Я удалю тебя из друзей

      Отделение МВД остаётся позади и Юля облегчённо вздыхает.       — Как же у них все долго делается — я чуть не уснула!       Лера идёт молча, лишь изредка через плечо кидает взгляд назад и еле сдерживается, чтобы не показать фак и громко-громко не послать полицию нахуй. Спустя полминуты стараний она сдается.       Пчелкина понимающе кивает головой, мысленно поддерживая подругу.       Мало того, что они все там провозились около четырех часов, так ещё изначально у них не хотели принимать заявление. Казалось бы, приди сюда одна девушка — полицейские бы сто процентов отправили ее куда подальше, так ещё и начали бы затирать что-то про — вы же испортите жизнь человеку, а у него работа, дом, дети, семья!       Но они пришли целой толпой. А чуть позже подоспел Гром, расположив сотрудников к себе. Кончилось все благополучно — заявления приняли, девушки дружно плачут и, ещё находясь в отделении, бронируют себе столик в кафе неподалеку.       Игорь заручился повлиять на коллег, чтобы следствие открыли как только, так сразу. Юля льнётся и мягко целует его в щеку — мужчина бесстыдно краснеет, словно школьник на выпускном из девятого. Брови распрямляются, их кончики в виде молний на время не кажутся такими острыми.       Лера закатывает глаза на телячьи нежности и покидает помещение самой первой, но все же дожидаясь товарищей за углом.       Сергей рад, очень даже рад. Пусть это только начало их длинного пути, но первый и самый огромный шаг они уже сделали. Дальше — разбирательство, следствие, экспертизы и по окончанию суд — уже не их забота.       Камень с радостным возгласом падает с души куда-то в Марианскую впадину. Он облегчённо вздыхает, намеревается расслабиться.       Однако уже спустя буквально несколько минут нахождения на улице его накрывает тревожность. Руки начинают ощутимо дрожать, а тело отказывается слушаться. Он отстал от подруг, которые, походу, не заметили его отсутствия.       Краски вокруг блекнут, вот вроде бы прохожий идёт, а глянешь на него — взгляд пуст и мурашки бегут по пояснице. Звук машин становится еле слышен, словно за бетонной стеной.       Мир скачет перед глазами со страшной скоростью — сердце бешено качает кровь по сосудам. Юноша судорожно роется в кармане полупустого портфеля, находит небольшую баночку с таблетками и закидывает две штуки в рот, на сухую проглатывая.       Медикаменты дерут горло, но слюна вырабатывается чересчур обильно, так что в итоге они проскакивают по глотке.       Девушки скрылись за горизонтом, а Разумовскому становится так страшно, что ноги подкашиваются. Он еле как находит скамейку и крепко хватается за прутья, дышит часто-часто.       Нервы на пределе и кажется, будто весь мир испепеляет его взглядом в данную секунду. Каждый случайный прохожий смотрит на него косо, каждая клетка тела ему противостоит.       Стрелка на часах медленно двигается по циферблату, отсчитывая второй десяток минут.       Идти сложно, но уже намного легче. Асфальт плавится под ступнями, а трещины в плитке блещут опасностью. Но опасность чувствуется не только от нее.       Он резко оглядывается — никого. Прищуривается, вроде показалось. Спустя несколько метров вновь оборачивается — опять никого. Сергей кладет руку на сердце, нервно сжимает ткань толстовки.       Все в порядке, все в порядке, все в порядк...       Безусловно, блять.       На всякий случай некоторое время петляет, из одного двора заходит в другой — и так несколько раз, а после быстро выбегает на проезжую часть. Автобус очень вовремя подъезжает к остановке и парень облегчённо плюхается на сидение. Водитель кричит передавать за проезд, но тело вжимается в спинку сидушки, не позволяя подняться.       Люди вошедшие следом за ним выглядят вроде... нормально? Нет никаких подозрительных капюшонов, натянутых по самый нос, нет солнцезащитных очков или медицинских масок. Дышать становится чуть проще, но кошки все равно скребутся на душе.       