Рубин, малина и печаль

В воздухе повисла сумрачная тишина. Тишина, настолько плотная, что была почти ощутима. Стрелки на часах, мерно считая секунды, ползли к двум ночи. В эту самую секунду — слишком медленно, чтобы быть реальными. Каждой мучительной, длинной секундой — отнимая дыхание. — …У тебя, эм, очки заляпались. За единое мгновение, казалось, выдохнув из себя весь имевшийся воздух, Рошо, спохватившись, как-то нервно дёрнул уголком губ, и с заторможенной растерянностью переспросил: — А, правда?.. В глазах напротив заплясали озорные искры. — Ага. Не понимая, почему его не покидало смутное чувство, словно его надурили, чуть дрогнувшей рукой Рошо снял очки и, подцепив ткань рубашки, принялся аккуратно, насколько было возможно, протирать круглые линзы. И тогда же обнаружил о себе ещё две вещи. Первая — то почему-то показалось прекрасной причиной, чтобы, наконец, опустить глаза. И вторая — впервые за столь долгое время, оставшись без очков, он ощутил себя настолько… уязвимым. «Это всё время — в два часа ночи… ни у кого не выйдет нормально мыслить» — нервно подумал он с лёгкой досадой. Сна у него не было ни в одном глазу. Наконец, оглядев стёкла на просвет, Рошо убедился, что те кристально чисты, и, кое-как заведя дужку за ухо, со второго раза нацепил очки на нос. Следом, однако, обнаружив и кое-что третье. Взгляд Сасары даже сейчас совершенно точно ни на секунду не уходил прочь. — Э, у меня что-то на лице?.. — чуть схмурил брови Рошо, непроизвольно коснувшись пальцами своей щеки, но, очевидно, ничего необычного там не нащупав. Либо над ним сейчас снова потешались, либо эта ситуация… по какой-то неведомой ему причине приобрела неловкость, которой у неё не должно было быть. Сасара отвечать ему, кажется, не торопился — и до сих пор слишком заметно улыбался на него чуть сощуренными зелёными глазами. — …Точно смеёшься, — пробурчал Рошо, на всякий случай утерев ладонью и другую щёку. Может, чернилами умудрился… Вот только взгляд, уже слишком долгий, отрываться от него не спешил. Озорство в нём, прежде оправдывавшее всё, угасло так же быстро, как и появилось. Слишком давно. Зелёные глаза — совершенно необъяснимой глубины и чувства — безмолвно всматривались в его лицо. Словно бы став ещё пристальнее. Рошо, не чувствуя, что имеет право отвести взор сейчас, лишь кое-как сглотнул. Звук отдался в ушах — громче, чем следовало, и намного громче, чем он сам ожидал. «Чёрт…» Сасара, не меняясь в лице, не двигался с места. Не говорил ни слова. Даже улыбка, таким родным жестом прежде блуждавшая по лицу, теперь — на этот короткий миг — куда-то подевалась. На этот единственный миг, поглотивший собою время. Взгляд Рошо, не подчиняясь ослабевшей воле, сам тяжело скользнул по лицу ниже. Тонкий, чуть вздёрнутый нос, точёные скулы, острый, почти что изящный подбородок. Губы. Не осознавая своих собственных мыслей, Рошо нервно провёл по пересохшим губам языком. Приоткрыв рот, Сасара тихо, почти неслышно выдохнул, и прикрыл веки. В комнате словно бы стало жарче. Воздух загустевал. Расстояние между ними, казавшееся обычным долгую минуту назад, не меняясь, показалось теперь удушающе, нестерпимо малым. И руки всей не протянуть — и можно было коснуться… Рошо еле заметно дрогнул плечом, насилу сомкнув пальцы на ткани своей рубашки. «Нет…» Не опуская головы, Рошо всё-таки уронил взгляд на пол, к острым коленям и домашним шортам — тут же пожалев. Невольно поджав губы. Вновь отыскать глазами зелень… Глупое, ничем не объяснимое чувство заставило его поднять взор снова — уцепившись, словно