питер О'Шонесси сделал глоток шампанского и облизнул губы. — Да им и делать-то, собственно говоря, особо ничего и не нужно было — один только боевой раскрас Джокера уже терроризирует людей. Трое клоунов были пойманы, остальные оказались расторопнее. И окунуть город в лёгкую панику им удалось, надо отдать должное. Бьюсь об заклад, что в Неаполе тоже в каждом Пьеро видят Джокера. И местный цирк на улицах, скорее всего, его рук дело. О'Шонесси вздохнул и обернулся, в очередной раз оглядывая зал: Клэр отсутствовала уже довольно долгое время. Затем снова посмотрел на Брюса. Невзирая на полупустой бокал в руке, Уэйн выглядел напряжённо. — Гордон слетел, — вновь заговорил адвокат, поправляя очки. — Жаль. Не стану отрицать, я всегда считал и считаю комиссара фанатиком. Но признаю, что лучше него никто не знает Готэм. И уж точно никак не эта фемина из другого штата, назначенная мэром. Уэйн, потеребив ухо, сказал: — Я кое-что слышал об этом. Её кандидатура утверждена окончательно? — Это не обсуждалось. Скорее всего уже завтра будет официальное заявление. — Н-да, тёмная лошадка. К чему менять коней на переправе? — на самом деле мысли Брюса обосновались сейчас вокруг бывшего психотерапевта Джокера, которого он признал в одной незваной гостье. — И что теперь будет с Гордоном? — Отстранят и отправят в отпуск на время расследования, а дальше... бог его знает. С давних пор он путается под большими ногами, и некоторые уже успешно споткнулись, а другие будут стараться перешагнуть через него. Коррупционеры счастливы помахать ему вслед. Но это полбеды. Он скрыл исчезновение Джокера — вот решающий момент. — Поделишься мнением на сей счёт? Я, — равнодушно пожал плечами Уэйн, — не так силён в играх пожирателей пончиков. Адвокат вздохнул, отрицательно мотнул головой и нахмурился: — Гордон не один из них. Конечно, безумие считать, что комиссар в преступном сговоре с аркхэмцем или же подвергся шантажу — не тот типаж. Но и непохоже, чтобы он был совершенно не в курсе побега — вряд ли "Аркхэм" стал бы скрывать такое событие. За период, что я с ним знаком, ещё с тех пор, когда он пришёл ко мне с одной, м-м, деликатной просьбой "не защищать" Джокера на суде, я понял кое-что о нашем шефе полиции. Джеймс Гордон приверженец лжи во спасение. И то, что чудовище освободилось от оков, он мог скрыть ради спокойствия в городе. На свой страх и риск. О'Шонесси снова озабоченно огляделся и продолжил: — Ему должно быть неимоверно трудно было занимать эту должность. Те обстоятельства, при которых он заступил на неё, должны были заставить его немедленно начать отлаживать службу полиции. Но он продолжил совершать ритуалы с прожектором на крышах, взваливая всю грязную работу на своего крылатого любимца. Вот Бэтмен и вышел из-под контроля. И до последнего Гордон выгораживал его, пока собственноручно не разбил бэт-сигнал. И если он действительно стоял перед выбором между убийственной правдой и успокоительной ложью, чтобы лишний раз не травмировать горожан, то я ему сочувствую, — он поджал губы и отрицательно покачал головой. — Я бы не смог. — Поэтому ты адвокат, — злорадно заключил Уэйн. — Да. Мне гораздо проще найти одну единственную песчинку посреди карьера с названием "Обвинение" и выстроить на ней защиту, чем нести ответственность за бессмысленный выбор. — Даже если это Джокер? — Ну, его случай — исключение, это было моим долгом. — Но ты мог отказаться. Питер покусал губу, глядя на пузырьки в шампанском, и ответил на не вопрос: — Открою тебе мою маленькую тайну, Брюс. После первой беседы с подзащитным я понял, что Джокеру не нужен адвокат в суде. Так или иначе в тюрьму он бы не отправился. Добавлю правды, я даже сделал вид, что не заметил, как он насмехается над юристишкой, рвущимся вверх, потому что тогда я уже решил, что это мой шанс. И был прав. — Страте-ег! — съязвил Брюс. — Знаешь, — О'Шонесси невесело хохотнул, удивляясь удачно найденному сравнению, — а треклятый псих словно то самое вещество алхимиков, которое протекает сквозь все ёмкости, раздвигая материю, и неизбежно