Остановка сменяет остановку, серый пейзаж за окном внушает ещё большее чувство тревоги — Разумовский отводит взгляд. Звук проезжей части стучит в висках, голоса пассажиров вливаются следом, утрамбовываясь. Только сейчас он вспоминает о наличии наушников в кармане.       Самое настроение послушать «Три дня дождя». От знакомых битов, голова чуть расслабляется, немного выпуская юношу из тисков страха.       Пыльная улица встречает его зудом в носу и макротой в лёгких. Путь держит к общаге — надо забрать ещё один чемодан. Подойти к зданию по людным улицам Питера у него нет возможности — только блуждать по узким улочкам, в надежде всё-таки дойти до пункта назначения.       Ступает аккуратно, навострив шестое чувство. То и дело оглядывается — все чисто. Шагает чуть увереннее, но все ещё настороженно.       Отвлекается на лёгкую вибрацию телефона, смотрит — сообщение от Олега. Telegram       Олег >>Серёж? Давай поговорим?       ответить Олег> пометить как прочитанное>       Чуть не роняет телефон на асфальт, крепко вцепляясь в провод наушников. Фыркает раздражённо. И как же Волков говорить собрался? Как недавно с Мариной за банкой пива? Нет спасибо, он, пожалуй, откажется.       Смотрит в экран ещё несколько секунд и яростно нажимает на блокировку экрана. Недовольно поправляет пальто и поднимает взгляд вперёд на дорогу.       Перед глазами мелькает фигура, приближается молниеносно. На инстинктах самосохранения он подается назад, чуть не запнувшись о собственную ногу. Однако чужой кулак настигает его скоропостижно.       Сергей отшатывается и раскрывает глаза, таращась на неизвестного. Прижимает правую руку к плечу, скрипит зубами. Сердце пульсирует в запястьях, в голове глухо и звенит. Разворачивается на каблуках, хочет как можно скорее дать деру, вот только позади стоит второй незнакомец.       Выразительная бородка переливается золотом в редких лучах солнца, руки скрещены на груди, а в глазах горит азарт. Разумовский чует, что дело не то, что пахнет жареным — оно пылает, к хуям сгорая в пожаре.       Всевозможные пути отступления перекрыты, рюкзак за плечах теперь ощущается в несколько десятков раз тяжелее. Твою ж мать. Как знал, что шестое чувство его не подводит.       Незаметно лезет рукой в карман, подцепляя излюбленный нож-бабочку зелёного цвета. Пространства становится не хватать, как и воздуха, когда он понимает, что кольцо вокруг него сужается, а тот, что позади, готовится к атаке.       Резко отскакивает в сторону, как раз вовремя, чтобы первый промахнулся. Драться с двумя ему не впервой. Однако тогда все было по-другому — не было ножа в зажатом кулаке, не было сухого безразличия в глазах противников.       От этого ещё страшнее.       Мысли, недавно покинувшие светлую головушку, вновь вливаются в сознание, затмевают картинку перед глазами, отбиваясь бешеным ритмом в венах. Кто они? Какие у них счёты? Какую подлость Сергей им успел сделать?       Проносится мысль, что это дружки Шуры пришли мстить за товарища. Однако, когда второй удар наконец достигает своей цели — уже в живот — он замечает одну деталь.       Страх окутывает новой волной, подгребает под себя, хлещет по щекам, как Костя когда-то с бодуна. Запястья. Их запястья забиты татуировкой — не простой, а той самой. Сергею херово.       Почувствовав физическое превосходство, первый налетает с кулаками с новой силой. Лупит куда придется. Прилетает и в живот, и в челюсть, и даже каким-то образом в пах. Хочется скулить от боли — Разумовский стискивает зубы.       Выкидывает руку с зажатым в ней ножом вперёд, не глядя. Будь у него больше пространства, а не навалившаяся сверху туша, получилось бы увереннее и точнее. Вопреки его ожиданиям, слышится что-то похожее на крик и громкая брань.       