за спасательный круг, за родное лицо напротив. «Не понимаю, что происходит…» Не понимать в одиночестве — страшно. Не в силах прочесть ответа в зелёных глазах — странно. Тишина давила — успокаивала — пугала. Дышать становилось всё тяжелее. «Неужели ничего не скажет?..» Никогда в жизни Рошо не мог бы подумать, что по собственной воле пожелает услышать это. «Прошу, пошути, пошути… хотя бы самую…» Но, прерывая его мысль, или словно бы ей отвечая, чужая тонкая ладонь, шелохнувшись, оторвалась от края стола и беззвучно поднялась в воздух. Сасара взглянул на него из-под полуприкрытых век — и, одним лишь уголком губ, почти незримо улыбнулся. В той улыбке — ни тени шутки. Ни блика из всех, столь понятных ему прежде, простых и ясных чувств. Книга, что он прочёл уже сотни и сотни раз — чьи строчки способен был повторить и с закрытыми глазами. Книга, чьи картинки расцветали ярким садом в воображении, стоило лишь на секунду опустить веки. Книга, каждая глава которой была ему так бесконечно знакома — обернулась неизвестной для него страницей. Тонкие пальцы, будто бы для них обоих — незаметно — преодолели зыбкое расстояние. И — невесомо коснулись серебристых дужек. Рошо, не чувствуя вдруг больше ни единой мысли, застыл. Тонкие, едва приоткрытые, слишком сухие губы напротив слабо шевельнулись. И, на грани слышимости — лишь для единственного — поддавшись какой-то, казалось, почти беспомощной хриплости, мягко прошептали одно только краткое слово. — Можно?.. Вопрос, прозвучав тёплым дыханием, словно и не встревожил завесы тишины. В зелёных глазах, прикрытых темнотой ресниц, блеснуло нечто, совершенно ему не знакомое. Нечто — одним лишь словом оставившее в щемящем неопределённостью сердце понятное, и до невозможного простое чувство, заполнив его доверху и без остатка. Доверие. Лёгкое, совершенно уверенное, безусловно логичное — и, казалось, то единственное, за что Рошо бы сейчас уцепился обеими руками, лишь бы не полететь кубарем в тянувшую за собой пропасть. Можно? Почему-то — в эту самую секунду — всё остальное казалось просто неважным. Разве не был его ответ очевиден, как бы Сасара того ни спросил, с самого начала? Сколько бы времени ни прошло — Рошо всегда отвечал, и ответил бы одинаково. Чёрт побери, вот что было неизменно. С первой встречи — до последней. С первого взгляда — до этого взгляда, до этой самой связи — которой ни один из них сейчас не в силах был разорвать. Разве не был его ответ очевиден? Но Сасара ждал. Ждал, поджав губы чуть видно, с крохотной морщинкой, тенью пролёгшей меж тонких бровей где-то среди зелёных прядей. И смотрел так, словно от ответа зависел он сам. Интуиция, которой он так слепо доверял, за которой без единой мысли бросался следом, потушила свой голос — ожидая одного лишь позволения. Рошо, глотнув, раскрыл было рот. Но быстрее того понял, прикусив язык, издай он сейчас хоть звук — голос бы точно предал его самым подлейшим из способов. Говорить вслух нечто столь ясное — ясное ведь для них двоих, правда? — почему-то сама мысль об этом вдруг прихлынула к щекам волной непрошеного тепла. Да, и как он должен был это сказать?.. Слова, что должны были естественно сложиться в нужные фразы — хотя бы в одну — давно разлетелись во все стороны — отняв малейшую способность говорить связно. И потому, лишённый голоса, не найдя воли ни на что другое, Рошо тупо кивнул. «Правда — можно». «Что бы то ни было…» Той же секундой, Сасара, облегчённо улыбнувшись, тихо выдохнул. Пальцы, прежде неуверенно задержавшись у его висков, шевельнулись, захватывая