проваливается сквозь землю. И хотел бы я знать, как он очутился в Италии. У хозяина вечеринки зазвонил телефон, он извинился и ответил. Питер невольно задержал взгляд: временами в Принце Готэма проглядывало что-то неуловимо интеллектуальное. Как раз сейчас случился такой момент, и О'Шонесси, дождавшись заключительных слов Брюса: «Продолжайте наблюдение», решил задать давно интересовавший его вопрос. Он прищурился, покачивая бокалом: — Кстати, всё хотел тебя спросить, а куда ты так загадочно исчез в тот вечер, когда Джокер со своим маскарадом вывалился из лифта? Мне рассказывали, что тебя искали, но ты просто сгинул прямо перед их появлением. Брюс нелепо закатил глаза: — Не поверишь — пил с Харви на брудершафт в кабинете. Мы прятались от Рэ… — он подавился этим именем, но, удерживая улыбку, прочистил горло и договорил: — От Рэйчел. Адвокат выдохнул: — Знаешь, а ты чёртов везунчик. И Дент, и Рэйчел... Уэйн опустил голову, и желваки на секунду проступили на его скулах: «Ради таких моментов я готов отдаться ножу Джокера, чтобы навсегда зафиксировать какой-нибудь универсальный оскал на все случаи жизни». — Если... о, конечно, извини, я выпил лишнего. — Питер сдвинул брови, с сожалением глядя на Уэйна. Но Брюс с невесёлой ухмылкой ответил: — Всё нормально, всё... «никогда не пройдёт» прошло, и я живу дальше, а значит, это кому-то надо, — он снова невозмутимо посмотрел на собеседника. — Ну, хоть ты просветил меня на вопрос обстановки в городе. Скажи-ка лучше, кто эта блондинка в красном, и что она делает на банкете для юридического отдела? — Приглянулась? — спросил О'Шонесси, на что признанный ловелас изобразил недвусмысленную заинтересованность, и адвокат продолжил, хоть и несколько виновато: — Это доктор Харлин Квинзель. Видишь ли, это я пригласил её, не рассчитывая, что моя Клэр составит мне компанию. Но по иронии судьбы самая непостижимая для меня женская душа оказалась у моей жены. Отказывать доктору Квинзель было бы просто неприлично. Надеюсь, ты не против присутствия очаровательной блондинки. К тому же, возможно, что вы познакомитесь поближе. — Квинзель... Кви-инзель... — Брюс сдвинул брови, будто не совсем понимая, о ком речь. На самом же деле много нехороших мыслей пронеслось в его голове за это время. — Среди моих партнёров есть один, лично знакомый с руководителем "Аркхэма", доктором Стратфордом. Когда Джокера начали там обрабатывать, мой компаньон был поражён тем, что в психиатры этому монстру дали молодую неопытную девушку. Кажется, её фамилия была именно Квинзель? — Да, это правда, — к окончательному изумлению Уэйна ответил Питер с широкой улыбкой. — Всё очень просто. Она сама мне сказала, что работала там с начала своей практики. И уж после такого экземпляра опыт её увеличился раз в десять, поверь. Брюс уставился на адвоката, высоко подняв брови, собирая максимальное количество складок на лбу: — Ты доверил душевное здоровье своей жены бывшей... бывшему психиатру Джокера? О'Шонесси сделал большие глаза: — Только тебе в голову могла придти такая мысль, ловелас. Если доктор Квинзель была лечащим врачом Джокера, то это не равно тому, будто она была с пациентом в отношениях иного рода. Как вообще в твою голову могут приходить подобные мысли? Хах, но да, ты же ещё тот извращенец, я забыл. Извини! — Питер рассмеялся. — Поверь, она отличный специалист с отменными рекомендациями. — И где же ты имел счастье познакомиться с этим специалистом? — Снова всё просто. Мы случайно встретились в "Персоне", где я обычно обедаю. Она снимает офис в здании напротив моего, поэтому тоже посещает этот ресторан — должна же она где-то обедать. «Совпадения, в которые не верит Джим Гордон», — мысли Уэйна помрачнели. — Интересно. В этом здании аренда недёшева, как и обслуживание в "Персоне". Она должна быть преуспевающим доктором. Странно, но я о ней ничего не слышал, в то время как я хорошо знаю нескольких отличных специалистов в этой области. — Теперь у Брюса почти не было сомнений в такой не случайности. — Дело в том, что она недавно занялась частной