Ickle Beasties

      — Я и твоя мать играли в игры. Она жульничала. Постоянно, — Эмили фыркнула в гулкой тишине подвала, где она чинила подъёмник, ведущий в тронный зал; конечно, Джессамина обманывала, она всегда лукавила. Но она обманывала в открытую, шутя, опрокидывая шахматные фигуры или принимая превратные законы, означавшие её победу. Далила, питая глубокую ненависть, наверное, никогда не видела удовольствия во взгляде Джессамины, блеска её глаз, когда она заявляла, что императрица никогда не может проиграть.       Многое из того, что говорила Далила, было отвратительно и имело целью задеть Колдуин за живое, чего всё-таки не случилось. Как и те замечания о том, что Эмили была внебрачной дочерью, полукровкой, — как будто это не была история самой Далилы. Колдуин окидывает взглядом комнату, её богатое убранство; потребовалось всего несколько месяцев, чтобы убрать следы ведьм, разбить статуи Далилы и оттереть кровь с камней.       Душевные раны, конечно, будут заживать гораздо дольше. Люди шепчутся о ведьмах, но это не беспокоит Эмили. Она делилась мыслями только с Корво, зная, какая поднимется шумиха, если однажды правда выйдет наружу. Однако Колдуин чувствует облегчение, потому что Аббатство значительно пострадало после нападения на Башню и оба — Верховный смотритель и его заместитель — никогда больше не вернутся. Они, постоянно стремясь прибрать к рукам больше власти и устанавливая жёсткие правила для невинных людей, не вписывавшихся в их рамки, годами были бельмом на глазу как для нынешней императрицы, так и для её матери. Эмили помнит, как в первый раз у неё на глазах сожгли обвинённую судом ведьму. Нет, никогда больше. Колдуин никогда больше не увидит, как плоть тает на чьих-то костях.       И конечно же, пока она находилась в раздумьях, явилась и причина её головной боли. Чужой, появившийся в тёмном углу, стоял там, будто для него это было обыденным делом. Колдуин поняла это, видя, как светятся в темноте его глаза. Или же в них едва отражается свет, который можно увидеть, когда он выходит из тени. — Здравствуй, Эмили.       Колдуин окидывает взглядом комнату; её горничная замерла на полуслове, держа в поднятой руке горсть жемчужин речных хрустаков, чтобы собрать из них ожерелье. Эмили, с любовью относящаяся к собственным служанкам, хмурится, глядя на Чужого: — Ты ведь знаешь, как это некрасиво — поступать с людьми подобным образом. В это же время Бенджамин Холджер, основатель Аббатства, знал, что Эмили подумывала использовать гипноз на советниках посреди собрания, чтобы сбежать или вздремнуть. — Ты говоришь совсем как маленькая девочка, которой когда-то была, — смеётся Чужой.       Эмили нервирует тот факт, что он знал её ещё ребёнком, что он не стареет, поэтому она прочищает горло и меняет тему: — Что ты тут делаешь? — Её Величество поверит, если я скажу, что нанёс светский визит? — Нет, — резко отвечает Колдуин, щурясь, когда Чужой подходит и садится у изножья кровати, рядом с её босыми вытянутыми ногами. Её не должна волновать мысль о том, как близко он к ним сидит. И всё же пальцы поджимаются, а взгляд Чужого скользит от ступней к её лицу. Колдуин знает, что он единственный человек, которым она не может командовать и единственный, кем, обычно, желает. Эмили не помыкает ни Корво, ни Виманом, ни другими, близкими ей людьми. Но могла бы — эта мысль никогда не покидала её. Иногда это стесняло. Прямо сейчас Колдуин жалела, что не могла приказать Чужому сделать шаг назад, перестать смотреть на неё своими чёрными глазами.       — Что-то грядёт, — сказал он спустя некоторое время, выводя пальцем узор по золотой линии на одеяле. — Что? — спрашивает Эмили, зная, что хотя Чужой, может быть, скрытен, но информация от него всегда правдива. Он по-своему надёжен, в собственном, своеобразном роде. Колдуин помнит его касание, когда Чужой утянул её в Бездну и поймал её, повисшую над пропастью. Ни с того ни с сего рассказал свою историю. Эмили единственная, кто знает об этом? Правду, что его принесли в жертву? Колдуин единственная за всё это время, что узнала о случившемся? У Эмили хорошее чувство собственного достоинства; она императрица, чертовски хорошая ведьма и убийца, когда пожелает. Но помня о прожитых Чужим годах, людях, которых он видел, чувствует, что не такая она и особенная.       