тонкие дужки. И одним медленным, осторожным движением Сасара, не отводя глаз, медленно спустил круглые очки вниз, сняв их. Как по щелчку, картинка перед глазами ожидаемо поплыла, теряя чёткость. С непривычки Рошо пару раз моргнул. Всё вокруг напоминало теперь странную какофонию бликов и цвета. Даже лицо напротив… уже сложно было назвать «остроскулым». Поневоле он сощурился, в тщетных попытках вернуть утраченное видение (что ситуации, однако, не улучшило). Чувство уязвимости, неизменно приходившее в такие моменты, возвратилось к нему снова. Слеп, как крот, без пары стёкол перед глазами… легко же его было вывести из равновесия. Вот только и взгляд зелёных глаз — то, за что он, не признаваясь в этом самому себе, цеплялся — вслед за очертаниями вещей, тоже расплылся, теряясь в пятнах приглушённого света. То, что он больше всего не хотел терять — сейчас. И где-то в голове невольной вспышкой мелькнула глупая, совсем не имевшая значения мысль. «Только не оставляй…». Сам не заметив того, Рошо чуть подался вперёд, напряжённо схмурив брови. Мягко усмехнувшись, Сасара аккуратно положил очки на стол рядом, и коротко выговорил: — Тебе это не нужно. Его ладонь опустилась на плечо Рошо. Незаметно притянув его немного ближе, он качнул головой вперёд, почти коснувшись его, на секунду пряча от света собственный взгляд. И, сухо сглотнув, чуть тише — лишь попросил: — …закрой глаза. Почему-то не дыша, Рошо послушно опустил веки. Последнее, что странным осознанием блеснуло в смешавшихся мыслях — кажется, никогда в жизни ему ещё не доводилось слышать Сасару таким. Слышать таким — так близко — так. Чужое дыхание, вдруг став ближе, мягким, чуть прерывистым теплом огладило щёку — сковав его до самых кончиков ногтей. Непроизвольно, Рошо стиснул веки сильнее. Чувствуя, что чужой рукой на своём плече (или своими же силами?), почти мучительно неспешно, двигался всё дальше вперёд. Рука, давно выпустившая из пальцев ручку, до сих пор лежавшая на краю стола, чуть дрогнула. Прохладная ладонь лёгким движением коснулась щеки, задержалась на ней — словно бы привыкая (или давая привыкнуть?). Следом — поведя ниже, очертила подбородок, и, скользнув к шее, пропустила сквозь пальцы длинные пряди. Вниз по спине, будто бы отзываясь на прикосновение, прокатилась волна мелкой дрожи. Рошо, не шевелясь, кое-как сглотнул. На лице — забирая землю из-под ног, горячими, одуряющими всполохами, рдел пожар. То, что происходило — верно?.. То, что сейчас происходило… Голову кружило нещадно. Дыхание — его собственное — на слишком долгий миг куда-то подевалось. В касании чужой руки — ничего, кроме щемящей сердце, трепетной, неизъяснимой никакими словами нежности. Подождав пару — невероятно долгих — секунд, не убирая ладони, Сасара чуть наклонился вперёд и, протянув руку, мягко коснулся руки Рошо. Той, на которую он, застыв в единой позе, казалось, судорожно навалился всем телом, из последних сил сохраняя хрупкое равновесие. Тихо втянув носом воздух, Сасара накрыл его ладонь своей и, дождавшись молчаливого позволения, осторожно переплёл свои пальцы с его. Сердце ухнуло куда-то глубоко вниз. От ощущения, прежде невиданного, Рошо непроизвольно повёл плечом, но руки не убрал. Лёгкая прохлада чужой ладони, окутав его собственную, горячую, утягивая за собою, вдруг показалась ему живительной. Лишь сейчас, отрывистой мыслью, Рошо запоздало подумалось — после каждого, даже крохотного движения, Сасара ненадолго замирал. Смеялся? Играл? Размышлял?.. Причиной могла быть любая из тысячи. Вот только на спутанный