Ickle Beasties

      Несколько часов спустя, когда солнце только-только слабо показывается из-за горизонта, Эмили крадется в спальню отца.       Формально у Корво есть спальня прямо рядом с королевскими покоями, как и у всех королевских Защитников; это традиция, уходящая корнями в прошлое. Однако, когда Эмили было пятнадцать, после покушения достаточного умного убийцы, который в конце концов всё равно познакомился с клинком Корво, отец Эмили начал спать, прячась в разных частях замка, но всё равно недалеко от дочери, просто на всякий случай. Не одна горничная пугалась до смерти, когда натыкалась на Корво, дремлющего в неиспользуемом шкафу.       Сегодня ночью Корво не спит, вместо этого осторожно передвигаясь по крыше дворца, где его чёрное пальто сливается с тенями. Колдуин никогда не удавалось подкрасться к отцу незаметно, поэтому он поворачивает голову только тогда, когда она использует Притяжение, чтобы появиться рядом с ним на краю обрыва, внизу — её комната. Иногда Эмили задаётся вопросом: «Постоянно ли Корво использует Тёмное зрение, чтобы быть всегда начеку?» Но, конечно, это тратит очень много сил, и в любом случае от слишком долгого использования начинает болеть голова. — Я… — они оба начинают говорить одновременно, затем замолкают с улыбкой. Два сердца одной души, как говорила Джессамина.       Колдуин, глядя на Дануолл, ждёт, когда Корво заговорит снова. «Грязный, цепкий, но слабый кошмар», — однажды сказал это Виман, пытаясь позабавить её, но императрица не улыбнулась. Она любит Дануолл. Она любит людей, даже когда они строят против неё козни. Эмили нравится, как солнце отражается в каплях воды, ей нравится запах моря и китового жира в воздухе. Каждая часть империи отличается от другой. И она любит их всех.       Вдалеке охранник кричит: «Все хорошо» — и Колдуин видит, как люди, словно ранние пташки, начинают сновать внизу от лавки к лавке. На горизонте покачиваются корабли: некоторые всё ещё отлавливают и привозят в город китов, хотя Эмили работает над тем, чтобы они перешли с китового жира на гидравлические механизмы. Пьеро Джоплин помогал ей с этим. — Моя маленькая луна, — говорит Корво мгновение спустя, щурясь от восходящего солнца. Морщинки в уголках его глаз становятся глубже. — Я никогда не хотел командовать тобой. Мне жаль. Мне следовало бы получше подобрать слова, — Эмили обдумывала, что скажет после ссоры. С детства её учили, что слова императрицы имеют вес больше, чем слова других людей, и лучше промолчать, чем сказать что-либо необдуманное. Колдуин может быть не столь формальна со своим отцом, но это не дает ей права быть беспечной. Эмили всегда осознаёт, что одно её слово может убить любого, кого она знает. Даже друзей. Даже Корво.       Иногда, как сейчас, это давит в утробе, как камень. Колдуин никогда не позволяла себе эту роскошь — быть по-настоящему безрассудной. И теперь, когда она пытается стать настоящей императрицей, Эмили может позволить себе гораздо меньшую отдачу. Она переваливается через перила, за которые они держатся, внезапно чувствуя такую усталость, от которой невозможно избавиться после одного сна.       Рука Корво ложится ей на затылок поверх пучка волос: — Я знал и любил двух императриц. Я знаю, какой груз лежит на твоих плечах, — Колдуин кивает, как всегда мысленно благодаря Корво; будто бы эти слова сказала её вторая половина. — Я не собирался просить тебя держаться подальше от Чужого, Эмили. Я хотел сказать, что в чём-то ты очень похожа на свою мать. Сердце Джессамины тоже было открыто для всех. Иногда… — он делает паузу, сжимая ладонь в кулак. Тот, на котором есть метка Чужого. Эмили чувствует, как метка на собственной коже пульсирует от сочувствия. — Иногда я думаю, что это то, что убило её. Желание помогать заслоняло ей всё. — Дауд убил её, — тон Колдуин холодный, но она обнимает Корво за талию, прижимаясь щекой к его плечу. Сколько времени прошло с тех пор, как они стали одного роста? Когда Эмили была маленькой, Корво казался крупным и несокрушимым, даже когда он вернулся из Колдриджа с затравленными глазами и в синяках. Сейчас он по-прежнему самый сильный мужчина, которого она знает, почти также тверд, как камень, в который его превратила Далила. Но Колдуин видит седину в его волосах. — Её доброта просто послужила оправданием для главы королевской тайной службы. — Чего хочет Чужой?       Эмили поддерживает смену темы и, скрестив руки на груди, постукивает пальцами по плечу: — Он хочет помочь. — Он скользкий ублюдок, — рычит Корво, сплевывая через край. Внизу смотритель взвизгивает и вытирает свою некогда чистую маску. Эмили не может сдержать лающий смех, который вырывается из горла, даже когда они с Корво отползают назад, чтобы избежать пристального взгляда смотрителя.       Когда Колдуин была младше, Корво помогал ей разыгрывать окружающих. Только повзрослев, Эмили поняла, что все эти догонялки по дворцу были тренировкой убийцы, которым она должна была стать. В результате у неё с отцом было схожее, ехидное чувство юмора, за которое Джессамина, часто закатывая глаза, их мягко отчитывала. — Я нравлюсь Чужому, — Эмили уверена в этом; зачем ещё ему оставаться и болтать или, улыбаясь, наблюдать за ней своими тёмными глазами? — Он недостаточно человечен, чтобы знать, что такое симпатия к кому-либо. — Мы закончили спорить, — Корво позволяет себе улыбнуться и милостиво кивнуть. — Чужой говорит, что что-то грядет, — произносит Колдуин, бросая взгляд на часы и понимая, что почти опоздала на крещение корабля в гавани. Ну что ж. Эмили может использовать Притяжение, чтобы перепрыгивать с крыши на крышу, гипнотизируя на пути любого, кто случайно её увидит. Люди, как правило, слишком боятся спросить, почему императрица появляется позади них беззвучно с чёрным дымом, рассеивающимся у её ног. — И что же? — спрашивает Корво, становясь похожим на телохранителя, которым и является. Эмили может только поднять руки и нахмуриться: — Даже он не знает. И это его раздражает.       Взгляд, которым её одаривает Корво, прищуренный и насмешливый, — это тот же самый взгляд, которым он смотрел на молодую императрицу, когда она, будучи ещё подростком, приходила домой с Виманом под руку. Они оба смеялись, немного пьяные из-за тивианского вина. «Вы близки, не так ли?»       Эмили подозревает, о чём думает отец, но не осмеливается озвучить мысли вслух. Вместо этого она использует Притяжение, чтобы перепрыгнуть на крышу следующего здания, и машет на прощание.