Я удалю тебя из друзей

      Юноша дышит тяжело, отчаянно метает взглядом то туда, то сюда. Словно загнанный в ловушку хищником зверь, он пятится до тех пор, пока не упирается спиной в холодную бетонную стену.       — Я ничего не знаю, — еле слышно хрипит он, пытаясь проглотить ком в горле.       Нож не пускают в ход, как ему думалось, наоборот — убирают обратно в карман.       — Да ладно тебе, — темные брови взмывают ввысь, на лице пастелью написана гримаса разочарования.       Сергей подбирается ближе, чуть прищуривается и слегка наклоняет голову вбок.       — Кирк О'Райли, 20 лет, среднее специальное образование — биохимик. Хотел поступить в СПбГУ, но не хватило десяти баллов до бюджета, а отец-алкоголик не был в состоянии оплачивать учебу. Устроился сначала в кафе «Заря» на должность кассира, потом спустя полгода в бар «Под звёздами», где работаешь и по сей день. Владимиру Кварцеву Евгеньевичу приходишься племянником. Начали общаться примерно за два-три месяца до пожара, организовать который он любезно попросил тебя во время телефонного звонка ещё шестнадцатого марта. Кстати, — явно довольный собой, он откидывает с лица назад отросшие волосы, — запись разговора у меня также имеется.       По выражению лица так называемого оппонента сразу становится понятно, что тот уже успел мысленно написать завещание несуществующим детям и проститься со всеми имеющимися друзьями.       Последнее— это, конечно, блеф, но как хорошо сработало то.       Разумовский отступает на шаг назад, тяжело вздыхает и нервно стучит пальцами по кожаному ремню, звякает бляшка.       — Все ещё будешь отпираться и отрицать свою прямую причастность?       Кирк зарывается пальцами в волосы и склоняет голову, готовый вот-вот опуститься чуть ли не на колени.       Сергей недовольно цокает. Все пошло немного не по плану. Из-за лёгкого опьянения он потерял контроль над языком ещё сидя за стойкой, из-за чего пришлось на ходу продумывать план Б. Желательно было, чтобы всю сказанную им информацию О'Райли выложил самостоятельно.       А когда все идёт не по запланированному сюжет, обязательно выявляется какой-то косяк. Чего сейчас вообще не хотелось бы.       — Послушай, сейчас с тобой говорю я — а это цветочки. Мне лишь нужно ещё немного информации, и чтобы ты пошел в отделение и сдался добровольно. Подумаешь несколько лет посидишь в камере, статья то не такая уж и серьезная. Даю тебе совет, чисто по-человечес...       — Да заткнись ты нахер! — Кирк вскакивает на ноги и отталкивает от себя Разумовского.       Его бросает то в жар, то в холод, а руки то сжимаются, то разжимаются.       — С чего ты вообще решил, что я как миленький побегу и сдамся? Никто ничего не знает, никто ничего не видел! Я уничтожил все записи! А тебе никто не поверит!!       Сергей довольно улыбается, мысленно ставя торжественную галочку возле плана Б. Какой же он всё-таки молодец — обязательно надо будет похвастаться Косте, насколько он сообразительный.       — И вообще! Какого черта?! Кем ты себя возомнил? Просто какая-то вшивая шавка! И я... Я не намерен слушать это! Не виноват я ни в чем! Это все Вова меня подставил!       Не успевает Разумовский и глазом моргнуть, как О'Райли срывается с места, держит путь на проезжую часть. Выглядит это так смешно, что он уже в открытую ржёт. Направляется следом, стирая выступившие от смеха слезы.       Улыбка становится шире, когда он выходит из переулка и видит троицу в нескольких метрах от себя.       — Сержант Дмитрий Дубин, — мужчина в очках и с торчащим в разные стороны светлым пучком волос держит в руках наручники.       — Майор Игорь Гром, — показывает полицейское удостоверение, хмурит брови и поправляет кепку. — Вы подозреваетесь в совершении поджога по адресу *** двадцатого марта нынешнего года.       Второй полицейский надевает наручники на О'Райли.       — Вы имеете право хранить молчание, — добавляет он и открывает заднюю дверь бобика.       Сергей машет Кирку на прощание, пока тот жалко барахтается в стальной хватке мента. Дверь захлопывается и первый полицейский оборачивается.       — Здравия желаю, товарищ майор! — в шуточном жесте отдает честь юноша, тут же давя по тормозам.       — Здравия желаю? Уважаемый, — он вновь поправляет кепку, лицо также хмуро, — предъявите документы.       Разумовский демонстрирует свой паспорт и видит, как напряжённые складки на лице разглаживаются.       — А, так это Вы?       — Да, мне Юля рассказывала о Вас. Хорошо, что Вы оказались рядом и смогли задержать О'Райли. А то один я бы не справился.       Гром благодарно кивает и уже собирается отчаливать, как Сергей вспоминает кое-какую деталь.       — Он косвенно сознался мне в своей причастности к пожару.       Мужчина кидает взгляд на напарника, который уже сидит за рулём, чуть вздыхает и разворачивается к Разумовскому.       — Могу предъявить аудиозапись.       — Хорошо, будьте добры сегодня-завтра подойти в 5 отделение МВД. Там уже мне все покажете и расскажете.       — Понял. Договорились.       — Вы молодец, хорошо постарались, идите сейчас как следует отоспитесь. На Вас лица нет, — поясняет он.       Машина тяжело кряхтит, но всё-таки заводится и медленно двигается, удаляясь по проспекту. Сергей устало выдыхает. В 2-ГИСе просматривает ближайшие автобусные остановки, в надежде вернуться в общежитие до семи утра.       Перед глазами все пролетает так быстро и непонятно, что Разумовский еле успевает оглядываться по сторонам.       Обшарпанная однушка на Дыбенко за двадцать тысяч рублей в месяц не предвещает ничего хорошего. Однако жаловаться на жизнь юноша не привык.       Ставки теперь возрастают и набирают значительные обороты. Где его быстрее пырнут — возле общаги/универа или возле новой квартирки в криминальном районе?       Ситком, но это уже в порядке вещей.       Старая хозяйка деловито обхаживает свои харомы, восхваляя их, словно это номер в пятизвёздочном отеле в центре Москвы.       Презрительно окидывает скромные пожитки парня и настоятельно требует в сотый раз показать ей паспорт — хочет удостовериться в том, что новый житель ее покоев не какой-то криминальный барыга в подпольном бизнесе и ей потом не придется возиться с полицией, когда его труп найдут повешенным или задушенным на кухне.       На счёт последнего предположения Сергей молчит. Мысленно заранее прося прощение, если так и случится.       В целом, старушка оказывается не такой уж и сварливой, ее доисторические очки опасно покачиваются на кончике носа, а собранные в гульку седые волосы придают ей важности и некой презентабельности.       Напоследок она ему строго настрого наказывает не водить в дом девушек. Разумовский прыскает от смеха, а женщина лишь закатывает глаза и покидает скромную лачугу.       Он обходит квартиру несколько раз, пристально всматриваясь в вид за окном и опасно косясь на пожарную лестницу, находящуюся аккурат рядом с его окном в кухне. Решёток нет. Плохо. Входная дверь хлипкая, такую даже он в состоянии выломать — что уж говорить об элементарном взломе. Ещё хуже.       Радует его наличие крепенькой двери в ванне и спальной комнате. На этом по безопасности, пожалуй, все.       Интерьер уныл и мрачен. Покоцанный диван-раскладушка в спальне сильно скрипит, а стулья на кухне грозят развалиться в любую секунду. Холодильник ожидаемо пуст, чердак очевидно завален барахлом. Вода из-под крана в ванной комнате течет еле-еле, но все же намного лучше, чем в общаге.       Паутина по всем углам квартиры его ничуть не смущает, даже наоборот — радует. После крыс и полчищ тараканов ему уже ничего не страшно. Клопов он также не находит. Ну, до поры до времени, наверняка. Однако сейчас радости нет предела. По его меркам — условия просто замечательные.       Разложив имеющиеся вещи по шкафам и тумбочкам, он усаживается на диван, устало опираясь спиной о стену и для приличия переходит по ссылке в вацапе на конференцию. Лекция о питоне его совсем не вдохновляет, однако позволяет хоть немного, но снять напряжение.       Убаюкивающий голос Раиды Прокофьевны работает на ура. Уже через десять минут он лежит в полудрёме и листает ленту в инстаграме. Случайным образом переходит на бесконечное количество сторис Бузовой. Почему он вообще на нее подписан?       Кулинарные аккаунты его успокаивают и забыв о счёте времени, он просто смотрит на сервировку десертов. История заканчивается и начинается новая. Уже какого-то человека. Так ещё и для близких друзей. Глаза прищуриваются и тут же пошире приоткрываются.       Просто фотография двух банок пива на столе, подпись и какая-то отметка. Ник пользователя ему кажется отдаленно знакомым, но он никак не может припомнить, что это за человек. Переходит в профиль и прикусывает губу.       Возвращается к истории и переходит по отметке. Прокусывает губу до крови. Матерится громко и откладывает телефон. Благо микрофон отключен. Однако сон как рукой снимает и присутствовать на лекции больше нет никакого желания.       Отправив в чат жалкое «у меня вылетело», он закрывает ноутбук и заваливается на правый бок. Под ложечкой неприятно сосет, а глаза почему-то намокают.       «Хорошо, что мы поговорили и все разъяснили» — пульсирует в голове, больно ударяясь о другие мысли, постепенно расталкивая их. Не давая возможности сконцентрироваться на чем-то другом.       На языке — привкус крови, на сердце — смрад.       Шарит руками по карманам рюкзака, пока не находит полупустую пачку. Распахивает окно и тяжёлый питерский воздух ударяет по лёгким не хуже табака.       Дышит прерывисто, рассматривает скудный пейзаж. Появляется сильное желание включить Peirce The Veil. На полную громкость. Чтоб соседи и все нижние этажи ахуели.       Так он и поступает. И нет, ему ни капельки не стыдно. Даже тогда, когда начинают стучать по батареям.