ум, словно с чего-то сама собой разумеющаяся истина, приходила лишь одна. Если то, чего он боялся… Беззвучно выдохнув — надеясь, что сумел — Рошо, чувствуя, как в висках оглушающе колотится сердце, чуть стиснул ладонь Сасары. И, приоткрыв рот, севшим голосом — вымолвил вновь: — …можно. Руки Сасары еле заметно дрогнули. Прерывисто кратко выдохнув — наверное, улыбнувшись — он ещё раз напоследок пропустил сквозь пальцы длинные пряди, и оставил их. Рошо, совсем немного схмурив брови, не открывал глаз. Слепо — позволяя вести себя. «Просто… прошу». Словно прочитав его, Сасара скользнул пальцами ближе и слегка приподнял его лицо за подбородок, развернув его к себе. Лёгкое дыхание, совсем близкое, коснулось его щёки. И прежде чем Рошо, покрепче стиснув веки, успел порывисто втянуть в себя крохотный глоток воздуха — что-то мягкое, сухое, очень тёплое прижалось к его губам — накрыв их единой волной. Дыхание застряло где-то в груди — и, жарким вихрем перевернув замершее сердце, встрепыхнулось птицей. Тьма за веками, ослепляя, вспыхнула миллионом искр. Рошо — вспыхнул до самых кончиков ушей. Чужие губы — как никогда близко, как никогда горячо — прямо сейчас, секунда за секундой, сминали его собственные. Губы, что улыбались ему каждый день, губы, что шутили и смеялись, как никакие другие… губы, что он знал — и не знал — уже столько лет. Тело, как по щелчку, распрощалось с разумом, больше не слушаясь. Свободной рукой сминая разбросанные по столу листы сценария, Рошо тяжело подался вперёд. И, не осознавая, что делает, чуть приоткрыл рот. Будто ожидав лишь этого, в тот же миг, зарывшись пальцами в волосы на затылке, Сасара порывисто выдохнул в поцелуй, стиснув его ладонь в своей, и прижался ещё ближе — ближе. Язык — обжигающе горячий — скользнул внутрь. Сердце, что давно уже не подчинялось разбросанным во все стороны мыслям, дрогнуло от нового ощущения. Ощущение — прогнало мурашки по всему телу, стягивая низ живота узлом. (Стой он на ногах секунду назад — сейчас удержаться на них бы уже не смог.) В голове помутилось, наполняя пустоту мыслей доверху какой-то беспомощной, трепетной слабостью. Неловко соскользнув рукой с края стола, Рошо чудом не упал вперёд — уцепился ватными пальцами за чужую футболку, вжавшись по инерции в чужие губы ещё сильнее. Ближе, ближе… Губы Сасары — непостижимого вкуса, страшно знакомого — бесконечно родного. Грудь неприятно сдавило изнутри — лишь тогда Рошо, спохватившись, почти судорожно втянул носом воздух. «Дышать…» Прохладные пальцы, скользнув вверх по шее, коснулись подбородка, чуть опуская и направляя его к себе. Сасара, на мгновение выпустив его ладонь, сам мягко подхватил его за талию, не давая упасть и прижимая ближе. Расстояния между ними, казалось, больше не существовало. Словно видение, чужие губы на неуловимое сердцем мгновение мазнули тёплым поцелуем по щеке, влажно спустившись ниже, коснулись разгорячённой шеи у бьющейся жилки — и, вернувшись к его губам, словно бы вовсе не покидая их, утянули его за собой вновь. В мыслях, словно откуда-то из прошлого, смутно прозвучал отголосок эха, чувства, фразы. »…у меня в школе был друг…» …Все те невысказанные слова, что вертелись в его голове уже месяцы, а может, и годы, все те вопросы, что он задавал себе снова и снова, отчаявшись найти истину — наверное, больше не требовали ответов. Ответ, единственно верный — был прямо у него в руках. Бессильно — беззащитно перед собственным сердцем, Рошо лишь крепче обхватил руками острые плечи. Не веря… Слыша только, как кровь выстукивала ритм