практикой. Это совсем не говорит о ней сколь-нибудь плохо. Я не раз общался с этой женщиной, она умна и является знатоком своего дела. «Между наивностью и глупостью грань так зыбка. И это юрист, причём, головастый. Впрочем, не осведомлён — значит не вооружён. Питер, Питер. Чем же может грозить нахождение психиатра, поддавшегося влиянию Джокера, рядом с его же любовницей? Не знаешь. Как и не знаешь самого главного. Поэтому, какой с тебя спрос». — Тогда она должна иметь хороший стартовый капитал, что вряд ли возможно для врача, только начавшего частную деятельность. Уж в таких делах я кое-что понимаю, — он усмехнулся, глядя на смотрящего с недоверием Питера. — И как давно вы общаетесь, что ты мог сделать такие лестные выводы? Питер опустил глаза: — Около месяца, но... Брюс изумился: — М-м, это действительно делает ей честь как специалисту, — меньше месяца общения с человеком, а он уже бросается на амбразуру! Браво, доктор Квинзель, — Уэйн осклабился: — А она случайно не рассказывала, почему ушла из "Аркхэма"? О'Шонесси не очень понравились якобы изобличающие намёки плейбоя в его сторону, поэтому он решил, что должен сказать об очевидных по его мнению вещах: — Она как раз из-за этого психопата оттуда и уволилась. Харлин хрупкая молодая женщина, ей совсем не обязательно прозябать в том жутком месте. А уж экземпляр, который ей вручили… Это было последней каплей. Миллиардер испустил сардонический смешок: — Ладно, сдаюсь. Ты и впрямь адвокат-находка. О'Шонесси приглушил голос: — Кстати, она не замужем и, по её словам, совершенно свободна, — он ухмыльнулся. Брюс подозрительно прищурился: — После твоего трепетного рассказа, боюсь, что ты станешь ревновать. — О, на этот счёт можешь быть покоен: я однолюб. — Приму к сведению, — сказал Уэйн, нажимая кнопку вызова на вновь ожившем телефоне. Услышав очередной доклад о Квинзель, сухо ответил: — Ищите. Пришло время всё-таки определить точное местонахождение жены адвоката, потому что её объяснения про поход в дамскую комнату сейчас уже явно утратили свою актуальность. Они поставили на стол свои бокалы: Питер — пустой, Брюс — недопитый. — Пит, а как давно твоя супруга посещает психиатра, и как у неё дела? — задал вопрос Брюс, словно бы спохватившись. — На этой неделе был первый раз. Но ей придётся основательно заняться своим здоровьем. Доктор сказала, что проблемы очень серьёзны и тянутся с детства, когда Клэр лишилась родителей. — А что с ними случилось? — Они погибли в автокатастрофе при невыясненных обстоятельствах. — О. Не знал, — он знал, как и ответ на следующий вопрос: — А сколько лет было Клэр? — Восемь. Брюс Уэйн знал почти всё. Почти. — Кстати, Питер, а где сейчас Клэр?

***

Харлин никак не могла увидеть того, что происходило за стеклом. И это не из-за полумрака, а просто из-за того, что развернувшееся действо — а доктор была уверена, что Клэр там была не одна — находилось вне поля её обзора. Чтобы хоть что-то увидеть, ей неизбежно нужно было бы заглянуть внутрь. Но открыть дверь она не решалась. И вообще, у неё не было никаких гарантий, что эта самая дверь не может в любой момент открыться с другой стороны. Поэтому она максимально напрягала слух. Проклятая хорошая звукоизоляция сейчас была некстати как никогда. Вот бы такую в её тесную квартирку в доме, где соседи знают всё о пищеварении друг друга. Вроде бы послышался словно женский плач или всхлипы, может, стон? Но нет, слишком тихо, чтобы разобрать наверняка. Квинзель раздосадованно вздохнула и опустила голову, покусывая ноготь на большом пальце левой руки. Правой она судорожно вцепилась в туфли и клатч. Неужели ей так и не удастся то самое открытие, ради которого она проделала этот грёбаный подъём?! «...