Тем не менее, тогда Эмили висела над пропастью, хватка на запястье была крепкой и уверенной, и она гадала, что случится, если Чужой уронит ее, даже когда её начинает трясти от его прикосновения. Будет ли она бесконечно лететь вниз в Бездне? Но, конечно, Чужой не был настолько жесток, чтобы разжать пальцы. Он надёжен, как Эмили и говорила. — Ты избавилась не от всех своих врагов в Карнаке, — говорит Чужой, когда мир изгибается и искажается вокруг него. — Думала ли ты, что твоя доброта не повлечёт за собой последствий? — Конечно, думала. Эмили задается вопросом, кто придет за ней: Брианна Эшворт, лишённая своей силы? Герцог Лука Абеле, сбежавший из сумасшедшего дома? Скорее всего, Лиам Бирн или Паоло, нашедшие дорогу домой из шахт. Со Стилтоном во главе рудников она уверена, они в хорошем месте. И всё же остальные - никто по сравнению с ними двумя. — У всего есть последствия, — отвечает Эмили, закатывая глаза. — Почему ты говоришь об этом мне? — Ты помогла мне вырезать из Бездны Далилу, покончила с грязной работой Дауда. Услуга за услугу, — Колдуин всё равно поступила бы так, перерезала бы Далиле горло тысячу раз за то, что она сделала с людьми Эмили, с её отцом, с Алекси. Единственный раз, когда она убила за всё своё приключение. Но благосклонность Чужого нельзя воспринимать легкомысленно, поэтому Колдуин просто кивает, ожидая, что он исчезнет.       Вместо этого Чужой оглядывает её комнату, смотрит на Камалу, служанку, всё еще неподвижно стоящую на месте. — Твоя спальня пуста, — говорит он, снова касаясь одеяла. Эмили теперь будет думать о Чужом каждый раз, когда будет кутаться в покрывало. — Но хорошо обставлена. — Я здесь не сплю, — выпаливает Колдуин, удивленная своей честностью. — Не здесь? — Ты разве не знаешь? — Эмили ожидала, что он знает о ней всё: от еды, которую она любит больше всего, до того, где хранит любовные письма от Вимана. Колдуин предполагала, что он знает всё обо всех. — Я не всеведущ, — отвечает Чужой. Его глаза смеются, и это раздражает Эмили, не понимающую, что его забавляет. — Я не видел тебя с этим твоим Виманом, если ты этого боишься. — Не боюсь, — огрызается Эмили, рассерженная тем, что он заговорил о Вимане. Сейчас их пути разошлись, и хотя они все еще вместе, но живут по-отдельности, готовые, если захотят, встречаться с другими людьми. Императрица пока еще не нашла кого-то более интересного. — Где ты спишь? — спрашивает Чужой, меняя тему. Эмили спит в потайной комнате, которой раньше пользовалась её мать, и чтобы открыть ту, нужно потянуть за незаметную настенную лампу. Кровать там маленькая, но удобная. Колдуин всё еще может видеть город из маленького окошка, и он кажется ей менее… Беззащитным. Сейчас, после стольких покушений на её жизнь, императрица осторожничает. В отвратительные ночи она спит в своей безопасной комнате со всеми горящими фонарями. Корво иногда присоединяется к Колдуин, и они вместе используют тёмное зрение, чтобы следить за врагами, которые никогда не придут. Однако подобные ночи становятся всё более и более редкими, поскольку Эмили становится увереннее в собственных силах. — Тебе не обязательно знать все мои секреты, — отвечает Эмили, с удивлением поняв, что ее дразнят. Неприкрытое любопытство, написанное на его лице, необыкновенно очаровательно. Колдуин уверена, что ему нечасто отказывают. — Я мог бы узнать, — предупреждает Чужой, наклоняясь вперед, и холод Бездны касается и Эмили. Он носит его как плащ на своих худых плечах. — Но ты не будешь, — императрица уверена, что Чужой посчитает этот секрет более забавным, чем знание того, где она действительно спит. Он долго смотрит на неё, прежде чем кивнуть: — Возможно.       С этими словами Чужой бесцеремонно исчезает, служанка Колдуин снова начинает шевелиться, будто ничего не произошло. — Всё в порядке, леди Эмили? Вы выглядите бледной, — говорит она, кладя жемчужины речного хрустака на тумбочку и с беспокойством глядя на императрицу. — Я в порядке, Камала, спасибо. И ты права, эти жемчужины будут отлично смотреться вместе, — Камала сияет от гордости, даже когда Эмили смотрит мимо неё в темный угол, где, как ей кажется, всё ещё прячется Чужой.