тяжёлым молотом где-то в висках, кружа сознание — Рошо неожиданно для себя понял, что судорожный гул его собственного сердца слился воедино с сердцем Сасары. На миг крепкая хватка на талии исчезла, больше не держа его. Но, не давая потерять себя, тонкие пальцы, больше не прохладные, коснулись его щеки — и Сасара обхватил его лицо обеими руками. Лишь на короткое мгновение тонкие губы чуть отстранились прочь. Коснувшись кончика носа Рошо своим, Сасара мягко провёл большим пальцем по его щеке. И, еле слышно, казалось, почти совсем не дыша — лишь вышептал у самых губ: — Рошо… Шёпот, прогоняя мурашки по шее, коснулся его слуха шелестом летнего песка. И прежде чем Рошо, мутно замерев сердцем, приоткрыв рот, зачем-то попытался вымолвить что-нибудь в ответ — губы накрыли его с такой порывистой нежностью, что мир вокруг, под ногами, в самой груди — украв последний вздох, закружился сияющей каруселью. Рошо — себя всё же потерял. Там, куда Сасара, вдох за вдохом, тянул его следом — тем чувством, дыша словно единственным в мире воздухом, теперь хотелось просто захлебнуться. Там — жизнь. Ладони, сухие и мягкие, источавшие родное тепло, держали его, окутывая со всех сторон — отнимая трепетный дух, и взамен — даря какое-то совсем необъяснимое чувство… безопасности. Наверное, забыть это чувство он не смог бы больше ни за что на свете. Забыть его — забыть себя до самого последнего слова. Даже если это всё, от смятых и разбросанных по столу сценариев и смявших ткань футболки рук, до слабой дрожи в коленях и невесомого щекочущего прикосновения чужих волос к лицу — в конце концов, иллюзия… он на неё был согласен. Но, наконец, прерывисто выдохнув в последний раз, Сасара неспешно оторвался от его губ. Не открывая глаз, как напоминание, он оставил лёгкий поцелуй на выступающей скуле. И, на короткое мгновение коснувшись пальцами затылка Рошо, невесомо соприкоснулся лбом с его. На несколько тихих, безмолвных секунд они застыли неподвижно, лишь переводя неровное дыхание. Утопая в тепле друг друга — и, понемногу, возвращаясь к самим себе. Совсем немного отклонившись назад, Сасара одним движением заправил за ухо выбившуюся длинную прядь. Тепло чужих губ окончательно исчезло. Не дождавшись их, Рошо чуть сбивчиво выдохнул оставшийся воздух, и лишь через секунду понял, что до сих пор цеплялся пальцами за ткань чужой футболки. Запоздало разжав хватку, он почти что потерянно приоткрыл веки, как-то тупо моргнув, и со смутным чувством уставился куда-то перед собой. Жар, полыхавший горячими волнами, нещадно мутивший разум, всё не сходил с лица. Жар на губах — с совершенно иным вкусом. Сасара без труда поймал его блуждающий взгляд своим — и просто, знакомо, по-лисьи ему улыбнулся. Всё те же зелёные глаза. Хитрые донельзя, с искрами озорства, вечно таившимися где-то в глубине, но столь часто выпрыгивавшими бликами на поверхность. Теперь — с той нежностью, которой он никогда в жизни не ожидал в них увидеть. В уголках глаз предательски и ни с чего защипало. «Чёрт, что за…» Выдержав небольшую паузу, но, всё же, не уняв обычного себя, Сасара всё же тихо фыркнул: — Пф, У тебя всё хорошо? Ты весь красный как… …Рошо?.. Он запнулся на полуслове, не докончив шутки, и недоумённо моргнул, замолчав. Ничего не говоря, Рошо обессиленно уронил голову ему на плечо, крепко стиснув зубы — и как-то сдавленно, почти придушенно вдохнул. «Нет, нельзя…» Зажмурившись, он запоздало зажал себе рот рукой — давя внутри рваное дыхание. Горло мучительно свело. Последнее, чего он только хотел… перед Сасарой… без