Тебя только мне не хватало!» Она никак не могла скрыться из поля зрения одного охранника. Он вроде бы и не смотрел на неё, но и уходить никуда не собирался. А объявился он в холле сразу же, как только она сама покинула банкетный зал. Психиатр решила действовать, потому что времени на раздумья не было. — Простите, — произнесла она тихим голосом в сторону мужчины, прислоняясь плечом к стене, — Я... мне стало немного н... нехорошо... — Она прикрыла глаза и пошатнулась. — Мэм? — охранник быстро подошёл. — Осторожнее, держитесь, — подал ей руку, и Харлин опёрлась, усаживаясь на одно из кресел, вымученно-благодарно заглядывая в глаза мужчине. — Не будете ли вы так любезны пригласить какого-нибудь, ах, медработника, а я пока посижу здесь. Охранник взялся за рацию: — Даме требуется медицинская помощь. — Вас понял, сейчас будет врач, — отрапортовала рация. «Что же ты такой непонятливый», — раздражалась Квинзель. — О... кажется, я сейчас потеряю сознание, — она вцепилась ему в рукав и умоляюще взглянула: — Воды! Пожалуйста! Воды! Секьюрити со словами: «Сейчас, одну минуту» всё-таки нарушил приказ и бросился выполнять просьбу несчастной женщины. Харлин дождалась, когда он скроется за углом, и тут же рванула к дверям, ведущим на лестницу... ...Она заметила, что по ногам дует ветерок — сквозняк из-под дверей, а это значит, что надо взять своё ухо и приставить его к щели, а это в свою очередь значит, что надо лечь на пол, а это, мать твою, значит именно это! Её начала разбирать злоба. Сколько ещё она, великолепная Харлин Фрэнсис Квинзель, должна вынести унижений, и кто ей это компенсирует?.. Она осторожно шагнула назад, медленно наклонилась и положила мешающие предметы подальше, к выходу на лестницу. Затем опустилась на четвереньки, прильнула грудью к полу и прислонилась к щели ухом. Да, женский и мужской голоса, сомнений не было. Точно, это её голос, этой... Однако, досадно — слов почти не разобрать. Но... что это за наваждение? Мужской голос, эти интонации, это же... не может быть... Вдруг дверь с лестничной площадки открылась, и мужская нога споткнулась о туфли и клатч, которые разлетелись в стороны. — Ой! — почти что вскрикнула вздрогнувшая Харлин, оборачиваясь и испуганно глядя снизу вверх. — Мэм?! — Электрик, пришедший проверить проводку, не был готов увидеть тут женский зад в столь красноречивой позе.

***

Сними с плечей потрепанные крылья - Из рук уже растут живые птицы, А небо пахнет медом и ванилью И каждый раз все явственнее снится. Сойди с ума, станцуй в пыли дороги, Не дорожа ни жизнью, ни судьбою, Разлейся смехом, истиной, тревогой И окажись нечаянно со мною. Согрей постель поющим солнце телом, Упрись коленом в жажду откровений, Развороши интимность под прицелом Усталых глаз, ослепших от видений. Я промолчу тебе о самом главном И поцелую спело, жарко, ново, Лаская нежно кожи твоей тайну... А что любовь… любовь всего лишь слово. © Аль Квотион "Всего лишь слово". *** — Детка, ты испортила моё, — с напускным беспокойством произнес он, прижимая подушечки пальцев к уголку рта, а затем рассматривая их в полутьме на наличие крови, — новое лицо-о. Джокер уже убрал нож — Клэр даже не заметила, в какой момент оружие исчезло из её руки — впрочем, не удивило. Он стоял и застёгивал брюки. Перед этим сделал то, от чего Клэр любого другого, даже мужа, отшвырнула бы от себя: поднимаясь на ноги, между делом, поощрительно похлопал её по бедру. Она ненавидела этот жест-выражение одобрения, который применим обычно к животным. За верную службу. А Джокер уже подавал её же собственную перчатку: — Держи. И, — он нагнулся и поднял что-то с пола, — не забудь высушить свои… верёвочки, э-хе-хе-хе, — небрежно бросил на её колени разрезанные трусы. «Пошляк». — Могу я... — Клэр на секунду замолчала от того, как он неожиданно резко взглянул, реагируя на её голос, — задать один вопрос? — Ты только что это сделала, — он быстро втянул воздух носом, как при насморке. — Не задерживайся здесь. Спускайся по другой лестнице. Можешь начинать выдвигаться, — заключил он почти что приказным тоном, поправляя галстук. Клэр подумала, пытаясь привести себя в более-менее приемлемый вид, от которого бы не шарахнулись представители светского прайда, и сделала вторую попытку: — Могу я задать третий вопрос? Клоун медленно повернулся. Было слышно, как он хмыкнул. — Я весь во внима-ании, детка. Что же это за