Полоснул плечо. Так, супер. А дальше то что?       Мужчина вопит и пытается зажать открытую рану кофтой, прежде завязанной на поясе. Сергей ползет на корточках к сброшенному рюкзаку — он весь в грязи и очевидно пропитался запахом ссанины, — не отводя взгляд от орущего мужчины.       Подскакивает на ноги и галопом направляется к бреши между домами. Ещё немного и он выбежит во двор, а там наверняка есть люди. Точно! Там есть люди! Надо закричать, надо подать какой-то сигнал, чтобы хоть кто-то услышал. Только он открывает рот, как его резко дёргают назад, крепко зажимая рот ладонью.       Получается какой-то недописк-недовой, когда что-то тяжёлое прилетает в копчик. Рот все ещё зажат, и его притягивают вплотную — устраивают подбородок на плече, шепчут.       Разобрать слова не получается из-за грохота сердца в ушах. Страшно и коленки подгибаются. Он обмякает. Волосы так раздражающе лезут в лицо — хоть отрезай.       Крика больше не слышно, людей все также не видно. Он сидит привалившись к стене дома и еле дышит. В руках бумажка с корявым адресом. Все тело ломит до дрожи в челюсти и вообще, блять, всем. Лукавая улыбка второго стоит перед глазами, больно кусаясь, проводя лезвием по коже и стягивая тугой петлей на шее.       «Кинг ждёт тебя».       Олег удручающе таращится на телефон в своей руке, тяжело вздыхает. Листает диалог и снова вздыхает.       — Да ты заебал вздыхать, — Вадик сидит на соседней кровати — без малейших угрызений совести — в кроссовках.       Волков переводит на него свой взгляд, смотрит тяжело и опять вздыхает.       — Я тебе здесь о проблемах своих рассказываю, а ты только о своем педике и думаешь.       — Так ты сам пидор-то, — он хмурится, выключая телефон.       У Вадика, по всей видимости, очень неплохое настроение. Он в открытую ржёт. Не, ну надо было видеть моську Олежки — он сейчас уссытся.       — А ты? — лукаво тянет улыбку.       Олег хлопает глазами и моментально вспыхивает.       — Так о чем ты там говорил? Эконом? Армия?       — Эх, — юноша вытаскивает зубочистку изо рта, кладет голову на подставленную ладонь, — ну хоть ты скажи, какой из меня нахуй учитель начальных классов? Да я выгляжу так, словно ежедневно пизжусь на районе.       — Справедливо, справедливо. А в армию-то зачем идти? Ну, на другой факультет переведись что ли, — чешет затылок, поглядывает на настенные часы.       — Нахуй надо, — откидывается назад, плюхаясь грязной курткой на чистые простыни. — Я заебался тут торчать. Меня все бесит, и город и окружение мое дряблое.       Вадик чуть приподнимает голову и замечает хмурость на лице товарища. Обиделся что ли?       — Ты не в счёт.       — Эт да, но армия... я даже хз.       — Правда что ли? А мне кажется, ты другого мнения об армии. Не пизди, ты же уже давно задумывался о ней.       — Нет.       — Это утверждение, а не вопрос. Я же вижу, как тебе все тяжело даётся, учеба там, и вообще чувствуешь себя не в своей тарелке.       Олег массирует виски. Правда это, конечно — он давно думал об армии, как о запасном варианте. Вечное ощущение неправильности ещё с самых первых месяцев учебы тяжко грузило его думы. Единственное, пожалуй, что его все ещё останавливало...       — А как же Сережа без меня?       Вадик, кажись, смеётся.       — Он уже без тебя, интернет герой. Не ты ли выебывался и ебался с какой-то бабой? И не просто ебался с какой-то бабой — а на глазах у педика твоего, как его? Сергей? — он поднимается с кровати, смотрит на Волкова, пытается прочитать по лицу, но на нём лишь написано — «долго думал, подошел к окну, заплакал».       — Но я...       — Но ты? Дай ты уже человеку спокойно пожить. Не думаю, что он в тебе сейчас нуждается. Олег ещё раз смотрит на статус Разумовского в телеге — «был(а) в сети недавно» — и всерьез задумывается над словами Вадика.