причины… Если постараться, он сможет пересилить… Но, на миг прерывая ход беспорядочных мыслей, чужая рука осторожным движением обвила его плечи. Рошо дрогнул, и чуть обернул голову. Совершенно потерянный, не отрывая от Рошо широко распахнутых глаз, Сасара выдохнул, и молча прижал его к себе. Непривычно громкий стук чужого сердца толкнул Рошо в грудь, на мгновение вернув его к действительности. Сасара — казалось, впервые за долгое время настолько — по-настоящему — растерянный, лишь прижался щекой к его затылку — и почти беззвучно, сдавленно вышептал: — …Рошо, я здесь. Внутри Рошо будто что-то щёлкнуло, надломившись. И слёзы — которых он не просил — неудержимым потоком хлынули из глаз. Из последних сил попытавшись заглушить самого себя, вцепившись пальцами в измятую ткань своей же рубашки, в попытках глубоко вдохнуть Рошо лишь издал судорожный всхрип — и, беззвучно закашлявшись, окончательно сломался. Плач, больше ничем неостановимый, будто пробив истрёпанную плотину, надрывными толчками вырывался из груди, разбивая тишину комнаты на куски, отдаваясь в ушах неровным, резким эхом — и повторяясь, повторяясь, снова и снова. Рошо плакал — скуля, всхлипывая, хрипя, выкашливая сиплые сдавленные стоны, не находя дыхания — больше не в состоянии держаться, теперь — не в состоянии остановить самого себя, как бы того ни хотел. «Да что с тобой за…» Скрипнув зубами, трясущимися пальцами он уцепился за футболку, тщетно пытаясь скрыть заплаканное лицо, но в конце концов вновь бессмысленно уткнувшись во влажную от собственных слёз ткань. Размазанное зрение без остатка затуманила влажная пелена. Земля под ногами предательски покачнулась. «Чёрт, да чёрт тебя…» С каждым всхлипом сердце неведомой силой раздирало на части — и в тот же миг оно словно расцветало новой жизнью — повторяя этот круг вновь и вновь. Вновь, и заново… Больше не понимая — так никогда и не поняв — что чувствовал, Рошо мог лишь цепляться за плечи Сасары — надеясь скрыться, провалиться под землю и исчезнуть — жалко надеясь, что руки, обхватившие его теперь, не были теми руками, что, будто драгоценность, так нежно держали его лицо секунды назад. Сквозь слёзы и разбитые неясностью спутанные чувства, которых не мог понять — так сильно надеясь, что они были именно теми руками… Горевшее солью лицо, сводя щёки спазмом, будто впечатавшись в них — проступая сквозь слёзы, перекашивала широчайшая улыбка, совершенно странная — улыбка, которой он мог и не мог осознать. Непроизвольная дрожь в уголках рта, наверное, превращала её в устрашающий оскал. «Какая же нелепость». Но Сасара, несмотря ни на что — не отпускал. Не одёргивал. И совсем не смеялся. Всё ещё сотрясаемый всхлипами, Рошо кривовато усмехнулся в чужое плечо, не поднимая головы. «Уж лучше… пошутил бы поскорее…» Руки, обнимавшие дрожащие плечи, не выпуская, окутывали сквозь ткань рубашки живым теплом. Тот, что навеки был слеп к любой из опасностей — держал в руках бурю, без единого признака страха. В конце концов, оставив жалкие попытки вырваться и при этом остаться, Рошо, всхлипнув, отвернул голову, и слабо повис на чужом плече. Улыбка, не смываемая даже слезами, застыла на лице усталым отпечатком трепетного чувства. Секунда шла за секундой — и слёзы, что прежде рвали измученные лёгкие на части, понемногу утихали. Наконец, с трудом сглотнув с сухостью в горле, Рошо шмыгнул носом и, неловко выпустив измятую и влажную футболку из пальцев, попытался расправить плечи. Лишь убедившись, что тот способен держаться сам, Сасара расслабил хватку рук, и позволил Рошо