вопрос, о, я сгораю от любопытства, — слова шипели из его рта, как потревоженные змеёныши, поочерёдно высовываясь из своего логова. — Те клоуны в городе, они работают по твоей указке? — О-о-о, — захрипел он огорошенно, — ка-ак жестоко! Этим вопросом ты заставила меня на миг почти поверить в то, будто я только что трахнул комиссара Гордона! Клэр вздохнула, но не смогла не улыбнуться. — Не делай так больше, — он пригладил волосы. — Мне пора. — Джей, но я прошу, скажи мне хоть что-нибудь, — она встала, сжимая кулаки. — Хоть что-нибудь! После всего пережитого в чувствах к нему; после болезненного отречения от этих чувств и вновь обретения их же — ещё более болезненного — уже было невозможно само предположение о его новом исчезновении из её жизни. Он задумчиво повторил: — Хоть что-нибу-удь. Джокер обошёл её вокруг, вынуждая Клэр почувствовать себя неуютно, взял её за плечи, не спеша подвёл к стеклянным стенам и, устремляя взгляд на кусок неба, не затянутый тучами, заговорил с воодушевлением: — Ослепительны. Неизведанны. И от этого так притягательны. И чем они дальше, тем непостижимее и загадочней; и тем восторженнее мы хватаемся за телескопы и пялимся на них. На самом деле — просто гигантские шары газа с термоядерными реакциями внутри, — он сделал небольшую паузу, словно предоставляя время на осознание сказанного. — Невозможно приблизиться к ним, не исчезнув задолго до начала этого момента. Но нам на это наплева-ать, ведь они так красиво мерцают в космосе! Для нас они всегда будут прекрасны, потому что мы никогда не узнаем звёзды ближе. «Ага, ну, ясно. Наплёл про звёзды. Не сказать же просто отвали, это же скучно». Клэр цеплялась за любую возможность: — И... какого же рода звезда ты? Красный гигант, жёлтый карлик? — Я?! — Джокер хрипло рассмеялся: — Я всего лишь чёрная дыра. — Всего лишь?! Как скромно: ты всего лишь пожираешь всё вокруг себя. — Как знать, всего лишь. А если я всего лишь та самая дверь, за которой находится проход в иные миры? — Знаю всего лишь то, что не все горят желанием её отворить. — Да. Звёзды тяжелы на подъём. Но их можно расшевелить, взорвав парочку самых ярких. Всего лишь. — И какую из них ты взорвал бы первой, мистер магистр метафизики? Джокер хмыкнул и, не раздумывая, ответил: — Ту, до которой не успеет долететь Мышь. — Но как ты узнаешь? — Детка, детка, де-етка-а, — обречённо протянул он, — на самом деле, это не важно. Я взорву их все. — Всего лишь? — Всего лишь. — Выдохнул он, и воздушный поток щекотливо дотронулся кое-как уложенных волос. Он стоял чуть позади её, слегка касаясь. Клэр перевела взгляд с неба на их слабое отражение в стекле и вздрогнула, потому что встретила его взгляд — неизбежный и всепоглощающий, как если бы на неё смотрела сама чёрная дыра. Сопротивление бессмысленно. А Клэр и не хотела больше сопротивляться, наоборот, она хотела открыть эту дверь и провалиться в его кроличью нору. — Поцелуй меня, — вырвалось у неё само собой. Джокер, не отводя взгляда от её глаз в отражении, зацокал языком: — Нельзя быть такой ненасытной. Не части. — Раз в год — это слишком часто? Это ненасытно? — Она помотала головой. На самом деле она имела в виду поцелуй на прощание. Поцелуй нежности. Да, нежность и Джокер это... Но, упомянув понятие нежность в тактильном аспекте, то несколько минут назад нежная Клэр очень нежно дотрагивалась до его нежнейшей плоти, и ему это нравилось. — Смотря что ты подразумеваешь, поцелуи или… ножевые ранения. По сознанию Клэр одним моментом прошлось воспоминание о побеге, самолёте, боли душевной, боли телесной и о взгляде двух пар глаз: цвета смуты, в которых она тонула, и цвета спокойствия, которых она стыдилась. И стыдится до сих пор. «Чёрт. Пора прекращать думать о нём как о простом мужике». Клэр помедлила, вглядываясь через барьер из полумрака и слоя грима в его лицо. Затем, повернувшись к нему, сказала: — Поцелуи. Клоун взял её за подбородок: — Вообще-то, это не было вопросом, детка. — Он широко улыбнулся. Клэр потянулась к нему, положив ладони на его грудь, но он предупредил эти