выпрямиться. Отклонившись немного назад, Рошо как бы невзначай потёр пальцами покрасневший глаз, скрывая ладонью заплаканное лицо. Горло жгло всё ещё прерывистым дыханием. Слёз… больше не осталось. «…А вот неловкости, кажется, только прибавилось». Сасара, чуть сощурившись, с молчаливой проницательностью отвернул голову (тоже — как бы невзначай), и взял со стола круглые очки. — Держи, — он протянул их Рошо. Но, не дожидаясь ответа и пользуясь паузой, он раскрыл дужки и ловко нацепил очки ему на лоб, попутно взъерошив ладонью волосы на макушке. И, смешливо изогнув рот, коротко хохотнул. Рошо, отняв руки от лица, раздражённо закатил глаза, скрывая тень смущения, и привычным движением опустил очки на нос. Мир перед глазами, как по волшебству, прояснился. Остроскулое лицо перед ним, хитро улыбаясь, глядело на него со знакомым прищуром изумрудных звёзд, светясь, словно освещённое солнцем — или словно было этим солнцем. Смущённое чувство потерянности (в пространстве) растворилось в круглых стёклах очков. Так-то лучше. — Так-то лучше, — ухмыльнулся Сасара, довольно покивав, и оценивающе сложил руки на груди. Рошо фыркнул, и демонстративно поправил очки сбоку. То, чего невольно ждали оба — но к чему как минимум Рошо ни телом, ни духом готов не был — в конце концов, повисшая между ними плотная, нескладная тишина. Исписанные листы сценария, неряшливо разлетевшиеся по столу (а некоторые — и упавшие на пол), неизменно напоминали о том, что в одночасье оказалось для них двоих — для Рошо — более важным. Насквозь мокрый рукав смятой домашней футболки, свисавший с острого плеча — неизменно напоминал. О том, что сказано так и не было. Рошо закусил губу, и, скрестив руки, напряжённо отвернулся в сторону. Секунды шли — волочились едва и невыносимо. Вот уж чего Сасара вынести не мог — тишины. С самых давних лет так было. Им обоим это было отлично известно. Так что же сейчас?.. «Чёрт возьми, не напомнишь, кто из нас тут эксперт по нелепым шуткам?» Так или иначе, Сасара ничего не спрашивал, и, что ещё хуже, даже не шутил. Думал над новым каламбуром? Исключено — экспромтом он не острил, разве что, во сне. Сбит с толку? Только не Сасара. Ждал, пока что-нибудь скажет Рошо?.. Вот только у Рошо, на коего возлагались столь большие надежды, в голове — пустота, в сердце — вихри, а перед глазами — сверкающая зелень. Но наконец, казалось, собрав пыль воли в кулак, Рошо резко втянул носом воздух — и раскрыл рот одновременно с Сасарой. -А…       — Я… Общий звук получился похожим на какой-то сдавленный гудок. Растерянно-глупо поморгав, Сасара фыркнул, и лёгким театральным поклоном предложил ему изъясниться первым. Сдвинув брови, Рошо машинально бросил взгляд на рукав футболки, мокрый от… его собственных слёз. «Почему ты заплакал?» В груди, задев сердце, шевельнулось виноватое чувство. «Конечно, он никогда бы не спросил… Это ведь Сасара. О чём я только думаю?». А если он не спросит — можно было бы и махнуть рукой на случившееся, разделив эту счастливую забывчивость на двоих. Вот только Рошо всё ощущал на себе выжидающий взгляд — без единого сомнения, до сих пор отчасти встревоженных — зелёных глаз. И не был способен просто махнуть на него рукой. Сасара — не мог вынести тишины. Рошо — не мог молчать. И потому, мучимый невысказанным объяснением, тяжело сглотнув, охрипшим голосом он поспешно выпалил: — Я просто… это так, ничего… не волнуйся… я не… это не… …попытался выпалить. Слова, до сих пор прерываемые непроизвольными остатками всхлипов, в связные фразы складываться никак не хотели. «Что за…» Рвавшиеся наружу чувства — не знали человеческого языка. Досадливо сжав зубы, Рошо вскинул голову, глянув на Сасару почти умоляюще. Но тот, кажется, всё понял. Он улыбнулся, коснулся его подбородка кончиками пальцев и, в последний момент игриво ухмыльнувшись, быстро чмокнул Рошо в нос. — Это? В самой груди откуда-то, вытесняя тёплый трепет высохших слёз — вспыхнув лучом солнца, накрывшим собою тело, и согревшим до самых кончиков пальцев — словно весенний цветок, расцвело хрупкое счастье. Зелёные глаза, уже найдя ответ в его собственных, лукаво сощурились. Чувствуя, будто с плеч свалилась гора, Рошо с великим облегчением выдохнул, устало и благодарно улыбнулся, и, ничего не говоря, просто кивнул. Сасара — снова, прочёл его. Хотя, казалось бы, и сам — раскрытая книга, полная картинок. Напоследок ещё раз утерев глаза под очками, Рошо шмыгнул носом, и поднял с пола упавший исписанный шутками лист. Впрочем, сложно было представить — как тому не знать книги, волей ли, неволей ли написанной его собственными руками. Что теперь? Кажется, всё-таки был один вопрос, который он — пока — не хотел бы задавать. — Кстати… Намеренный прятать смущённый взгляд в разбросанных по полу черновиках ещё какое-то время, Рошо мысленно ругнулся и, помедлив, всё же вопросительно поднял голову. — Смотри, не влюбись в меня, — Сасара театрально вздохнул, склонив голову и сложив пальцы веером, и как бы невзначай прибавил уклончиво, — А то слышал, что твоё сердце уже украдено кем-то другим… — Спросил бы, от кого… — Рошо был готов поклясться, что у него только что дёрнулся глаз, — Но — ты издеваешься?.. Сасара загадочно (если вовсе был на такое способен) хохотнул — и, чуть было не плюхнувшись на спину, в последний момент увернулся от летящего в него удара. — Ладно, ладно! — взмолился он о пощаде, замахав руками, когда Рошо, не дрогнув лицом, с напускно-ледяным равнодушием предупредительно занёс над ним кулак во второй раз, — Понял, шутка неудачная — в сценарий не пойдёт… Убедившись, что ему ничего не грозит, Сасара облегчённо выдохнул и одним движением сгрёб оставшиеся разбросанные листы, водрузив их обратно на стол. Он наклонился, пошарив под ним, достал упавшую ручку — и, протянув её Рошо, с улыбкой, слегка виноватой, проговорил: — Знаешь, я часто слышу от людей, что у меня заела пластинка… Рошо недоумённо моргнул, взяв ручку, и, поправив очки, невольно вгляделся в лицо напротив. Было что-то, что он упустил?.. Задумчиво отведя взгляд в сторону, Сасара скользнул им по одному из недописанных сценариев. Но — в самую последнюю секунду озорство нашло свой путь — несдержанно сверкнув в зелёных глазах — и Сасара, отпрыгнув в сторону, преисполненный торжества, выпалил: — …Но я их за это не винил! Рошо — слишком поздно осознавший, запоздало рванул вперёд, но рука его схватила лишь воздух — и под звенящий смех Сасары он, в разгневанной и бессильной досаде уронив лицо в ладони, простонал: — Да чёрт тебя побери, Сасара..! *** Стрелка часов, потикивая, неспешно минула два часа ночи. Двое, сидя в приглушённом свете лампы, негромко переговариваясь, строка за строкой, слово за словом — сочиняли. Страницы, сотканные из шуток и смеха будущих зрителей — зрителей, что были обречены влюбиться — ложились одна на другую, исписанные чернилами, наполненные вдохновением дуэта. Дуэта — что, совсем скоро — вместе ступит на судьбоносную сцену — и покорит сотни нетерпеливых, жаждущих сердец. Дуэта с именем «Дотсуитаре Хомпо». Дуэта — что взберётся на вершину, и завоюет звонким смехом небеса. *** ***