намерения: — Я надеюсь, что ты будешь умницей и прямо сейчас отправишься обратно, если не хочешь, чтобы у нас обоих были... — он вдруг затаил дыхание, устремив взгляд на двери, ведущие к лифтам. — Кажется, у доктора уже проблемы. — Джокер живо подошёл к дверному проёму сбоку и прислушался. — У какого доктора? — Клэр с недоумением наблюдала за ним. — Ты хочешь сказать, что там кто-то... Клоун приложил указательный палец к губам, призывая к молчанию. Вдруг за дверями что-то отчётливо стукнуло, женский голос произнёс: «Ой», мужской спросил: «Мэм», и Джокер с шипением: «А ну-ка быстро!» очутился возле Клэр, схватил её и потянул в темноту. Клэр вцепилась в его локоть обеими руками — отсутствие практики хождения на шпильках и перенапряжение мышц ног во время "свидания на острие ножа" отвратительно сказались на её возможности передвигаться в скором темпе. Бежали, вернее, очень быстро шли, они совсем недолго, но за это время Клэр успела узнать, что от её топота вибрирует громоотвод на небоскрёбе и по своему характеру топот этот напоминает агонию старой скаковой кобылы, которую убивать хозяину было жаль, поэтому он предоставил ей честь достойно умереть своей смертью на скачках в ущерб себе же самому, между прочим. Они свернули дважды по сумрачным помещениям, пока не оказались в узком коридоре, где Джокер остановился, достал карманный фонарик и открыл своим ключом какую-то дверь. Они вошли в помещение, по всей видимости, для технического персонала. Мастер маскарада взял в зубы осветительный прибор и через несколько секунд снял с вешалок два халата и две кепки с козырьками, во что они тут же и начали облачаться поверх своей одежды. — А тэпэр, дэтка, ахтунг, — объявил он, с фонариком во рту, застёгивая халат. Клэр облизнула пересохшие губы и уставилась в его лицо, выглядевшее из-за подсветки маленькой лампочки фантасмагорически. Они почти одновременно надели кепки, и фонарик перекочевал в ловкую руку, направляя свой луч в лицо Клэр. — Никаких неформальностей вроде умилённых улыбок, восторженных взглядов, поцелуев и висения на мне. Мы — специалисты по комплексному обслуживанию здания. Но, — он осуждающе поморщился, — если посмотреть на это здраво, без пафоса Брюси, то мы с тобой уборщики, детка. Минут на пять. Он подытоживающе кивнул, повернулся и взял ведро со шваброй: — Бери. Это завершит твой образ. Заметь: всё в тон серебристый металлик, хе-хе. Клэр хмыкнула и взяла предметы поудобнее. Джокер прихватил упаковку бумажных полотенец, убрал фонарь. Они вышли и направились к небольшому служебному лифту. — Выйдешь на этаж ниже банкета. В уборной оставишь костюмчик и отправишься к малышу Пити. Клэр вытаращила глаза: — Шутишь? Посмотри на меня — я слишком сильно изменилась после похода в дамскую комнату, — она подняла и опустила брови. — Питер вызовет неотложку, если увидит меня сейчас. — Как?! — встрепенулся Клоун. — Ты не хочешь возвращаться к законному супругу? — Картинно закусил нижнюю губу. — Я знаю, куда отправлюсь. Двери лифта открылись. — Старайся не смотреть вверх. — Я поняла. Ну, а ты куда сейчас? — Хм, этот вопрос первый в списке моих анкетёров. Они вошли в лифт. Сердце Клэр выпрыгивало из груди, одна её рука вцепилась в швабру, другая — в ведро, глаза горели, как у дикой кошки в темноте, а на лице так и порывалась расплыться детская улыбка. Ей снова выпал Джокер, который поменял ход игры в сторону неизвестности. Всё. Двери закрылись, и лифт начал спуск, а судьба Клэр полетела в энтропию. — Но я не твой анкетёр, — ответила она сквозь ухмылку. — Да, — Джокер слегка пихнул её локтем, не поворачивая головы: — Ты та, которая с ведром и шваброй наперевес. — Всего лишь? — игриво спросила она, тоже не взглянув в его сторону. — Всего лишь. — Он приглушённо хихикнул. Через десять минут Клэр стояла у выхода из Башни Уэйна с просьбой к ресепшен: — Передайте, пожалуйста, эту записку моему супругу, мистеру Питеру О'Шонесси. Миссис Клэр О'Шонесси вышла из открытых дверей, вдохнула полной грудью и села в такси, которое направилось к выезду из города.

***